Семен жил в сорока минутах езды от меня в частном доме. Наверное, это был единственный мой знакомый, кто проживал в своем доме. Он всегда так расхваливал свое жилище и преимущества загородной дислокации, что его хотелось ударить. Это был единственный минус Семена.
По пути молчаливый шофер старенькой десятки завез меня в большой супермаркет, построенный в этом дальнем районе, будто по мановению волшебной палочки. Здесь я купил фруктов и нарезок. Я не был в этой части города около года, но как же здесь все изменилось: повсюду стояли многоэтажки, краны, почти достроенные офисные здания и какие-то большие павильоны. Даже дорогу сделали новую, четырехполосную. По правде говоря, Семен так и говорил, что место это совсем скоро станет элитным, но мы тогда с друзьями посмеивались, напоминая приятелю, что на ближайшие десять квадратных километров здесь всего две постройки: дом Семена и заправка.
Я с трудом нашел дом своего товарища. Бывший двухэтажный добротный дособняк, казавшийся тогда большим, утонул в тени своих соседей – трех и четырехэтажных коттеджей с несколькими гаражами и огромными придомовыми участками, скрытыми за высоченными заборами. Теперь жилище Семена напоминало не апартаменты преуспевающего руководителя крупной конторы, а случайно построенный вигвам.
Я расплатился с таксистом и вышел. Из-за невысокого забора были видны окна второго этажа, крыша и дым, валивший густыми клубами высоко в небо. Я дернул ручку, она подалась. Вдалеке я увидел Семена, стоявшего возле мангала. Он махнул рукой, давай, мол, быстрее.
– Ого-го, ты что, йогой занялся? – сказал Семен, и мы обнялись.
– А что, от йоги худеют? – спросил я.
– Да ладно, так всегда говорят, когда хорошо выглядишь, – сказал Семен и хихикнул, – пиво будешь?
Я вынул запотевшую бутылку нефильтрованного из стоявшего рядом с мангалом небольшого переносного контейнера со льдом. Пенный напиток был божественным. Я не пил пиво уже месяц и наслаждался каждым глотком, мгновенно почувствовав легкое опьянение. Семен смотрел на меня и улыбался. Было видно, что он рад меня видеть. Он помешивал полуистлевшие поленья и похлопывал меня по плечу, мы болтали ни о чем и обо всем.
– Да, уже полгода, как… вначале тяжело было, ну да ладно, – сказал Семен, махнув рукой, закончив историю про развод. Мне стало жалко его и его жену. Я не знал ее близко, но всегда считал, что нет на свете семьи крепче. Еще раз я убедился, что нельзя делать никаких выводов и судить людей, даже если знаешь человека пятнадцать лет. У меня прямо укоренилась эта мысль, я подумал, что никогда и никого больше судить не буду. Семен пошел в дом, я открыл вторую бутылку пива и для приличия подергал железной кочергой горящие угли, будто я тоже причастен к процессу.
Через несколько минут мой приятель вышел, держа в одной руке пластиковый поднос с шампурами, в другой – тарелку со свежими овощами. Почему-то куски мяса не вызвали у меня никаких эмоций.
Он молча поставил поднос и тарелку, подмигнул и снова пошел в дом.
Дверь хлопнула, и на пороге снова Семен с еще одним подносом. Только теперь на нем была маринованная рыба на решетке. Это зрелище мне понравилось больше. Мангал был огромным, и я недоумевал, зачем жарить столько мяса на двоих. Но тут не было ничего удивительного, просто я давно не виделся со своим давнишним другом, а он ведь всегда был таким. Всегда за всех платил, даже если денег у него было меньше всех, он всегда покупал дорогущие подарки на все праздники, причем, всем кого знал; он всегда заказывал десять пицц и пять бутылок виски, даже если мы сидели вдвоем, в общем, широкая русская душа.
Семен подошел, встал рядом. Положил решетку и проворно разложил шампуры на мангале. Было слышно, как разгоряченные угли начинают испепелять мясо. Мы молчали. Просто стояли и смотрели на красные угольки, наслаждаясь смесью запахов жареного мяса и рыбы.
– Слушай, Сем, а как ты теперь с детьми? Видишься? – спросил я, вспоминая маленького черноволосого мальчика и его старшую сестру Полину, которая пошла в первый класс ровно в тот день, когда мы с Семеном виделись в последний раз.
Семен промолчал, сел на пластиковый стул, отпил виски из горла. Глаза его увлажнились. Он положил голову на ладони. Он сидел неподвижно, а потом его тело вдруг начало немного покачиваться. Видимо, давно все это в нем копилось, а тут я со своими дурацкими расспросами. Я растерялся, налили себе виски с полстакана и выпил залпом, перевернул шампуры и решетку с рыбой, чтобы заполнить эту неловкую паузу.
– Извини, – сказал Семен спустя несколько минут, показавшиеся мне вечностью, – Андрюх, прости, не сдержался, – добавил он и посмотрел на меня как-то особенно тепло; глаза его были красными от слез, бывшая армейская выправка сменилась образом сутулого старика, а морщинки нагло атаковали почти каждую часть лица. «Видимо, старость приходит от разочарований и обид», – подумал я.
