После объединения Англии и Шотландии под властью Якова I (1603) стало возможным сотрудничество между двумя властями по ту и другую сторону границы, что позволило наконец подавить разбойников и водворить королевский мир в самом центре разбойничьих долин. «Вилл Говард из Ноуорта», хотя и католический нонконформист, верно служил королю Якову в качестве его наместника в Западной Пограничной области. Он с собаками-ищейками охотился за Грэхемами и другими разбойничьими кланами, преследуя их вплоть до их логовищ. Норт-Тайн и Ридсдейл были постепенно подчинены закону. В первые годы XVII столетия дворяне из Нортамберленда впервые стали строить вместо прежних четырехугольных башен и замков господские дома, как жилища, обеспечивающие им безопасность.
Странно то, что варварская архаическая жизнь Пограничных областей, какой она все еще была во времена королевы Елизаветы, тесно переплеталась с жизнью наиболее передовых областей каменноугольной промышленности, развивающейся в нижнем течении Тайна и в Восточном Дареме.
Добыча угля на поверхности началась еще до римского завоевания; но теперь разработка шахт стала глубже, и труд рабочих на них начал приближаться к работе шахтера наших дней. Ньюкасл – центр крупного предприятия по перевозкам лондонского «морского угля» – являлся единственным своеобразным пунктом соприкосновения феодального мира Перси, с его племенным бытом разбойников, и угольной торговли, в основном мало отличающейся от современной.
Повсюду к югу от все еще неспокойных Пограничных областей с их мрачными каменными замками и четырехугольными башнями Англия в царствование Елизаветы становилась преимущественно страной манориальных особняков, поразительно отличавшихся друг от друга размерами, материалом и архитектурным стилем и свидетельствующих о мире и экономическом преуспевании своего времени; своим восхитительным расположением и красотой они как бы говорили о торжестве человеческой жизни на земле. Богатство и сила, а с ними и руководящая роль в архитектуре перешли от князей церкви к дворянству. Великая эпоха церковного строительства, господствовавшего в течение стольких столетий, окончилась. Новая религия была скорее религией Библии, проповеди и псалмов, чем религией священного храма; к тому времени в стране было уже достаточно прекрасных церквей для удовлетворения религиозных потребностей протестантской Англии.
Елизаветинская архитектура сочетала в себе строгие черты готики и классицизма, другими словами – элементы старой английской и итальянской архитектуры. В первые годы царствования Елизаветы более обычной была асимметричная и причудливая готика, в особенности при перестройке старых укрепленных господских домов в более мирные роскошные жилища, такие, какПенсхорст и Хеддон Холл. Но бок о бок с ними в царствование Елизаветы все более и более входила в обычай строгая планировка частных дворцов в итальянском или классическом стиле, подобно Лонг-литу, Одлей-Энду, лестерским сооружениям в Кенилуорте и Монтекьюту с его великолепием тусклого золота – типичному деревенскому дворянскому дому в отдаленном округе Сомерсета, построенному из местного камня, – одному из самых красивых и величественных зданий в мире.
В сельских домах нового стиля, подобных Одлей-Энду, и в общественных зданиях, подобных Грешэмской королевской бирже, витиеватый орнамент Ренессанса украшал каменную резьбу фасада здания и деревянную отделку его интерьеров. Прекрасный и чистый образец этого стиля представляют собой Врата почета в Каюс-колледже в Кембридже (1575), а его более поздний образец можно найти поблизости в виде крыши и перегородки внутри Тринити-холла (1604-1605). Часто проектирование и отделка домов эпохи Елизаветы производились немецкими мастерами, специально привлеченными для этой цели. Но так как их художественный вкус и традиции были не из лучших, то, к счастью, эти работы поручались также и более компетентным отечественным строителям и архитекторам.
Наряду с величественными дворцами в сельских местностях было бесчисленное количество господских домов меньшего размера, самых разнообразных по стилю и по материалу – одни из камня, другие черно-белые, наполовину из дерева, как Моретон Олд-холл в Чешире, а некоторые из красного кирпича – в местностях, не изобилующих ни камнем, ни деревом [32]. Хотя окна были не из цельных зеркальных стекол, а с частыми переплетами, они занимали значительно большую площадь, чем прежде, и впускали потоки света в прелестные комнаты и в длинные елизаветинские галереи. В такие переплеты стали вставлять гладкие, прозрачные стекла; во времена первых Тюдоров они часто заполнялись «ивовыми прутьями или дубовыми решетками, сплетенными наподобие шахматной доски», как нам рассказывает Гаррисон, «но теперь ценится только самое прозрачное стекло».
В прежние времена лучшее стекло привозилось из-за границы, но в начале царствования Елизаветы производство его в Англии было усовершенствовано при помощи иностранных рабочих из Нормандии и Лотарингии. Заводы в Уидце, Гемпшире, Стаффордшире и в Лондоне изготовляли уже не только оконное стекло, но и бутыли и бокалы – в подражание модным венецианским изделиям, привозимым из Мурано и доступным только богачам.
