История античной литературы — страница 5 из 8

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Римская экспансия на Восток началась во II в. до н.э. Однако уже в III в. в александрийской поэзии отразились представления о Риме как о государстве, которому суждено стать последним участником извечного столкновения Запада и Востока и положить ему конец навсегда. Состоятельные круги рабовладельцев надеялись, что римские легионы защитят и спасут их от революционных выступлений масс. В сочинениях греческих историков Полибия (II в. до н.э.) и Посидония (конец II — начало I вв до н.э.) идейно обосновывалась необходимость подчинения власти Рима.

К 30 г. до н.э. окончился длительный процесс покорения Римом эллинистических государств. Теперь уже вся ойкумена находилась под властью Рима. К этому времени в эллинистических странах, включая Грецию, царили разруха, упадок хозяйственной жизни и культурное затишье. Афины всячески стремились сохранить свою репутацию школы философов. Александрия продолжала оставаться научным центром, хотя знаменитая александрийская библиотека очень пострадала при захвате города Юлием Цезарем. Но с установлением римской империи в 30 г. до н.э. завоеванные страны вошли в нее на правах римских провинций. Начинается период некоторого подъема в отдельных областях хозяйственной и культурной жизни греческого мира. Но в целом римское иго способствовало упадку греческой литературы. Поэтическая жизнь эллинистического мира постепенно угасала. Продолжала развиваться только эпиграмма, ставшая излюбленным видом поэзии поздней античности. Эпос был подражательным как по форме, так и по содержанию. В отличие от поэзии господствующее положение в литературе заняла проза. Читатели предпочитали произведения с приключенческой и бытовой тематикой, и литература становилась до известной степени развлекательным чтением для заполнения досуга. Измельчание интересов и отсутствие духовных запросов в обществе удручало многих греческих писателей. «Всеобщему бесправию и утрате надежды на возможность лучших порядков, — указывал Ф. Энгельс, — соответствовала всеобщая апатия и деморализация»[64] Греческая литература времен римского владычества, при всей ее безыдейности и аполитичности, ищет новых мотивов для поддержания своего авторитета. Она находит их в преклонении перед прошлым, позволяющим грекам гордиться своим культурным превосходством и выступать в роли наставников «варваров-римлян». Отсюда архаистические тенденции во всех областях идеологической жизни, усиление дидактического элемента в литературных жанрах, деградация науки, обратившейся к компиляции, расширение образования, ставшего поверхностным и неглубоким.

Важное место в жизни общества занимают религиозные вопросы. Уже не находят откликов древнегреческая религия и старые восточные культы, хотя время от времени они переживают периоды «обновления». Массы ищут в религии утешения и какой-нибудь иллюзии взамен беспросветной действительности. Правящие классы хотят найти в религии идейный оплот своей власти. Так возникает христианство, синкретизировавшее эллинистические и восточные религиозные представления наряду с положениями греческой философии, в первую очередь стоицизма.

В 330 г. центр новой империи переносится в Константинополь, и христианство становится официальной государственной религией. А в конце IV в. как самостоятельное государство, противопоставленное Западной римской империи, окончательно выделяется Восточная империя, получившая позднее название Византийской и просуществовавшая до 1453 г.

ПЛУТАРХ

Одно из первых мест среди деятелей позднегреческой литературы принадлежит Плутарху (46-120 гг. н.э.), уроженцу города Херонеи в Беотии. Плутарх получил прекрасное образование в Афинах, увлекался философией, естественными науками, риторикой, но больше всего интересовался вопросами морали и воспитания. Он принимал активное участие в общественной жизни своей родины и пользовался большим авторитетом у римлян, получив даже право римского гражданства.

Плутарх был чрезвычайно плодовитым писателем, и до нас дошло свыше 150 его произведений на самые различные темы. Количественно наиболее значительную группу составляют так называемые «Моралии», к которым относятся трактаты самого разнообразного содержания («Воспитание детей», «О душевном спокойствии», «Как юноше следует читать стихи», «О музыке», «О суеверии», «Сравнение Аристофана и Менандра», «О лице, которое видно на Луне» и другие), среди них попадаются даже произведения, написанные учениками писателя.

