ровать слабость при свидетелях или попадать в дурацкие истории, а сегодня со мной случилось и то и другое.
– Что ты делаешь в выходные? – спросил Марк.
– В субботу мы собирались с подругой в бассейн, но я даже не знаю, пойду ли. У меня новый заказ, и твой портрет тоже надо делать.
– А я хотел позвать тебя в кино, если ты, конечно, еще разрешишь мне с тобой встретиться.
– Только если на фильм ужасов, – улыбнулась я.
– Нет-нет-нет! – Он отчаянно замотал головой. – На что-нибудь милое и безобидное. Сегодня вечером посмотрю в интернете, где идут мультфильмы.
Ему удалось меня развеселить. В конце концов, ничего ужасного не случилось. Подумаешь, птица. Она сама перепугалась не меньше меня. Да и вообще, зачем мне было лезть на эту крышу? Теперь, когда у меня в следующий раз поднимется температура, то вместо злосчастной лестницы мне наверняка будут сниться пикирующие птицы. Хотя я бы предпочла, чтобы мне снился Марк.
Он аккуратно припарковал машину у меня перед домом, и мы еще целый час проболтали в машине, держась за руки. Потом он вызвал такси, чтобы ехать домой, мы долго прощались, и я искренне сказала, что прекрасно провела вечер. В конце концов, я люблю приключения. Он поцеловал меня в щеку, я помахала вслед его такси.
Дом встретил меня, вспыхнув светом во всех комнатах. Я любила зажигать сразу все лампы, если возвращалась поздно. На столике у двери лежала пачка журналов и несколько приглашений на выставки и какие-то семинары. Я взяла их с собой на кухню и решила перед сном выпить в моей маленькой оранжерее теплого молока. Включив на кухне свет, я вдруг поняла, что что-то не так. Сквозняк. Откуда-то дуло холодным воздухом, и довольно сильно. Я удивилась, потому что никогда не открывала вечером окна в оранжерее, это могло повредить растениям. Пройдя через кухню, я приоткрыла стеклянную дверь оранжереи и отступила назад. Самое большое стекло в огромном окне было разбито, несколько растений под ним сломано, а на полу на осколках валялась черная мертвая ворона.
Я выскочила из оранжереи, схватила ключи и побежала к Марте.
Глава шестая
1
Господину Лунцу повезло. Он вообще был везучим человеком. Ближайшая антикварная лавка оказалась закрытой, хотя часы работы, обозначенные на медной табличке на двери, говорили совсем об обратном. Господин Лунц еще раз подергал дверную ручку и даже постучал по массивной двери носком ботинка. Безрезультатно. Лавка была заперта явно и бесперспективно. Директор музея изящных искусств выругался с большим чувством, вытер пот и закатил глаза. Прямо над дверью лавки он прочитал название улицы, и его профессиональная память тут же выдала ему какой-то номер дома. Зацепная улица, дом сорок шесть. «Что это за адрес?» – спросил сам себя господин Лунц. Судя по всему, адрес этот он знал очень хорошо и давно, раз вспомнил его моментально. Видимо, из-за сегодняшнего стресса он соображал не так быстро, как обычно, но уже в следующую минуту, посмотрев по сторонам, он понял, где оказался. Он приезжал сюда довольно часто, но всегда подъезжал на машине с другой стороны улицы. Буквально в нескольких шагах от коварной ювелирной лавки проживал давний знакомый господина Лунца, господин Львович. Никто не знал точно, сколько ему лет, но, если судить по возрасту персонажей, личным знакомством с которыми любил прихвастнуть господин Львович, предаваясь воспоминаниям о молодости, ему давно должно было перевалить за сотню. При этом он сохранил крайнюю пытливость ума, а также редкую прыть и хитрость и видел насквозь каждого собеседника, не говоря уже о вещах, которые эти самые собеседники под покровом тайны несли в его дом бесконечным потоком. Господин Львович никогда не называл себя экспертом или искусствоведом, а говорил, что он просто скромный коллекционер, который – «да-да, кхе-кхе» – знает толк в красивых безделицах. Злые языки завистников называли его перекупщиком, а особенно злые – крысой. Через морщинистые руки господина Львовича проходили произведения искусства, о которых мечтали лучшие музеи. А в знакомых у него ходили сильнейшие мира сего.
Господин Лунц не просто близко приятельствовал с господином Львовичем, а водил с ним настоящую дружбу, обращаясь по самым разным поводам: когда надо было перепроверить именитых международных экспертов, найти что-то редкое для частной коллекции близких знакомых, выполнить просьбу очень важного человека или просто подобрать подарок. Кроме того, благодаря господину Львовичу и сам музей изящных искусств обрел несколько бесценных экспонатов: иногда в старике просыпался патриотизм, и он делился с государством чем-нибудь не особенно сто́ящим, видимо заручаясь его гарантией на всякий пожарный случай.
Господин Лунц доверял ловкому Львовичу безоговорочно, зная, что о предметах искусства тот никогда не посмеет соврать, так как относится к ним даже с большим уважением, чем к живым людям. Однако в глубине души он все-таки побаивался, что господин Львович при случае запросто продаст его за ломаную монету, если вдруг окажется, что она когда-то заваливалась за подкладку кармана Ивана Грозного.
