требовались шесты для поддержки стеблей хмеля и уголь для его сушки.
Как правило, для отопления жилых помещений и приготовления пищи все еще применялось дровяное топливо. Неуклонный рост из года в год морского судоходства и сложившееся к тому времени ясное понимание англичанами того, что будущее Англии – на море, сделали необходимым, хотя и трудным, сохранение подрастающего строевого леса в пределах досягаемости доков. Выше уже указывалось, что в районах поблизости от моря, даже в такой отдаленной местности, как Пембрукшир, «леса были истреблены, а земля обращена под зерновые поля и пастбища». Несомненно, на Британских островах было достаточно лесов, чтобы снабжать все печи, очаги и судостроительные верфи в течение некоторого времени, если бы можно было использовать все имеющиеся в стране лесные богатства. Но этого нельзя было сделать. Дрова доставлялись тогда в основном по воде, так как конный транспорт того времени и слабый грунт дорог делали экономически нецелесообразной и физически даже невозможной перевозку на любое расстояние огромного количества дров каким-либо иным путем. Поэтому во многих гористых местностях, особенно на западе, Дж. Мильтон мог все еще найти нетронутые девственные леса.
Могучий лес из сосен и дубов,
Топор еще не трогал их стволов,
И стук его не нарушал покой
Дриад в священной мгле лесной –
в то время как в других районах вследствие исчезновения дровяного топлива обитатель хижины имел нетопленный очаг и скудное питание из хлеба и сыра, что сильно отразилось на производстве мануфактуры. Действительно, заводы часто должны были передвигаться в такое место, где еще можно было найти лес. Железоделательным заводам предстояло в скором времени двинуться в леса Ардена и поглотить их.
В таких условиях при все возрастающем недостатке леса каменный уголь при Елизавете все больше и больше входил в употребление и для домашнего назначения, и для нужд производства. Но ввиду трудности подвоза каменным углем снабжались лишь районы, лежащие вблизи каменноугольных копей или поблизости от судоходных рек. «Морской уголь», как его тогда называли из-за способа его подвоза, широко применялся в Лондоне, и в долине Темзы, и других районах прибрежной морской полосы, и по берегам рек, таких, как Трент, Северн и Хамбер. Камины и очаги, первоначально приспособленные для дровяного отопления, предстояло теперь переделать, а пока этого не было сделано, выделявшиеся при сгорании угля сернистые газы являлись неизбежным злом. Большое распространение каминов в царствование Елизаветы было главным образом вызвано возросшим потреблением угля. Производство чугунных колосниковых решеток для каменноугольного отопления зало большое место в обшей продукции кузнечных мастерских Суссекса. В этот период была сделана первая попытка плавки железа с применением каменного угля, но она оказалась преждевременной. Многие отрасли производства уже потребляли уголь там, где его можно было получить дешево. В 1578 году говорили о том, что пивоварни, красильни, шляпное производство и другие «уже давно переделали свои печи и очаги и приспособили их для потребления и сжигания морского угля».
Не только Лондон, но и Нидерланды и другие заграничные рынки снабжались углем из Тайнсайда и Дарема. Много угля отправлялось за границу на иностранных судах, о еще большая часть доставлялась в Лондон с реки Тайн на флотилиях «угольщиков». Плохие дороги вынуждали отравлять всякого рода тяжелые товары морем или по реке насколько возможно дальше, и даже в конце царствования Елизаветы прибрежная торговля Англии больше чем в четыре раза превышала возрастающий экспорт.
Двумя главными «питомниками» английских моряков являлись «угольщики», курсирующие между северными портами и Лондоном, и рыболовные суда Корнуолла и Девона,из которых многие отправлялись в опасное плавание за треской к туманным берегам Ньюфаундленда. Не менее важным было развитие при Тюдорах торгового флота восточного побережья для ловли сельди. Кемден отмечал величину Ярмута – аванпорта Нориджа, – теперь обгоняющего своего соперника Линн: «Трудно себе представить, какая огромная и многолюдная ярмарка открывается здесь в день св. Михаила и как много закупается здесь сельди и другой рыбы».
Рыболовы были любимцами правительства, потому что они часто помогали ему комплектовать торговый и военный флот. Правительство издавало законы, предписывающие соблюдение «рыбных дней»: никто из подданных королевы не смел есть мяса во время великого поста или в пятницу, к которой иногда добавлялась еще среда. Тут же настоятельно подчеркивалось, что этим преследуется не религиозная, а политическая цель – поддерживать наше население, занимающееся плаванием в дальних водах, оживить пришедшие в упадок приморские города и запретить слишком большое потребление мяса и баранины, что вело к обращению пахотных земель в пастбище. Эти «рыбные законы» вводились под страхом наказания за отказ соблюдать их.
