Максимально концентрируя и одновременно разнообразя художественные приемы, в другом случае Пиндар восклицает:
Но сейчас эти стрелы
С лука далекомечущих Муз
Направь к ослепительному Зевсу
И на священный мыс Элиды,
Пелопсом, Лидийским героем,
Некогда приобретенный
В качестве приданого прекрасной Гипподамии.
Такое уподобление поэтического слова луку и стрелам встречаем в I Пифийской оде (с. 33–35).
Иногда в аналогичном случае Пиндар применяет совсем иные метафоры. Так, в VI Олимпийской оде он отождествляет свой талант с возницей, а художественные средства – с мулами и в том же агонистическом стиле выражает надежду с их помощью благополучно достичь цели (с. 18–21).
Говоря о своем желании воспеть очередной атлетический подвиг (в данном случае – панкратиаста Пифея Эгинского), Пиндар сравнивает себя с прыгуном и просит определить ему цель и длину поэтического прыжка, ибо, говорит он,
Легко стремление ног моих.
Интересен и еще один поэтический образ, тоже заимствованный из арсенала агонистики. Во II Истмийской оде по традиции поэт говорит о своем желании воспеть подвиги славного победителя – Ксенократа Акрагантского. Это Пиндар намерен сделать не иначе, как
Взойдя на колесницу
увенчанных золотыми повязками муз.
Кстати, Ксенократ победил именно в состязании колесниц.
Для многих эпиникиев Пиндара характерны своеобразные loci communes. Чаще всего речь идет о быстроте ног и могучих руках. В почти одинаковой форме говорится о многих атлетах, которые прославились
Побеждая силою ног и крепостью рук.
Такие застывшие (или полузастывшие) выражения характерны для X Немейской, I Олимпийской, III Пифийской и других победных од. Но характерно, что эти повторяющиеся формы не только украшают, но и оживляют своей образностью поэтическое повествование.
Великолепна своей вдохновенной точностью фраза М. Л. Гаспарова: «…Если пророка вдохновляет к вещанию Божество, то и поэта осеняют его божества – Музы, дарящие ему прозрение, и Хариты, украшающие это прозрение радостью. Таким образом, поэт – любимец богов не в меньшей степени, чем атлет, которого он воспевает; поэтому так часто Пиндар уподобляет себя самого атлету или борцу…»[424]
Таковы наши краткие размышления о социально-этических и агонистических аспектах творчества «…крупнейшего представителя греческой хоровой лирики – Пиндара, чье литературное наследие и по объему дошедших до нас произведений, и по значимости превосходит наследие всех остальных поэтов этого жанра».[425]
Итак, развитие агонистики в Древней Греции было одной из причин расцвета литературы и искусства. И эпиникии Пиндара – лучшее доказательство такого утверждения.[426]
Глава VI«Агонистическая доблесть» у Вакхилида
Имя Вакхилида как творца эпиникиев и певца атлетов менее знаменито, чем имена Симонида и Пиндара. Это положение было подобным как при жизни поэта, так и в более позднее время.
Известно, что Пиндар пять раз терпел поражение на поэтическом состязании с Коринной.[427] Так же и Вакхилид, младший по возрасту, менее опытный (и, несомненно, менее одаренный), неоднократно был побежден Пиндаром.[428] Во времена Сократа афинские школьники на память заучивали стихи Симонида и Пиндара.[429]
О Вакхилиде его современники ничего подобного не сообщают. Лишь столетием позже был период, когда больше читали Вакхилида как автора более доступного для понимания, чем два его великих предшественника.[430]
Но уже в III веке н. э. неизвестный автор трактата «О возвышенном» (сейчас его принято называть Псевдо-Лонгин) риторически вопрошал: «Неужели к тому же в хоровой поэзии ты выберешь для себя долю Вакхилида, а не Пиндара, и в трагедии предпочтешь называться Ионом Хиосским, но не Софоклом? Конечно, Вакхилид и Ион никогда не ошибались в правилах, а неизменно писали красиво и гладко. Пиндар же с Софоклом в своих порывах способны все озарять ярким пламенем…»[431]
И все же Вакхилид был не только одаренным, но и разносторонним поэтом. Почти не найдешь жанра в лирической поэзии, в котором он не проявил бы себя должным образом.
Причиной относительно малой популярности Вакхилида в наши дни в большой мере является очень поздняя (лишь в 1897 г.) публикация его произведений. Их обнародовал Ф. Кенион – ученый-папиролог из Британского музея.[432] В этом ему помогали П. Пальмер, Р. Джебб, Г. Санди, Ф. Бласс. Двое из них осуществили в дальнейшем ряд фундаментальных изданий стихов Вакхилида и исследований о нем самом.[433]
Сегодня мы располагаем четырнадцатью эпиникиями Вакхилида. Причем степень сохранности их весьма неодинакова.