Фасад дома Елизаветинской эпохи
В парадных комнатах белоснежные потолки были отделаны самыми фантастическими узорами, а их лепные украшения иногда оттенялись цветной краской или позолотой. Стены были утеплены и украшены «аррасскими коврами или разрисованными тканями, на которых изображались или разные истории, или растения, звери, птицы и тому подобные предметы», или же они были обшиты панелями «из отечественного дуба или панелями, вывезенными из восточных стран» (Гаррисон), то есть из прибалтийских стран. Картин в рамах, за исключением фамильных портретов, было мало даже в домах джентльменов, но в наиболее роскошных больших домах встречались картины в венецианском стиле.
Дома низших классов населения в городах и деревнях меньше изменились, чем дома дворян (джентльменов). Это все еще были старомодные, крытые камышом деревянные хижины с остроконечной крышей; пространство между стойками и поперечными балками заполнялось глиной, землей, щебнем.
«Этот грубый способ строительства [пишет Гаррисон] удивлял испанцев во времена королевы Марии, особенно когда они видели, как много кушаний подавалось во многих из этих столь убогих домов. Их удивление было так велико, что один из них, человек небезызвестный, сказал по этому поводу: «Эти англичане [цитирует он] строят свои жилища из палок и грязи, но обычно едят так же хорошо, как и король».
Великим произведениям елизаветинской Англии в области поэзии, музыки и драмы не были равноценны произведения в области живописи, хотя было создано много удачных портретов королевы и ее придворных, написанных наполотне. Николас Хилиард, уроженец Эксетера, создал школу английской миниатюры. Этот прекрасный вид тонкого искусства имел большой спрос не только среди придворных, тщеславно соперничающих друг с другом из-за «маленькой картинки» с изображением королевы за «сорок, пятьдесят и сто дукатов за штуку», но и среди всех, кто хотел увековечить свое семейство или своих друзей. Миниатюрная живопись в Англии, уже тогда находившаяся на высоком уровне, неуклонно развивалась вплоть до времен Косвея (жившего в конце царствования Георга III) и фактически была погублена только фотографией, так же как многие другие виды искусства были погублены наукой.
Роскошь и причудливость мужских костюмов была постоянной темой для сатиры. «Моды гордой Италии» и Франции были всегда предметом подражания, и портной играл большую роль в жизниджентльмена Елизаветинской эпохи. Мужчины и женщины носили драгоценности, золотые цепи и всевозможные дорогие безделушки, а вокруг шеи – жабо различной величины и формы. Конечно, эту модную роскошь могли позволить себе только зажиточные круги, но мужчины всех классов носили бороды.
Дворяне имели привилегию: право носить шпагу как часть своей полной гражданской одежды. Дуэль по определенным ее законам, утвержденным кодексами чести, стала заменять более дикую «драку насмерть» и убийство врага феодала его свитой или его слугами. Мода на фехтование – в виде спорта или всерьез, как дуэль, – была иностранного происхождения; светские люди даже всякий мелкий спор вели «строго по правилам», в корректных, книжных выражениях, а сражаясь на рапирах или кинжалах, сопровождали бой восклицаниями: «Ах, бессмертный passado! The punto reverso! The hai!» [33].
Непрерывно росли торговля, земледелие и общее благосостояние; на дорогах гораздо чаще, чем прежде, можно было встретить всадников и пешеходов всех классов, путешествовавших по делам или ради удовольствия. Средневековый обычай паломничества привил вкус к путешествиям и интерес к достопримечательностям, и эти стремления оказались более долговечными, чем религиозный обычай посещения храмов и священных реликвий. Вместо святых источников появились лечебные минеральные воды. Как говорит Кемден, Бакстон в далеком Дербишире был уже модным курортом «для много» численной аристократии и джентри», которые ездили туда пить воды и жили в изящных жилищах, построенных графом Шрюсбери в целях развития этой местности. Бат еще не вошел в настоящую моду, и, хотя его воды уже славились, оборудование его было еще в жалком состоянии.
Характерная особенность гостиниц елизаветинской Англии заключалась в их приспособленности к индивидуальным потребностям и вкусам путешественников. Файнс Морисон, который побывал в придорожных гостиницах половины стран Европы, писал на основании своего опыта:
«Во всем мире нет таких гостиниц, как в Англии, в отношении питания и разнообразия дешевых развлечений, которыми остановившиеся в гостиницах могут пользоваться по собственному выбору, или в отношении почтительного обслуживания путешественников, даже в самых бедных деревнях. Как только путник появляется в гостинице, слуги бросаются к нему и один из них берет его коня и прогуливает его, пока он не остынет, затем чистит его и дает ему корм; впрочем, я должен сказать, что этим слугам нельзя очень доверять в таком деле, и глаз хозяина или его слуги должен всегда следить за ними. Другой слуга отводит путнику особую комнату и разжигает огонь в камине; третий стаскивает с него сапоги и чистит их. После этого приходит к нему хозяин или хозяйка гостиницы, и если он хочет кушать с хозяином или за общим столом с другими, то его обед будет ему стоить шесть пенсов, а в некоторых гостиницах – только четыре пенса, но эти дешевые обеды считаются менее достойными, и джентльмены ими не пользуются. Если джентльмен хочет есть в своей комнате, он заказывает блюдо, какое ему хочется, так как кухня работает все время и он может приказать изготовить кушанье по своему вкусу. А когда он идет к стол