А потом все стало просто чудесно, настолько чудесно, что временами господину Лунцу начинало казаться, что на свете возможно абсолютно все, и это «все» вполне в его силах. Он чувствовал себя добрым волшебником, исполняя любые желания своей нежной нимфы, он чувствовал себя юным, кудрявым и пылким. В его мечтах творились настоящие чудеса, покупались роскошные виллы на злосчастных Мальдивах, совершались кругосветные путешествия, фламандские ювелиры ограняли чистейшие алмазы, белокурая нимфа не сводила с господина Лунца искренних влюбленных глаз, понимала его с полуслова, а по вечерам нежными ручками жарила для него картошку с хрустящей промасленной корочкой и домашние сочные котлетки – как он любил. Хотя до сих пор она даже не научилась включать плиту, за ненадобностью. И, что уж совсем невероятно, в мечтах господина Лунца вдруг стали появляться розовощекие младенцы, а самое главное – таинственным, но абсолютно безобидным для всех образом вдруг бесследно исчезала куда-то его жена.
Директору музея изящных искусств нравилось предаваться мечтам. На работе он то и дело улыбался, и все сотрудники обратили внимание на то, что он стал лучше выглядеть и меньше потеть. Музей по-прежнему оставался в центре культурной жизни города, принимал престижные выставки, вывозил свои экспонаты в другие страны и был отмечен министром за особый вклад в воспитание подрастающего поколения. Господин Лунц чувствовал себя невероятно уверенно. Похожий на ртуть Серж Кислый не подвел, и кентавр с птичьим ликом вернулся на изящный постамент в оговоренный срок, предварительно побывав в руках придирчивых музейных экспертов, как и было положено после плановой реставрации. Господину Лунцу в тот день хотелось скакать по музейным лестницам вприпрыжку, не скрывая восторга оттого, как же ловко ему удалось обвести всех вокруг пальца, он совершенно забыл свой страх и даже стал заводить в самых разных кругах смелые разговоры о подделках и копиях. «Что за времена, – сокрушался он на экспертных советах в академии, – всем ведь известно, что тридцать процентов международного рынка искусства нынче – подделки, да, господа, подделки». «Сколько существует искусство, столько существуют подделки!» – провозглашал он на лекции перед студентами. «Да будет вам известно, что сам великий Микеланджело сделал однажды копию с греческой статуи, закопал ее в землю, чтобы состарить, а потом продал одному любителю древностей, выдав за античную», – рассказывал он любопытным детям, которых родители приводили в музей на воскресные занятия. Эксперту из Амстердама он припомнил, как его коллеги посчитали подделкой подлинник «Головы крестьянки» Ван Гога и оценили его в восемьдесят семь долларов, выставив на заштатный аукцион, где его с радостью купил какой-то японец. А однажды на крупной международной конференции директор музея и вовсе вступил в жаркую дискуссию с одним искусствоведом о том, что хорошо выполненную подделку невозможно распознать, даже прибегая к самым современным методам исследований.
О проданной картине господин Лунц старался не вспоминать, потому что от этих мыслей начинало неприятно сосать под ложечкой, даже когда он снимал со счета крупные суммы. Он запрещал своей совести просыпаться и строго говорил себе, что поступил правильно и свои решения он должен уважать. Как настоящий мужчина. Но он оставался и директором музея изящных искусств, поэтому, проходя по одному из залов своего музея, всегда смотрел на место между колоннами, где могла бы висеть картина, улетевшая за океан. Он знал, что никогда и никому не сможет рассказать, как примерял ее на эту стену и как у него тогда закололо сердце.
Через несколько дней за завтраком в гостиничном номере господин Лунц смотрел новости канала Си-эн-эн, быстро переключившись с канала Эм-ти-ви, пока прекрасная нимфа принимала душ. В одном из сюжетов новостей на экране появился сияющий от счастья мэр большого американского города, улыбаясь знаменитой голливудской улыбкой и повторяя слова благодарности от имени горожан и всего народа Америки. А потом камера взяла крупный план, и господин Лунц выплеснул на свои серые брюки с тонкой полоской сразу весь кофе из маленькой чашки. За спиной у мэра стояла картина. Та самая. А голос за кадром рассказывал об удивительном поступке одного очень состоятельного и при этом образованного, тонкого и прекрасного человека, мецената, который приобрел на тайном аукционе шедевр мировой живописи, давно считавшийся потерянным, и вместо того, чтобы любоваться им в своей спальне, передал в дар городу. Да что там городу – всей Америке. Всему миру.
У господина Лунца снова закололо сердце. Но он довольно быстро смог взять себя в руки. Ему не о чем волноваться. Львович был надежным человеком, и его люди гарантировали полную конфиденциальность, так что ни один сыщик не смог бы размотать клубок, ведущий от заокеанского аукциона под пол депозитария музея изящных искусств. Господину Лунцу абсолютно ничего не угрожало.
Разве что одна маленькая деталь. Зрительская аудитория канала Си-эн-эн составляла чуть более миллиарда зрителей. Господин Лунц был не единственным, кто видел тот выпуск новостей.
Глава девятая
1
«Райская птица искушает и не стыдится. За это она заплатит».