Как и у Пиндара, наибольшее число победных од Вакхилида посвящены участникам конных состязаний (четыре). Бегуны удостоены трех эпиникиев, борцы – двух, кулачные бойцы – также двух, пятиборцам и панкратиастам посвящено по одному эпиникию.
Три оды написаны в честь побед Гиерона Сиракузского на конных ристаниях в Олимпии и в Дельфах (III, IV, V эпиникии). Аргею Кеосскому, побеждавшему на Истме в кулачном бою среди мальчиков, посвящены две оды (I и II), также две – Лахону Кеосскому, мальчику, победившему в беге на Олимпийских играх, и по одной оде – Автомеду из Флиунта (пятиборье, Немей), Аглаю из Афин (бег, Истмии), Александру Метапонтийскому (борьба мальчиков, Пифии), Тейсию Эгинету (борьба, Немей), Пифею Эгинету (панкратий, Немей), Клеоптонему Фессалийскому (состязания колесниц, Петреи) и, наконец, Липериону Кеосцу.[434]
Для читателей эпиникии Вакхилида уже в античное время были понятнее и доступнее, чем победные оды Пиндара. В них меньше «темных мест». «Вакхилид, в отличие от Пиндара, ведет читателей более простой и понятной дорогой», – писал польский исследователь Л. Цвиклинский.[435] В общем же поэзия Вакхилида беднее, упрощеннее, чем поэзия фиванского певца.[436]
Но поэты не только мастерски воспевают те или иные события, тех или иных лиц – поэты сообщают нам нередко что-нибудь новое, доселе неизвестное. Благодаря Вакхилиду человечество узнало о существовании в Древней Греции Фессалийских игр (так наз. Петраш (Petraja)), о которых рассказывается в его 14-м эпиникии.[437]
Подобно Симониду и Пиндару (а равно и более ранним поэтам – Алкману, Ариону и Стесихору), Вакхилид создавал песни для хора.
Он писал и текст, и мелодию. Сам же исполнял и роль дидаскола.
Во многих случаях характерной чертой эпиникиев Вакхилида является приглушенность их гражданского звучания. Вероятно, социальные мотивы мало волновали поэта, который, будучи весьма и весьма мобилен, спешил из одного конца Греции в другой для выполнения очередного поэтического заказа.
Однако чаще всего эпиникии обращены к кому-нибудь из кеосцев – земляков поэта.
Многие ученые считают, что Вакхилид вообще написал значительно меньше эпиникиев, чем Пиндар, и, полностью или частично, все они дошли до нас.[438]
Кроме того, он почти всегда более лаконичен, чем его великий предшественник и соперник: эпиникии Вакхилида сравнительно невелики (особенно II, IV, VI, VII, X, XII, XIV, где попросту констатируется факт победы и приносятся поздравления атлету). Но в то же время «детали рисуемой им картины развернуты во времени и в пространстве». [439]
Точно неизвестно, бывал ли Вакхилид в Сиракузах или слал Гиерону свои победные песни издалека (как это делал Пиндар). Но поэтическая дуэль с фиванцем вряд ли была заочной: слишком уж часто избирали оба поэта общий объект и сюжет для своих произведений.
Так, в 476 году до н. э. возница Гиерона снова принес ему победу в Олимпии. Пиндар воспел это приятное и почетное событие в I Олимпийской оде, а Вакхилид – в V эпиникии. В 470 году до н. э. Пиндар прославил сиракузского правителя в I Пифийской оде, а Вакхилид – в IV эпиникии. А еще в 483 году до н. э. оба поэта соперничали, воспевая победу мальчика-панкратиаста Пифея с Эгины на Немейских играх. Вакхилид во многих случаях более льстив и прямолинеен, чем Пиндар. Он воспевал, например,
Мчащихся Олимпийским ипподромом коней Гиерона
самыми «лобовыми» приемами. Причем это характерно не только для III оды.
Значительно более скупо, чем Пиндар, использует Вакхилид мифологические сюжеты. Причем «…в больших одах связь их с воспеваемым лицом совсем не такая прочная, какой хотелось бы ожидать».[440]
Но если обратиться к Вакхилидовым дифирамбам, то в них мифологические персонажи (и соответствующие сюжеты) чувствуют себя несравненно привольнее, чем в эпиникиях, выступая вполне самостоятельно, а не в роли вспомогательной.