– Может, тогда ты знаешь, у кого достать такие капли? – Господин Лунц сам не мог поверить, что все-таки сказал это вслух.
Искусствовед снова поднял на него мутный взгляд, криво прищурился, долго молчал, глядя Лунцу в переносицу, а потом с размаху хлопнул его по плечу:
– Ха! Ты меня проверяешь! Проверяешь меня, да, Лунц? Думаешь, я выпил и плету языком? Да, я выпил, но я и пьяный знаю побольше, чем все вы тут, вместе взятые. Хочешь, чтобы я доказал? А я докажу!
Он бросил вилку и нож и начал шарить по карманам. Потом достал пузатый кошелек, выложил из него на стол несколько золотых кредиток, искоса посматривая на эффект, производимый на публику, и, наконец, маленький прямоугольник, на котором было напечатано только одно слово: «Аптекарь». С другой стороны прямоугольника размашистым почерком был написан адрес.
«– Вы никогда не были в этом доме.
– Разумеется.
– Вы никогда не видели меня, не знаете моего имени, у вас нет ни телефона, ни адреса…»
Глава двадцать четвертая
1
Райские птицы любят позировать. Красуются часами, примеряют позы, меняют наряды, могут быть разными. Пахнут так сладко, щебечут так нежно. Нет никого на свете, кто был бы их краше. Они знают об этом, любуются собой, завораживают сами себя. Начинают кружиться, забывают про все, танцуют, поднимают ветер, хотят улететь, но что-то их держит, кем ни прикидывайся, будь ты цветок или райская птица. Рвутся на небо, теряют перья, бьются и злятся. Не подходи никогда к райской птице ближе, чем свет от ее оперения. Она не простит и ударит. Лучше начни танцевать ее танец, сделай вид, притворись, удиви ее. Чтобы она поверила, что ты на нее похож. Что и ты умеешь летать и танцевать ее танцы. Потому что так не бывает, чтобы ее птенец всегда оставался гадким…
2
Разумеется, я отправилась к Марте выяснять судьбу исчезнувшего флакона. Полицейскому инспектору я пообещала доставить вещественное доказательство как можно скорее прямо в участок.
– Как хорошо, что ты пришла! – обрадовалась она. – Мои старшие играют с соседской девочкой, а мы пока хоть поговорим с тобой как нормальные люди.
Соседская девочка, существо абсолютно ангельского вида, как раз выползала на четвереньках из-за саркофага, а отпрыски Марты делали вид, что охотятся на нее, стреляя из воображаемых луков и пистолетов и сопровождая свои действия жуткими воинственными криками. Младенец, как обычно, был привязан к Марте и крепко спал, не обращая ни на что внимания.
– Я на минуту, – предупредила я, когда мы добрались до кухни, но тут же поняла, что этим моим планам вряд ли суждено сбыться: Марта доставала из духовки индейку и ставила на стол тарелки. – Я только зашла за флаконом…
– За каким флаконом? – Марта аппетитно облизнула пальцы и уселась на табурет. – Хочешь вина? Я не буду, а тебе надо. Снимешь стресс.
– За флаконом, в котором была кислота. Спасибо, если только чуть-чуть.
Марта слезла с табурета и полезла в шкаф за бутылкой.
– А ты уверена, что он не у Марка? – спросила она.
– Вообще-то это он сказал, что флакон у тебя. У него его точно нет, он сказал, что ты его забрала.
– Да? – Марта приподняла брови. – Знаешь, я, наверное, от стресса ничего не помню. Да и выпили мы тогда. В общем, в той части, которая касается флакона, у меня в голове какой-то туман.
– Подожди. Так флакон у тебя или нет? Мне нужно отдать его полиции, они сейчас занимаются картиной и прочими моими неприятностями. То есть я надеюсь, они все-таки будут заниматься, потому что пока доказательств у них маловато.
– Может, он все-таки у Марка?
Марта вела себя странно. Я знала ее очень хорошо и сразу поняла, что она хитрит. Но у меня не было никакого настроения играть в прятки.
– У Марка его нет, у меня дома его тоже нет, он может быть только у тебя. И Марк собственными глазами видел, как ты забрала его, когда за тобой приехал муж. Марта, что с тобой?
– Давай я налью тебе еще…
– Давай ты отдашь мне флакон. И вообще мне это не нравится! Он у тебя или нет?
– Можно я отнесу ребенка в детскую? А потом ты сможешь меня убить.
Мой интерес к индейке и вину окончательно улетучился. Марта знала, где флакон, в этом я не сомневалась, но ее поведение не предвещало ничего хорошего.
– Марта, ведь ты его забрала? – тихо спросила я, попытавшись поймать ее взгляд.
– Да, – кивнула она. – Но у меня его нет.
Мне стало нехорошо. Это была единственная улика.
– Я его разбила, – тихо сказала она. – Можешь меня убить.
– Ты с ума сошла? Как это могло случиться?
– Можешь меня убить, – снова повторила она. – Имеешь полное право. Но я не нарочно, и у меня дети. Вот, целых два смягчающих обстоятельства.
– Хватит этого бреда! – Я уже сердилась. – Почему ты ничего мне не сказала?