Но славу в веках Плутарху принесли не эти сочинения, а «Сравнительные жизнеописания», написанные им в старости. Из них сохранились 23 пары биографий выдающихся греческих и римских деятелей, сопоставленных по общности их характеров или судьбы, независимо от хронологии и конкретных исторических фактов (Тесей — Ромул, Ликург — Нума Помпилий, Перикл — Фабий Максим, Александр — Юлий Цезарь, Демосфен — Цицерон и так далее). Это произведение не имеет никакого отношения к той научной историографии, цель которой — установление объективной истины. Исторические факты интересуют Плутарха как фон для проявления характера выдающегося деятеля прошлого. Следуя установившимся традициям, Плутарх понимает личность статически, как некий постоянный и неизменный характер. Цель своего труда он усматривает в том, чтобы помочь читателям разобраться в их собственных характерах и суметь обнаружить их, подражая добродетельным героям и избегая следовать за порочными. Жизнь великого человека состоит из трагических и комических моментов, поэтому она всегда драматична, и большую роль в ней играют случай и судьба. Плутарх понимает биографию не как описание жизненного пути человека, а как раскрытие тех средств и способов, при помощи которых обнаруживается характер личности. Поэтому Плутарх с необычайной тщательностью собирает всякого рода анекдоты из жизни своих героев, тенденциозно подбирает и освещает факты, найденные им в бесчисленных источниках. «Незначительный поступок, словцо, шутка часто лучше выявляют характер, — говорит он, — чем кровопролитнейшие сражения, великие битвы и осады городов». Так, честолюбие Юлия Цезаря ярко проявляется в высказанной им мысли, что лучше быть первым в провинциальном городе, чем вторым в Риме. Для характеристики Александра Македонского оказывается важной его беседа с философом Диогеном, которому великий полководец заявил во всеуслышание, что он хотел бы стать Диогеном, если бы не был Александром. К Плутарху восходят общеизвестные рассказы о Демосфене, который проделывал мучительные упражнения, чтобы преодолеть природные дефекты, мешавшие ему при публичных выступлениях, о последних минутах царицы Клеопатры, о смерти Антония и так далее. Римские трагедии Шекспира написаны на основе соответствующих биографий Плутарха («Кориолан», «Юлий Цезарь». «Антоний и Клеопатра»). После падения Константинополя Плутарх стал широко известен в Европе и до XVIII в. благодаря своим «ученым» сочинениям считался воспитателем европейцев. Деятели французской революции превозносили Плутарха как биографа и рассматривали его героев (братьев Гракхов, Катона) как воплощение гражданских доблестей. Так же относились к Плутарху декабристы. Для Белинского Плутарх — «великий жизнеописатель», «простодушный возвышенный грек». О биографиях Плутарха Белинский пишет: «Книга эта свела меня с ума... Я понял через Плутарха многое, чего не понимал»[65].Но в дальнейшем XIX в. с его требованием исторической достоверности несправедливо отнесся к Плутарху, ибо, осудив его как историка, недооценил как писателя. Плутарх был и остается замечательным художником слова. Его знаменитые «Жизнеописания» до сих пор интересны для широкого круга читателей, главным образом для молодежи.

ВТОРАЯ СОФИСТИКА. ЛУКИАН

Архаистические тенденции и стремление к возрождению былого величия греческой литературы способствовали развитию красноречия и возникновению риторических школ. Основой общего образования вновь объявляется риторическое, конкурирующее с философией. Странствующие ораторы, выступавшие с торжественными публичными речами на народных или религиозных праздниках, называли себя софистами, подчеркивая этим значение своей профессии и ее историческую преемственность.

Расцвет этой, так называемой второй софистики относится ко II в. н.э., а ее основными центрами явились греческие города Малой Азии. Внешний блеск и театральность таких речей, сочетавшиеся с тщательной отделкой языка и нарочитым подражанием классическим образцам, в первую очередь Демосфену, еще больше оттеняли их полную идейную бессодержательность. Прославленными мастерами второй софистики считались Герод Аттик и Элий Аристид. Последний настолько упивался своим формальным искусством, что даже с полным безразличием относился к тому, где и о чем нужно было говорить. Он в совершенстве владел языком классической художественной прозы и претендовал на роль второго Платона или Демосфена. Современником Элия Аристида был великий сатирик древности Лукиан (117 — около 180 гг. н.э.), которого Энгельс назвал Вольтером классической древности[66].

