Господина Лунца бросило в пот, он задохнулся и выпучил глаза.
– Ну, что ты так удивился? – Шклярский раздавил в цветочном горшке окурок. – Думал, хорошо маскируешься? Ан нет, коллега, вся твоя тайная жизнь – никакая не тайна. Могу рассказать подробности. Хочешь?
Господин Лунц замотал головой и отхлебнул желтоватого кипятка из чашки.
– Не хочешь – как хочешь. Значит, рассказывай ты. Зачем взял чужое?
– Твои претензии несправедливы. Там не было свидетельства о собственности, – сипло сказал директор музея изящных искусств. – Откуда мне знать, что это твои вещи. Кто это докажет?
– Я смотрю, ты тут осмелел. – Шклярский сложил на груди руки и сдвинул очки пониже. – Какой-то стал правильный. Прямо борец за справедливость. Так вот, о справедливости. Разве хорошо залезать в чужие тайники, а потом еще и распоряжаться тем, что нашел? Ты что, не знаешь, для кого люди делают тайники? Для себя! Я работал всю жизнь в поте лица, отказывал себе практически во всем, копил на черный день, копеечка к копеечке, откладывал, экономил. Всего-то две картинки и колечко. Ну, колечко – ерунда, кто-то из антикваров взятку сунул. И представь себе, случился у меня этот черный день. И у тебя случится, Лунц, можешь не сомневаться, непременно случится, если будешь продолжать в том же духе и лезть куда не надо.
– Хочешь меня напугать? – Директор музея отчаянно пытался взбодриться и не поддаваться на провокации.
– Боже упаси! Зачем мне тебя пугать? Просто рассказываю, как сильно ты меня расстроил. Там было-то всего две картинки, но мне бы их преспокойно хватило на тихую безбедную старость. Я человек скромный, мне не нужно никакой роскоши. Чашечка кофе, бутербродик с колбаской. Ну, иногда, может, билетик в кино. Или на трамвае покататься. Бриллиантов я не покупаю, и к апартаментам на набережной мои подружки не прицениваются.
Внутри у господина Лунца похолодело. Видимо, Шклярский следил за ним давно и основательно, и телефон, похоже, тоже прослушивался. Дело становилось все более серьезным. Бывший директор тем временем достал из пачки новую сигарету и продолжил:
– Мне не на кого рассчитывать, Лунц. Я немолодой и одинокий человек. – Шклярский наигранно всхлипнул, его явно забавляла вся эта ситуация. – И заботиться обо мне некому, живу на чужбине, и живу там не совсем легально, так что ни официальных зарплат, ни социальных пособий мне не светит. Ты же сам знаешь о моих сложностях, из-за которых мне пришлось начать скитаться. Так вот, все мои гарантии безбедной старости остались у тебя в музее. У тебя… – Он скривился. – Вообще-то это был когда-то мой музей, ну да ладно, я, опять же, человек скромный, довольствуюсь малым. Вот только отдавать это малое кому-то другому я не собираюсь. Понятно тебе, Лунц?
– И чего ты хочешь?
– Справедливости. Только справедливости. Верни мне мои вещи, и я исчезну, как летний утренний туман. – Он опять выдохнул дым и помахал на него ладонью.
– Но у меня их нет, – тихо сказал господин Лунц. – Ты же знаешь.
– Знаю. И этим ты меня ужасно расстроил. Вторая картинка что, тоже улетела вдогонку за первой? Разве можно так поступать с чужим имуществом? Хотя пристроил ты его лихо, сказать нечего, а я-то тебя недооценил, думал, если Лунц вдруг найдет мои картинки, то будет носиться с ними как курица с яйцом, торжественно передавать государству, а оно ему за это даст грамоту и даже значок. А ты, оказывается, не так прост. Не захотел значок, да? Ну конечно, разве станет с тобой твоя красотка за значок…
– Это не твое дело, – выдавил директор музея. – Картин у меня нет. Можешь подать заявление в полицию о пропаже.
– Ух ты! Лунц, ты мне нравишься все больше! С тобой становится весело. В полицию я не пойду, мне туда не надо, с полицией у меня тут не очень добрые взаимоотношения. Но, как я уже говорил, человек я немолодой, опытный, и связи у меня хорошие. И люди верные. Покруче полиции. Так что в полицию я не пойду, а пришлю к тебе для начала экспертную комиссию с целью проверить одного занятного кентавра. Но это так, для разминки, потому что ты, боюсь, выкрутишься. Тогда я пойду выпить коньяку и поговорить о жизни к моему старому приятелю, он сейчас сильно поднялся по карьерной лестнице, прекрасный человек, уважаемый и влиятельный. Захочет – сотрет в порошок кого угодно. Лев, а не человек. Души не чает в единственной дочери. Улавливаешь суть, Лунц? Но если и личная жизнь окажется для тебя не такой ценной, то, может, побоишься за свою бренную плоть? За свою плешивую шкурку? Я человек со связями. С разными. Я не угрожаю, ни в коем случае, просто констатирую, насколько серьезная сейчас криминальная обстановка в городе. Да и несчастные случаи сплошь и рядом. Так что, если тебе это все не нужно, то придется вернуть картины или деньги за них. Ты ведь знаешь, сколько они стоят? Чтобы ты не прикидывался, я напишу тебе циферку на бумажке. – Он вытащил из стакана бумажную салфетку и нацарапал на ней сумму. – Вот это ты отдашь мне через три дня, Лунц. Понятно?