– Сем, я не хотел спрашивать, я просто…
– Ладно, с детьми все нормально, мы видимся, просто… просто не могу привыкнуть еще. Знаешь, – продолжил он, закурив, – когда мне рассказывали знакомые, как тяжело мужики переносят развод, я смеялся над ними, ну, знаешь же, как я ко всем этим переживаниям и соплям отношусь, но вот пришла беда и ко мне, и тут мне уже совсем не смешно стало, ну ладно, чего уж там… – Он опять махнул рукой и разлил виски по стаканам.
Семен говорил правду, он всегда был очень сильным и любые неурядицы, включая миллионные долги, потерю работы и даже квартиры, переносил со стойкость царя Леонида из великой Спарты, но когда дело касалось сердечных дел, он не мог ничего с собой поделать, да и кто способен переносить такие вещи легко? Мы выпили еще граммов по двести.
– Андрей, я так рад тебя видеть, дружище! – Сема смотрел на меня и улыбался, щурясь от дыма. «Слава богу, что есть виски, – подумал я, – а то мы бы весь вечер говорили о разводе».
– Сем, я тоже рад! Я вообще, знаешь, дома в последнее время сижу да пишу себе понемногу. Со статьями покончено, осточертело! Книгу хочу написать.
– А я об этом как раз и хотел поговорить, – сказал мой приятель.
– Вот как?! – сказал я, вспоминая, кому еще я мог ляпнуть про книгу. Вроде бы только Инна знает об этом, а знакомые мои совершенно точно не знают, очень интересно.
– Вроде бы готово, – сказал Семен и снял решетку с рыбой. – А эти путь еще полежат, – показал рукой на шампуры мой друг, и перевернул их по очереди. Он закурил и добавил: – я сейчас работаю в «Ютере», слышал о таком? Ты бы знал, что там творится!
– Конечно, слышал. А что там творится? Заговоры, обманы, подкуп, проституция на рабочих местах?
Семен улыбнулся.
– Андрюх, как думаешь, сколько нам рукописей присылают каждый месяц?
– Ну, не знаю, тысячу… может, две, – сказал я, представив, как всю эту массу букв и слов читает какой-то умный робот.
– Двадцать тысяч в месяц, – сказал он. – Из них почти все – отборное дерьмо, как тебе такое?
– Ого! – Я присвистнул. – Кто же это все читает?
– Да никто, – ответил Семен и выплюнул окурок, – в том-то и дело, что никто. Я сам, когда пришел туда работать, много нового узнал. Я тебе больше скажу, писать у нас в стране меньше не стали, просто пишут в основном дерьмо. У нас у редакторов есть общее правило: читать по тридцать страниц из разных частей книги. Если в этом объеме мы находим что-то интересное, работаем с книгой дальше.
Я задумался. Как же все складывается, а! Получается, я в любой момент могу позвонить своему другу, одному из главных начальников издательства, и он сразу скажет мне прямо, получилось хоть что-нибудь стоящее или нет. Я улыбнулся, мне стало так хорошо, что я вообще перестал понимать, где нахожусь.
– Эй, ты меня слышишь, приятель?! Полгода, говорю, авторы ждут, чтобы получить хоть какой-то ответ. Ты что заснул?
– Д, э-э-э-э, извини, Семен, задумался… Целых полгода, ну надо же!
– Ну да! Но я это к чему все? У меня помощница есть, Марина Кравцова, симпатичная девушка, да еще и с мозгами, она как раз занимается вычиткой всей этой писанины. И вот как-то захожу я к ней, не помню зачем, а она мне показывает твою статью в журнале в каком-то, «Наши способности» назывался материал…
– Это в журнале «Человек», – перебил я.
– Ну да, наверное, так вот, захожу к ней, а она мне с порога говорит, что, мол, другу вашему Андрею Петрову не мешало бы книгу написать. Она вообще все твои статьи читает. Короче, взял я тот журнал, прочитал все и понял, что книгу ты и правда написать сможешь. В общем, я хотел с тобой именно об этом поговорить, а тут ты сам сказал, что книжку пишешь!
– Вот так совпадение, – сказал я, и мы чокнулись. Мы долго еще говорили о всякой ерунде, ели жареное мясо и рыбу, вспоминая былые деньки. Время от времени мы замолкали и думали кто о чем. Я заметил, что начиная с тридцати пяти люди замолкают все чаще, в сорок пять эти паузы становятся еще длиннее, как у моего приятеля Штейна, в шестьдесят люди будто глотают кость, перед тем как сказать что-нибудь, ну а дальше, лет в семьдесят (если доживают), а дальше замолкают слишком надолго, а чуть позже – навсегда.
– Нет, все-таки тебе надо писать… надо успеть написать, – сказал Семен после очередной паузы и опять замолчал.
Он был старше меня года на четыре, то есть ему около сорока. Он находился в последнем приступе молодости, как говорили Ильф и Петров. Что имел в виду Семен под фразой «надо успеть»? Я не знал, но догадывался. Наверное, это внутренний страх говорил в нем, и он даже не понимал этого, но это совершенно точно был его бессознательный страх смерти. В тот год, когда я все это писал, смывая грань между вымыслом и реальностью, средний возраст мужчины в России составлял около шестидесяти лет. Это совсем не значит, что все мужчины умирают в шестьдесят один или в пятьдесят девять, вовсе нет. Это просто статистика, тут уж ничего не попишешь. А вообще Семен прав, подумал я, мне уже достаточно лет, чтобы торопиться жить и сделать то, что я должен сделать. Что из этого выйдет – это по большому счету не так уж и важно, главное – что я буду делать это и получать удовольствие.