Лукиан родился в сирийском городе Самосате на реке Евфрате и в детстве не знал греческого языка. Юношей он поступил учеником к скульптору, но затем увлекся риторикой и стал странствующим оратором. Он достиг вершин софистического мастерства, но разочаровался в этом праздном занятии и увлекся философией. Вскоре со свойственным ему пылом он также начал разоблачать несостоятельность философии, как до этого издевался над риторикой, искусством и литературой своего времени. Лукиан много путешествовал, а под старость поселился в Александрии, где занимал пост крупного правительственного чиновника. До нас дошло более 70 произведений Лукиана, различных по содержанию и по жанрам. Некоторые произведения составлены в форме писем, в эпистолярном жанре, очень распространенном среди представителей второй софистики, другие — в форме диалогов, третьи — жанровых сценок и так далее. Как типичный софист, прошедший хорошую школу, Лукиан блестяще постиг все тонкости софистического стиля: безукоризненность внешней отделки, легкость и живость повествования. Но уже в ранних произведениях Лукиана, относящихся ко времени его увлечения софистикой, ощутимо то особое остроумие, в котором предвосхищается будущий сатирик. Почти пародийно звучит энкомий (торжественная речь) — «Похвала мухе». По всем правилам софистического искусства Лукиан славословит обыкновенную муху. Песня мухи напоминает звук «медовой флейты». Храбрость ее выше всякого описания, так как «пойманная... она не сдается, но наносит укусы». Ее вкус следует считать образцовым, ведь она первой стремится «отведать от всего» и «добыть мед с красоты».

Философский догматизм, лицемерие и грубость философов Лукиан разоблачает во многих произведениях. Например, в диалоге «Продажа жизней» Зевс и Гермес бойко распродают с аукциона руководителей философских школ, давая каждому соответствующую характеристику. В послании-памфлете «О философах, состоящих на жаловании», говорится о тех философах, которые играют роль шутов и прихлебателей при знатных покровителях и, рассуждая о нравственности, забывают о ней в применении к самим себе. Особенно беспощаден Лукиан к религии. Его едкая сатира разоблачает отживающую античную религию с ее нелепыми обрядами и многочисленными антропоморфными богами, религиозные суеверия и философское богословие. Не щадит Лукиан и возникающее христианство, в котором видит одно из грубейших суеверий. В коротких диалогических сценках, объединенных общим заглавием «Разговоры богов», Лукиан описывает мифологические ситуации так, как они могли бы представляться современному обывателю. Божественный величественный Олимп, местопребывание древних богов, превращается у Лукиана в захолустье, где ссорятся, обжираются, дерутся, обманывают друг друга и прелюбодействуют глупые, жадные и развратные жители. Подобно кумушкам-соперницам, спорят Гера, жена Зевса, и его любовница богиня Латона. Миф о суде Париса становится пикантной бытовой сценкой встречи хитрого пастуха с тремя красотками. Из мифов о чудесном рождении Афины и Диониса Лукиан делает веселые фарсы с незадачливой роженицей Зевсом в главной роли. Замечательной антирелигиозной сатирой является «Зевс трагический», написанный в менипповом стиле. На Олимпе царит паника, вызванная тем, что на земле идет философский диспут о существовании богов. Каждый из богов говорит в свойственной ему манере, кто в стихах, кто в прозе. Так как никто из богов, даже сам прорицатель Аполлон, не может предрешить исход спора, боги приоткрывают небесные ворота и подслушивают, но ничего не могут понять в бессвязных речах философов. Им остается только утешаться тем, что на свете еще много глупцов, которые не станут сомневаться в их существовании, поэтому доходам богов пока не грозит опасность.

«Богам Греции, которые были уже раз — в трагической форме — смертельно ранены в «Прикованном Прометее» Эсхила, — писал Маркс, — пришлось еще раз — в комической форме — умереть в «Беседах» Лукиана. Почему таков ход истории? Это нужно для того, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым»[67].

Тех шарлатанов, которые, обманывая невежественных и доверчивых людей, выдавали себя за спасителей и пророков, Лукиан высмеивает в сатирическом жизнеописании «Александр, или — Лжепророк», пародируя распространенный в то время жанр «жития», и в письме «О кончине Перегрина». Перегрин в поисках славы примкнул к секте христиан, и те «почитали его как бога, прибегали к его помощи как законодателя и избрали своим покровителем». Когда же он почувствовал близость неизбежного разоблачения, то подверг себя самосожжению, чтобы укрепить пошатнувшийся авторитет и инсценировать вознесение.

Христианская церковь не могла простить Лукиану его насмешек и отплатила писателю сочинением легенды, согласно которой его растерзали собаки, посланные богом за то, что он «лаял против истины».

Много внимания Лукиан уделял литературной критике и проблемам литературного творчества. Среди произведений, целиком посвященных этим вопросам, особенно интересна «Правдивая история» — пародия на фантастические повести, которыми зачитывались тогда любители развлекательного чтения. Герой повести терпит кораблекрушение и попадает на луну. Жители луны воюют с жителями солнца. Герой принимает участие в войне, примиряет враждующие стороны и благополучно возвращается на землю.