– Вот, пожалуйста! Я же тебе говорила! Мне кто-то все время шлет какую-то чушь! – Я показала Марте телефон. – Может, это один и тот же человек? И фотография, и ворона, и это…
Мы сидели у меня в мастерской. Я пыталась работать, а Марта пыталась меня успокаивать.
– Действительно, чушь… А другие сообщения про что? Много их было?
– Да тоже какая-то ерунда про птиц, про гнезда! Приходили раза три. Я их сразу стерла.
– Вот это ты зря, – вздохнула Марта. – Чем больше у нас доказательств, тем лучше. Надо наскрести что-то, чтобы в полиции нас не послали. А по номеру ты звонить не пробовала?
– Пробовала, там никто не ответил.
Я снова развернулась к картине.
– Прекрасная все-таки вещь, – сказала Марта. – Хорошо, что я сразу дала Александру твой телефон.
– Да-да, спасибо… Это наверняка один и тот же человек! Сообщения все время про птиц, и в окно мне кинули ворону!
– Но на фотографии-то птиц нет. Тебе надо отвлечься. Мы что-нибудь придумаем. Когда уже придет этот твой Марк?
Он позвонил мне этим утром. Я не удержалась и расплакалась. Он испугался, стал расспрашивать, что случилось, и пообещал приехать, как только получится.
– Обещал пораньше. Но он на работе, – сказала я, и тут зазвонил телефон.
– Это, наверное, как раз он, – предположила Марта, но в трубке раздался бархатный голос Аптекаря.
– Как вы живете, милая барышня? – осведомился он. – Не знаю, станете ли вы со мной разговаривать после нашего сумбурного расставания. Прошу вас, простите меня. Я хотел позвать вас в гости. Клятвенно обещаю, что на этот раз вам не придется ретироваться впопыхах. Приезжайте на чай и приятную беседу, я хочу загладить свою вину. Что такое… я все время виноват перед вами. – И он засмеялся.
Судя по всему, настроение у Аптекаря было прекрасным, чего никак нельзя было сказать о моем.
– Простите, Аптекарь, но я не могу. И в ближайшие дни не смогу. У меня много дел и… И у меня неприятности…
– Что такое? Человек, который испортил вашу фотографию, продолжает досаждать?
– А откуда вы знаете? – насторожилась я.
– Я не знаю, – спокойно сказал Аптекарь. – Я просто позволил себе предположить.
– Тот ли это человек или другой, пока непонятно, но… в общем, простите, но я пока не смогу.
– Спасибо, что вы так честны. Я слышу, как вы расстроены, и очень надеюсь, что скоро все успокоится. Если вы вдруг поймете, что нуждаетесь в моей помощи или просто вам захочется чаю и сладкого, то приезжайте. Только сначала звоните.
– Хорошо, спасибо. Но у меня нет вашего номера, а когда вы звоните, он не определяется.
Аптекарь продиктовал мне номер, и мы попрощались. Не успела я закончить разговор, как на меня буквально набросилась Марта:
– Аптекарь?! Это еще кто такой? Давно ли ты водишь дружбу с фармацевтами? Почему я ничего не знаю?
– Он не фармацевт, Марта, – отмахнулась я. – Он – Аптекарь. Да и вообще – долго рассказывать. Просто знакомый. Случайный. Хотя, наверное, не совсем случайный. Но в любом случае сейчас мне не до рассказов.
– А вот и нет! – подскочила Марта. – Рассказывай немедленно! Я не посторонний человек, я твоя самая близкая подруга! Ношусь с тобой всю ночь, бросаю детей, чтобы убирать у тебя тут твои поломанные фикусы и дохлых ворон, а как дело доходит до ценной информации, так тебе, видите ли, не до рассказов! Ты понимаешь, что сейчас важна каждая мелочь? Кто он такой?
Я поняла, что она не отстанет, пересела в кресло и рассказала ей все в деталях. И про картину. И про копию. Марта слушала, затаив дыхание и не сводя с меня глаз. Когда я закончила, она вскочила со стула и стала ходить по комнате.
– Так чего ты удивляешься? Все же понятно!
– Что понятно?
– Что это он тебя пугает! Все сходится! Как ты могла не догадаться? И почему ты мне сразу ничего не рассказала? Ничего себе знакомые у тебя!
– Зачем ему меня пугать? Он милый человек.
– Милый? Допустим. Но я тут услышала пару минут назад, что у этого миляги на стенке висит кое-что принадлежащее мировой общественности. Висит себе, и никого это не смущает. Потому что никто не в курсе. И цена вопроса – всего-то пара десятков миллионов евро. Или сколько? Пара сотен миллионов?
Я пожала плечами.
– Понятно, – покосилась на меня Марта. – Твои бестолковые мозги отказали тебе в самый неподходящий момент и не притормозили твой шустрый язык, когда он заявил милому хозяину, что ты его раскусила.
– И он решил меня запугать?
– Думаю, да. Как минимум. И, скорей всего, это еще просто разминка, имей в виду. Потому что ему есть за что бояться, и вполне в его интересах довести тебя до дурдома, чтобы потом никто не поверил в твои видения у него дома. Вот зачем он сейчас звонил?