Господин Лунц набрал номер, и ему тут же ответил бодрый стариковский голос.
– Господин Львович, добрый день! Это Лунц из музея, – начал он.
– Помню, помню вас, дружочек. Как вы? Что с вами? Я, знаете, весь в делах, все хлопочу, хлопочу…
Старик явно давал понять, что звонок сейчас совсем не ко времени, но стоило господину Лунцу упомянуть о том, что он поблизости и у него с собой есть «кое-что интересное», как он был приглашен немедленно зайти. Пыльная квартира была доверху заставлена антикварной мебелью, потолок завешан люстрами и светильниками всех эпох и форм, из-за приоткрытой дверцы антресольного шкафа выглядывали очаровательные головки гипсовых ангелочков. Стулья, побывавшие в чертогах всех Людовиков, стояли, заваленные каким-то хламом. Сам господин Львович приветствовал господина Лунца очаровательной улыбкой, все время качал головой с жиденькими, тоже почти ангельскими кудряшками и прожигал постоянного клиента нетерпеливым жадным взглядом, держа наготове увеличительное стекло в массивной оправе. Как обычно, ему хватило пары минут, чтобы оценить кольцо. Азарт в глазах тут же исчез, но интерес остался.
– Не шедевр, дружочек мой, не шедевр. Но весьма занятно. Не думаю, что кто-то из моих клиентов заинтересуется всерьез, так что я взял бы его разве что для себя. – Он повертел кольцо на узловатом пальце. – Пусть валяется. Люблю по вечерам перебирать бирюльки, скучаю, знаете ли, – господин Львович засмеялся смехом, похожим на треск сухих поленьев, а господин Лунц тут же представил себе, на какую сумму могли потянуть эти самые «бирюльки».
– Именно поэтому я и к вам. Видите ли, не хотелось бы, чтобы оно оказалось чересчур на виду.
Старик удивленно приподнял седую бровь.
– А что, у этой безделицы есть продолжение? – переспросил он, и в колких глазах снова появились охотничьи искры.
– Я к вам именно по этому поводу. На самом деле мне нужно продать очень серьезную вещь. Заметьте, именно очень серьезную. Насколько я знаю, у вас есть выходы на серьезных покупателей и аукционные дома… Которые открыты не то чтобы для всех… Желательно даже не здесь… Не в этой стране… Вы понимаете, о вещи какого уровня я говорю?
Старик ничего не ответил, поднялся с кресла и плотно закрыл дверь в кабинет.
– Цена моих услуг, дружочек? – Господин Львович никогда не ходил кругами.
– Я должен быть уверен, что могу на вас положиться. А вы будьте уверены, что цена будет соответствовать неоценимой услуге, которую вы мне окажете. Уж простите за игру слов.
Господин Львович выложил на стол блокнот и ручку, и через полчаса большой белый лист оказался заполнен схемами, стрелками и буквами, понятными ему одному. Господин Лунц смотрел на бумагу не отрываясь, они говорили вполголоса, время от времени обмениваясь понимающими взглядами.
– Так что, я думаю, правильным будет, если я получу… – Старик быстро нарисовал цифру и тут же зарисовал ее жирными штрихами.
Господин Лунц кивнул.
– Но я хотел бы сейчас получить от вас за кольцо… – Он в свою очередь взял в руки ручку. – В качестве гарантии.
Старик взглянул на цифру через лупу и кивнул.
– В качестве гарантии, – повторил господин Лунц. – И я хотел бы, чтобы оно, если это возможно, осталось у вас. Или в ближайшем, так сказать, кругу. Вы понимаете, я рискую. Вещи некоторым образом связаны между собой.
– Я все понимаю, дружочек, все понимаю, – заворковал хранитель ценностей и знаток шедевров. – Вы же не первый год знаете старика. Будьте спокойны.
В коридоре раздался какой-то шум, и чей-то голос громко позвал:
– Дед!
Господин Львович подскочил, как будто под ним была встроенная пружинка, быстро сунул кольцо в карман вязаного жакета и пошаркал в коридор, прикрывая за собой дверь.
– Простите, это мой внучатый племянник зашел, – извинился он на ходу.
Племянник был тридцатилетним верзилой с широченными плечами и улыбкой до ушей. В данный момент он выгружал на старинный столик, поддерживаемый львиными лапами, кастрюльки и мисочки. Господин Львович так и не обзавелся собственными детьми и обожал сына племянницы, хотя иногда и смотрел на всех своих родственников как на досадное недоразумение. Он считал, что только он один смог выбиться в приличные люди, а семья его сестры как была, так и осталась «колхозной породы».
– Что это, детка? – залопотал старик, шаркая по коридору и изображая немощь во избежание просьб о материальной помощи – этого он не любил.
– Дед, привет. Вот тут мама передала тебе, индейка, кролик в сметане, а тут рыбные котлетки. Пир тебе на весь мир. Ну или на неделю. Все, мне пора, тороплюсь, заехал на минуту.
– А по какому поводу пир? – насторожился господин Львович. – Мама о чем-то хотела меня попросить?
– Дед, в следующий раз я заеду, когда будет больше времени, привезу тебе календарь, и мы там красным фломастером отметим все праздники, а то ты совсем ничего не помнишь, заработался, что ли? У мамы вчера день рождения был.