Имеются документальные записи, свидетельствующие о том, что в 1563 году в Лондоне одна женщина была выставлена к позорному столбу за то, что в великий пост держала в своем кабачке мясо. В 1571 году мы видим, что Тайный совет был занят отчетами мировых судей о введении в действие этих законов в различных графствах. Так как население привыкло в течение многих веков более или менее соблюдать посты, установленные церковью, то было относительно легко и теперь использовать эту привычку к рыбной пище в государственных интересах. Не всегда могли строго соблюдаться «рыбные дни» в горных местностях страны, где было трудно достать свежую морскую рыбу, но, несомненно, соленая рыба отправлялась далеко в глубь страны; даже в Нортгемптоншире и Бакингемшире мировые судьи в 1571 году были заняты введением этого закона в жизнь. Он помог поддержанию рыбных садков и прудов, которые были так распространены в средневековой Англии и высохшие котлованы которых можно видеть и сейчас вблизи многих старых господских усадеб.
Таким путем, а также всякими иными способами королевский секретарь Уильям Сесиль старался поддержать мореплавателей и флот нашей страны. Он освобождал моряков от военной сухопутной службы; он принуждал повиноваться Навигационным законам, направленным против иностранных судов, особенно в каботажной торговле. Английский флот еще не мог справиться со всеми перевозками английского экспорта, а между тем Навигационные законы стремились именно к этой цели.
В царствование Елизаветы под энергичным руководством Сесиля и Тайного совета, поддерживаемого парламентом, промышленность, торговля и социальная система Англии подчинялись государственному регулированию, а не муниципальному, как прежде.
В Средние века каждая отдельная местность – через свой городской совет или через ремесленные гильдии – решала вопросы о заработной плате и о ценах; об отношениях между мастером, учеником и подмастерьем; о праве торговли в том или ином месте и об условиях, при которых торговля должна была там производиться. В XIV веке государственное регулирование начало вытеснять муниципальное, когда внешняя политика Эдуарда III в отношении Франции и Нидерландов отразилась на всем ходе английской торговли и когда статутом о рабочих тщетно пытались установить для всей страны максимальную заработную плату.
При Елизавете государственное регулирование заработной платы и цен проводилось мировыми судьями более разумно, без попытки повсюду предписывать фиксированный максимум заработной платы. Одновременно муниципальное регулирование торговли и промышленности было заменено государственным регулированием. Причины этого крупного изменения были различны: упадок многих городов и перемещение промышленности вдеревенские округа, где не было муниципальной власти; разложение ремесленных гильдий, которым был нанесен смертельный удар изданными при Эдуарде VI законами о конфискациях, направленными против собственности гильдий; усиление королевской власти, действовавшей через Тайный совет и парламент, и, наконец, радостное национальное чувство, воодушевлявшее англичанина эпохи Елизаветы. Человек прежде всего сознавал свой долг лояльности своей королеве и своей стране, а не своему городу, своей гильдии или своему доброму лорду.
При таких обстоятельствах государство Елизаветы предприняло регулирование не только заработной платы и цен, по также и системы ученичества, права открывать торговлю и условий, при которых она должна была производиться. Решающую роль в этих делах стали играть не прежние узкие интересы отдельных городов и гильдий, а соображения государственной политики, что дало больше простора инициативе отдельных людей и действиям капиталиста-предпринимателя и купца.
Государство Елизаветы было более либеральным, чем большинство городов и гильдий, оно поощряло переселение в Англию эмигрантов из других стран; обычно ими были беженцы-протестанты, и очень часто они приносили с собой в страну, дававшую им убежище, мастерство и знание новых производственных процессов. Экономический национализм, как он толковался Тюдорами, давал больше свободы отдельной личности, защищая ее от недоброжелательства местных жителей, которое обычно лежало в основе муниципальной политики.
Но эта экономическая свобода еще не была неограниченной политикой свободы торговли. Государство, которое дало отдельному англичанину или гугеноту право производить или торговать, устанавливало правила, которым он в интересах общества должен был подчиняться; с другой стороны, и рабочий, нанимаемый предпринимателем, должен был подчиняться определенным установлениям государственной системы ученичества.
Статут о ремесленниках (1563) требовал, чтобы каждый ремесленник в городе или в сельской местности обучался своему ремеслу в течение 7 лет под наблюдением мастера, который за него отвечал. Цель статута была в такой же степени социальной и воспитательной, как и экономической. Считалось, что «пока человек не достигнет 23 лет, он большей частью – хотя и не всегда – необуздан, не имеет правильных суждений и недостаточно опытен, чтобы управлять собой». После 24 лет, по истечении срока ученичества, он мог, если хотел, жениться, начать свое собственное дело или стать подмастерьем по найму.