– Две недели, – сипло отозвался Лунц.
– Неделя. И разговор на этом окончен. Ты очень сильно меня расстроил.
Глава четырнадцатая
1
– Как хорошо, что вы зашли, Агаточка! Так неожиданно, я как раз собиралась выпить кофе, спуститься в буфет, а тут вы. Ах, какие прелестные пирожные! Знаете, чем меня порадовать. Как поживаете, дорогая?
Артемида развязывала лиловый бант на коробке и говорила не останавливаясь. Я даже не стала звонить ей, чтобы предупредить о своем приходе, потому что она всегда была на рабочем месте. В сером костюме, безупречно подогнанном по статной фигуре, и с розовым бантом на внушительном бюсте.
– Прекрасно, что вы зашли, сейчас я налью нам кофе.
– Благодарю вас, Артемида, я случайно оказалась поблизости и решила к вам заглянуть. Так и тянет, знаете, в родные пенаты.
– Да уж, да уж, для нас для всех тут дом родной, это вы правы. Музей надо любить трепетно. Другие люди у нас не задерживаются. Музей – это храм, святое место. Здесь можно работать, только если душа чиста! Вы ведь согласны со мной?
Я кивнула, сделав глоток. Кофе Артемида варила божественный.
– У нас на прошлой неделе уволилась та неприятная дама, новый главный бухгалтер, я сразу поняла, что она не приживется Разве это специалист? Она бегала в кабинет к господину Лунцу по десять раз на день. Как это возможно – так отвлекать руководство? Если ты специалист, то сиди и работай на своем рабочем месте. Вы ведь согласны со мной? А отдел связей с общественностью? Вы их там знаете? Как свяжутся с кем-нибудь, так просто караул. И ведь все ко мне, все через меня.
Я понимающе кивнула.
– Прелестные пирожные! Спасибо вам, милая. Я, пожалуй, возьму еще одно. Они же легкие, не очень вредно для печени.
Она откусила от пирожного, а я воспользовалась паузой.
– Как поживает наше дорогое руководство? Как дела у господина Лунца?
– Неплохо, неплохо, – закивала Артемида, энергично пережевывая. – Он такой потрясающий человек! Это такая трудоспособность, такая самоотдача! Горит на работе. Сгорает! Всего себя отдает делу. Искусству!
– Да-да, – подхватила я, – совершенно с вами согласна. Я заметила, что он в последнее время выглядит усталым. Много работы? Какие-то выставки? Опять перевозили в другие музеи важные экспонаты?
– Да что вы? – Артемида сделала большие глаза и даже перестала жевать. – Что вы такое говорите? Помилуй бог! Господин Лунц в отменной физической форме. Я стала заваривать ему травяной чай, он хорошо влияет на сосуды.
– Может быть, мне просто показалось, – быстро исправилась я.
– Скорей всего, скорей всего, – закивала Артемида. – Вы когда проверяли зрение? При вашей профессии это ведь крайне важно. Попейте таблетки с черникой, мой вам совет. И я бы на вашем месте… – Она зачем-то оглянулась на дверь, потом наклонилась над столом поближе ко мне и с заговорщицким видом сообщила: – Активнее пользовалась бы декоративной косметикой. Вам это вовсе не повредит. Поверьте мне, дорогая. Станете поярче, глядишь – и замуж выйдете. Кстати, как ваша личная жизнь?
Она удобно устроилась в кресле, приготовившись смаковать рассказы о моих кавалерах. Как правило, это становилось поводом к воспоминаниям о ее собственных ухажерах, обивавших ее пороги в молодости, однако почему-то так и не сумевших добиться ее расположения. Но я пришла сюда вовсе не для романтических историй.
– Я просто слышала, что господин Лунц собирался отправить куда-то за границу несколько наших основных экспонатов. Несколько картин. Это ведь такое нервное дело…
– Вы опять что-то напутали, – покачала головой Артемида. – У нас никто никуда пока не едет. Висят себе все как миленькие.
– А к нам в последнее время ничего не привозили? И вроде бы к господину Лунцу недавно приезжали какие-то международные эксперты? Как он только все успевает! Часто остается работать по вечерам?
Артемида вдруг отставила свою чашку, тщательно вытерла пальцы салфеткой и взяла меня за руку.
– Агаточка, – сказала она проникновенно, – я ведь давно за вами наблюдаю. И я догадываюсь, что с вами происходит.
– Да? – искренне удивилась я.
– Да. – Артемида размашисто кивнула, тряхнув высокой прической. – Деточка, мне кажется, что в последнее время вы слишком интересуетесь господином Лунцем. Приходите не в назначенное время, более того, даже не в часы приема. Вы ведь влюблены в него, да?
Я поперхнулась кофе и закашлялась, что было воспринято Артемидой как чистосердечное признание. Она сжала мою руку так сильно, что я ойкнула, и продолжила:
– Я посоветовала бы вам оставить надежду. Ведь господин Лунц женат, и он прекрасный семьянин.
Мне оставалось только кивать и делать жалобные глаза, чтобы она меня отпустила.
– Я давно стала замечать это за вами… – Артемида прищурилась, – …этот повышенный интерес. Я вас прекрасно понимаю, он такой интересный мужчина и необыкновенный человек, но все же… Да, он оказывал вам знаки внимания, но только потому, что ценит вас как редкого специалиста. И не более того. Оставьте надежду. Это все напрасно, уверяю вас. Смиритесь, и вам станет легче.