Лукиан по праву считается одним из самых замечательных сатириков в мировой литературе. Однако творчество его несет на себе следы неизбежной исторической ограниченности, преодолеть которую писатель не смог. Его сатире, остроумной и изящной, недостает глубокого идейного содержания. Конечно, Лукиан неизмеримо выше всех представителей второй софистики, достижения которых он использует наряду с лучшими традициями греческой культуры. Дыхание времени заката античной культуры ощущается также в том, что Лукиан не имеет положительной программы. Он сам формулирует свое нехитрое мироотношение: «Считая все пустым вздором, преследуй только одно: чтобы настоящее было удобно; все прочее минуй со смехом и не привязывайся ни к чему прочно».

Несмотря на сопротивление христианской церкви, сатира Лукиана пользовалась большой известностью. В XV в. с ней знакомится Европа. Лукианом зачитываются итальянские гуманисты, ему подражают Рейхлин и Эразм Роттердамский («Похвала глупости»), Томас Мор, Сервантес, Рабле и Свифт. В России первым переводчиком Лукиана был Ломоносов.

РОМАН

Среди прозаических произведений о путешествиях и приключениях особое место занимали повествования о приключениях влюбленных, которые, несмотря на все испытания, остаются верны своей любви и в эпилоге соединяются на всю жизнь. Нередко любовно-приключенческий роман перекликается с бытовым, в котором также важную роль играют приключения и различные неожиданные события.

Время возникновения романа как сложившегося литературного жанра неизвестно. Спорным представляется вопрос о происхождении романа и о его фольклорных и литературных источниках.

Благодаря новым папирусным находкам установлено, что любовный роман существовал уже в эллинистической литературе. Обнаружены фрагменты истории Нина, царя Ниневии, и его юной возлюбленной, истории Метиоха и Парфенопы, которые разлучены и тщетно ищут друг друга. Третий роман имеет тот же самый мотив: героиня разлучена с любимым, его корабль уносит буря, она остается на берегу, но что происходит с ними дальше, неизвестно, так как папирус обрывается.

Среди произведений, приписываемых Лукиану, имеется краткий приключенческий роман о юноше, превращенном в осла («Лукий, или Осел»). С ним перекликается поздний римский приключенческо-бытовой роман. Полностью дошедшие до нас романы относятся к позднему периоду греческой литературы. Об их авторах неизвестно ничего, кроме имен; хронология романов также очень приблизительна.

Вероятно, к I-II вв. н.э. относится роман Харитона «Повесть о любви Херея и Каллирои». Для большего правдоподобия события этого романа даются как исторические, якобы имевшие место в V в. до н.э. Герои романа — муж и жена, которых разлучают, героиня даже становится рабыней, переживает свою собственную смерть, оказавшуюся мнимой, и, наконец, находит своего супруга.

«Эфесская повесть о Габрокоме и Анфии» Ксенофонта Эфесского лишена исторического колорита. Ее фабула очень запутана, но все заканчивается благополучно встречей героев.

Возможно, к началу III в. н.э. относится роман Гелиодора «Эфиопика» («Эфиопская повесть»). Он изобилует действующими лицами, иногда представленными очень красочно и выразительно, и различными самыми удивительными событиями. Повествование насыщено географическими, этнографическими и культурно-историческими подробностями. Действие происходит в Египте. Ситуации романа крайне драматичны, а его композиция сложна и запутана. На пиру происходит вооруженное столкновение двух пиратских шаек, во время которого получает тяжелое ранение пленник разбойников юноша Феаген. За раненым самоотверженно ухаживает пленная девушка Хариклея. А далее идет рассказ о том, как они оба попали в руки пиратов. На одном из праздников Феаген встретил Хариклею, воспитанницу дельфийского жреца Харикла. Молодые люди полюбили друг друга, но согласно пророчеству должны были до свадьбы посетить «черную землю, удел жаркого солнца». Они отправились в Африку, добрались до Египта и были схвачены разбойниками. Но приключения их на этом не окончились. Разлуки сменялись неожиданными встречами, затем новой разлукой. В Феагена влюбилась жена важного египетского сановника, а когда он отверг ее любовь, она решила отравить Хариклею. Но яд, предназначенный для Хариклеи, по ошибке выпила служанка. Хариклею обвинили в убийстве и приговорили к сожжению. Девушка чудом Спаслась, но затем вместе с Феагеном попала в плен к эфиопам. В Эфиопии пленников должны принести в жертву богам, но перед самым закланием эфиопская царица узнает в Хариклее свою дочь. В свое время царица любовалась картиной, на которой была изображена белокожая красавица Андромеда, а когда у нее родилась дочь, оказавшаяся белой, царица испугалась и подкинула ребенка. Впоследствии она раскаялась в своем поступке, но нигде не могла найти девочку. Трогательной встречей родителей с дочерью, благославляемой ими на брак с Феагеном, оканчивается «Эфиопика». Благородство, стойкость и высокие моральные качества юных влюбленных оказались гарантией их счастья — такова нравоучительная тенденция романа. «Эфиопику» высоко ценили византийцы и неоднократно подражали ей. В середине XVI в: она была переведена на французский язык, что немало способствовало ее успеху в Европе.