– Не хватило смелости. Я же знаю, что, кроме него, тебе нечего предъявить в полиции. Мы выходили из машины, я полезла доставать этот проклятый флакон из багажника, мой дражайший супруг сказал, чтобы я его не трогала, я все равно лезла, ты же знаешь, я упрямая как баран. И, в общем, я его уронила… Агата, прости меня, пожалуйста! Я могу показать пятно на асфальте у нас перед домом. Ну, хочешь, мы прямо сейчас поедем в полицию, и я дам показания?
Я была не в состоянии вообще ничего говорить и отвернулась к окну, Марта слезла с табуретки и обняла меня за плечи.
– Ну прости меня. Я сейчас же позвоню няне, и мы поедем в полицию.
– Не надо, – покачала головой я. – Они все равно не поверят. Тот полицейский, который был у меня, сразу дал понять, что очень сомневается в моей адекватности. И кислоту во флакон с духами, как он считает, налила я сама. А теперь и флакон бесследно исчез, так что у него нет никаких причин начинать расследование.
– А сообщения ты ему показала?
– Показала.
– И что?
– И ничего. Я, пожалуй, пойду. Прости, что-то совсем нет аппетита.
– Давай мы все-таки съездим в полицию? Они должны принять заявление, нас же несколько человек, мы свидетели. Я сама так расстроилась, не могу ни спать, ни есть. Ну, что мне сделать, чтобы хоть как-то тебя порадовать?
– Купи мне цветов и торт! – крикнула я уже от входной двери.
3
К счастью, вечером приехал Марк. Он был немного уставший, вскользь обмолвился о том, что на работе какие-то неприятности, но отказался сообщать хоть какие-то подробности, он очень переживал из-за меня.
– Как ты? Дай я тебя обниму.
– Я сама не понимаю, как я.
– Марта отдала тебе флакон? Вы ездили в полицию? Что сказал полицейский? Может, на нем остались какие-то отпечатки пальцев?
– Вполне возможно, что отпечатки и остались бы, – сказала я. – Загвоздка только в том, что самого флакона не осталось.
– То есть как? – удивился Марк.
– Марта его уронила. Он разбился. Улики нет.
– Как она могла его уронить?
– Взяла и уронила, не надо меня расспрашивать. В полицию идти не с чем, они считают меня чокнутой, которая сама все придумывает.
– Это тебе сказал полицейский?
– Не открытым текстом, но ясно дал понять, как он относится к моему делу.
– А эсэмэски ты ему показала?
– Он сказал, что я должна разобраться с моими кавалерами.
– С какими кавалерами?
– Понятия не имею! Полицейский считает, что сообщения пишут мои поклонники.
– А их у тебя много? Может, ты и правда кому-то слишком грубо отказала?
– Настолько грубо, чтобы за это доводить меня до сумасшествия? Нет, таких отвергнутых и оскорбленных у меня нет и не было.
– Мужчины ведь очень долго хранят обиду. Может, ты выкинула его из головы уже через пять минут, а он помнит твои слова всю жизнь и страдает.
– Вы что, сговорились с Мартой? Уже вдвоем во мне сомневаетесь? Особенно ты! Как ты можешь?! Я же так тебе доверяю!
Он схватил меня и прижал к себе.
– Прости меня, я не знаю, зачем это сказал. Конечно, если бы такое случилось, ты бы наверняка вспомнила. Просто я никак не могу понять, кому это нужно и почему это все происходит. Но я же знаю не все твое окружение, и мне известно далеко не все о твоем прошлом, поэтому я и предположил, а вдруг…
– Поцелуй меня, – вдруг перебила я.
У меня не было ни сил, ни желания продолжать эту беседу, я просто сказала вслух то, о чем подумала.
– Что?
– Поцелуй меня. Пожалуйста.
Он внимательно посмотрел на меня, потом поправил мне волосы и коснулся губами моих губ.
– У тебя такие глаза… – сказал он. – Ты удивительная.
– Со мной что-то не так? – спросила я.
– Почему? С чего ты взяла? – Он отступил на шаг назад.
– Потому что ты меня избегаешь! – взорвалась я.
– Ты с ума сошла? Что значит – избегаю? Мы не расстаемся ни на день! Я ни с кем не провожу столько времени, как с тобой. Даже если мы не вместе, я все время думаю, как ты, что с тобой. И что ты мне сейчас говоришь? Как я могу тебя избегать?
– Как женщину! – Я оттолкнула его и пошла на кухню.
– Агата, послушай, ты просто устала, и на тебя столько свалилось, не надо переворачивать все с ног на голову.
– Ты что, не можешь просто меня поцеловать? Что в этом такого ужасного?
– Я не люблю целоваться. – Он пожал плечами. – Я вообще очень плохо целуюсь.
– Марк, хватит говорить ерунду. Нам же не по тринадцать лет. Ты не хочешь доводить дело до постели, потому что боишься серьезных отношений?
– Агата, я не хочу сейчас говорить об этом. Но ты ошибаешься.
Он сел за стол и болезненно поморщился.
– Значит, разубеди меня, чтобы я перестала ошибаться. Потому что мне уже кажется, что во мне куча проблем и я не так выгляжу.
Он вздохнул, пошарил по карманам и вытащил пачку сигарет.
– Можно, я закурю? Давай выйдем в оранжерею, там большое окно.
– Ты же не куришь.
– Курю. В особых случаях. Когда выдаются на редкость «удачные» дни.