Не меньшая популярность выпала на долю романа Лонга «Дафнис и Хлоя», созданного, вероятно, около 200 г. н.э.

Во вступлении к роману автор выражает надежду, что главы его повествования будут «всем людям на радость: болящему — на исцеление, печальному — на утешение, тому, кто любил, напомнят о любви, а кто не любил, того любить научат».

«Дафнис и Хлоя» — роман любовно-буколический, изящный и несколько сентиментальный. Содержание его таково.

На острове Лесбосе, родине Алкея и Сапфо, пастух, разыскивая пропавшую козу, нашел вместе с ней в кустах новорожденного мальчика, которого кормила коза. Пастух усыновил ребенка и назвал его Дафнисом. Через два года сосед потерял овцу, а когда стал искать ее, то в гроте вместе с овцой нашел новорожденную девочку, которую принес домой и дал ей имя Хлоя. Когда дети подросли, они стали вместе пасти стада своих приемных родителей. Постепенно детская дружба переросла в любовь, но Дафнис и Хлоя еще не понимали своих новых чувств и боялись их. Однажды к Лесбосу подплыло судно пиратов, в столкновении с которыми погиб наглый и дерзкий пастух, влюбленный в Хлою, а Дафнис едва не стал добычей разбойников. Вскоре в стране началась война. Хлоя попала в плен, но ее покровитель, бог Пан, вселил во врагов «панический ужас» и спас девушку. После этих событий единственным препятствием к браку влюбленных оказалась бедность Дафниса. Но и тут на помощь пришел случай: на морском берегу Дафнис нашел кошель с крупной суммой денег и стал богачом. Недоставало только разрешения хозяев, без которого нельзя было вступить в брак. Вскоре в деревню приехали господа, но Дафнису грозит новая опасность, так как хозяйский сын предполагает подарить юношу своему приятелю. И тут выясняется, что Дафнис — родной сын хозяев. Счастливые родители готовы дать согласие на брак Дафниса с Хлоей, но их смущает происхождение невесты. К всеобщему удовольствию один из гостей, известный на Лесбосе богач, узнает в Хлое свою дочь. Перед гротом, где была тринадцать лет тому назад найдена Хлоя, справляется свадьба. И хотя Дафнис и Хлоя оказались не только богатыми, но и знатными, они предпочитают расстаться со своими настоящими родственниками, чтобы не оставлять пастушьего образа жизни на лоне природы среди простых и честных людей, под покровительством бога Пана, Эрота и нимф.

По сравнению с остальными романами здесь мало приключений. Основное внимание автора уделено переживаниям юных влюбленных, возраст которых подчеркивает чистоту и искренность их чувств. С особой любовью описывается в романе дивная природа Лесбоса, хранительница и союзница влюбленных детей. Описания природы сменяются картинами сельских работ, деревенских праздников и бесхитростных развлечений. Жизнь на лоне природы противопоставлена суетной и праздной жизни горожан.

Лонг прекрасно владеет приемами софистической риторики, и стиль его романа можно полностью отнести к тому типу, который в античной эстетике получил название «сладостного». В поздней греческой литературе трудно найти следы влияния этого романа, необычайно популярного, начиная с эпохи позднего Возрождения и сделавшегося классическим образцом «пасторального романа». То впечатление, которое производил роман Лонга на позднейших читателей, хорошо выразил Гете: «Поэма так хороша... в ней все освещено ясным солнечным светом. И какой вкус, какая полнота и нежность чувства! Их можно сравнить с лучшим, что только было написано... Требуется написать целую книгу, чтобы как следует оценить достоинства этой поэмы Следовало бы ее перечитывать раз в год, чтобы поучаться из нее и вновь чувствовать впечатление ее большой красоты»[68].

Роман, последнее создание античной греческой культуры, выступает как наследник всех античных литературных жанров, испытав несомненное воздействие фольклора и восточных литератур. Под влиянием греческого романа складывалась ранняя христианская агиографическая литература («жития святых») и светская (куртуазная) литература вплоть до XVIII в.

К богатейшему культурному наследию Греции первыми обратились римляне. Идейное богатство и художественное мастерство греческой литературы оказали огромное влияние на складывающуюся литературу Рима и во многом определили ее развитие.

РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА