Однако за безудержной модернизацией скрывалось острое ощущение неуверенности и царящее в культуре отчаяние. Несмотря на впечатляющие успехи, Италия (особенно на юге) все еще была крайне отсталой – измученной вечной бедностью и болезнями (холерой, малярией, недоеданием), лишенной природных ресурсов, изнуренной финансовыми затруднениями и относительно ослабленной армией. Действительно, как только страна воссоединилась, многие – достаточно громко – забеспокоились о ее международном статусе и репутации, отчаянно требуя, чтобы Италия («последняя из великих держав», как называл ее историк А. Д. П. Тейлор) была признана важным европейским игроком. Поколение, пережившее оптимизм и идеализм Рисорджименто, погрузилось в пессимизм и безысходность. К концу столетия политика и культура приобрели тревожный и воинственный характер. Безрассудные проекты колонизации и воинственный настрой нашли отражение в риторике разрушения, свойственной таким писателям, как Габриеле Д’Аннунцио, и в новой литературе реализма, которая стремилась показать (а в некоторых кругах воспевать) насилие и суеверия, присущие итальянской жизни.
Что все это означало для балета? Во-первых, постоянную напряженность. Театр Ла Скала внезапно закрылся (якобы на реставрацию) и не работал с 1848 по 1851 год; Ла Фениче закрыл двери на семь лет, с 1859-го по 1866-й, а его балетная школа приостановила работу на время в 1848 году и окончательно – в 1862-м. В неаполитанском Сан-Карло в 1848 году танцовщикам перестали платить, и они забастовали. Их балетмейстер Сальваторе Тальони был случайно подстрелен во время волнений, и хотя он выздоровел, балет так и не поднялся: неаполитанский двор, субсидировавший балет, сдал позиции, а в 1861 году прекратил свое существование – бедный Тальони умер в нищете и забвении. В 1868 году безденежный итальянский парламент урезал финансирование всех оперных театров и к тому же установил 10-процентный сбор с выручки. По всей стране театры перешли на содержание муниципалитетов. Это не было в тягость благополучному Милану, который разбогател после объединения страны за счет урбанизации и процветания торгового сословия, однако для других стало тяжким бременем.
Балеты – даже в Милане – стали уходить первыми. Историю отражают цифры: до 1848 года сезон Великого поста в Ла Скала включал в среднем шесть балетов, после 1848 года – три и даже два. Кроме того, привычные два балета в трехактной опере были сокращены до одного в финале – зрители на них не оставались, и балеты исполнялись в полупустых залах. Положение осложнялось тем, что большая французская опера и сочинения Вагнера вошли в итальянский репертуар, а сама итальянская опера поднялась на новую вершину. Балетные спектакли переносились на все более позднее время, а оперы, включавшие балетные сцены, использовали их как вставки во французской манере. Итальянский зритель (не говоря уже о композиторах) все больше воспринимал балет как нечто лишнее и отвлекающее – балет больше не был желанным антрактом.
Изменилось и экономическое положение оперы и балета. Начиная с 1840 годов (и особенно быстрыми темпами в 1860-х) оперные театры стали переходить на новую – репертуарную – систему. Чтобы в целом не зависеть от премьер, театры стали возобновлять постановки старых любимцев – от Россини до Верди. Таким образом гарантировалась определенная безопасность: билеты на Россини всегда хорошо продавались, и выручка в значительной степени компенсировала финансовые и художественные риски новых постановок. В связи с этим импресарио больше не руководили оперой: бразды правления перешли к издателям (в частности, к Рикорди). Они приобретали права напрямую у композиторов и затем продавали их театрам, нередко тщательно прописывая условия композитора по контролю над местными постановками. При этом, с ростом культа звездных певцов, итальянская опера широко распространилась по развивавшейся сети театров – от Италии и Европы до набиравшей силу итальянской диаспоры в Южной Америке. Однако репертуарная система зависела от записи партитуры, а у балетмейстеров ничего подобного не было. И так как опера превратилась в серьезный бизнес, то балет все больше выглядел неким анахронизмом.
Хореограф Луиджи Манцотти (1835–1905) все изменил – во всяком случае, так поначалу казалось. Провозглашенный в свое время спасителем итальянского балета, Манцотти преуспел не в устранении существовавших в балете проблем, а в их использовании; он стал символом того, насколько ужасно все может сложиться, когда все идет не так.
Жизнь Манцотти была частью легенды, вновь и вновь возносившей ему хвалы, которые воспевались на протяжении всей его невероятно успешной деятельности. Он родился в семье зеленщика, увлекся театром и поступил в Ла Скала, где обучался главным образом пантомиме, хотя был и неплохим певцом. Его кумирами были не танцовщики, а актеры Томмазо Сальвини и Эрнесто Росси. Генри Джеймс однажды съязвил по поводу Росси: «Он ужасен и одновременно прекрасен, ужасен во всем, где требуются вкус и благоразумие, но “все при нем”, особенно в неистовой страсти». То же можно сказать и о Манцотти, который прикрывал свои ограниченные танцевальные способности острым чутьем на мелодрамы и зрелища политического характера. Его первый балет и задал тон: «Смерть Мазаньелло» (1858) основан на героической истории неаполитанского рыбака, возглавившего восстание против испанцев. Это была завуалированная тема Рисорджименто со знаменитым революционным прошлым: пятиактная опера «Немая из Портичи» (1828) Обера на ту же тему, как известно, вызвала восстания в Бельгии в 1830 году25.
Манцотти заставил звучать свое имя после балета «Пьетро Микка», премьера которого состоялась в Риме в 1871 году, а в 1875-м он был поставлен в Ла Скала. В сюжете говорится о герое итальянского народа, солдате, мужественно защищавшем Турин во время осады города французами в начале XVIII века; чтобы остановить вражеское наступление, он пожертвовал своей жизнью, взорвав динамит в тоннеле, где занимал позицию. Балет включал трогательную сцену прощания Микки (его роль исполнял сам Манцотти) с женой, но главный аттракцион был в финале, когда на сцене взрывался тоннель. Тема и сценические эффекты были настолько убедительны, что на первом представлении балета в Риме пришлось вызывать полицию.
Однако «Пьетро Микка» был пустяком по сравнению с феерией «Эксельсиор» (1881). Впервые представленный в Ла Скала после оперы «Рюи Блас», «Эксельсиор» был создан на музыку композитора Ромуальдо Маренко (1841–1907), сделавшего карьеру на том, что выражал в звуке бурные эмоции Рисорджименто: его первым сочинением стала музыка к балету «Высадка Гарибальди в Марсале», и вскоре он стал партнером Манцотти, написав музыку к «Пьетро Микке» и затем – ко всем его самым значительным постановкам. «Эксельсиор» – «историческое, аллегорическое, фантастическое, хореографическое действо» – был зрелищем дерзким и экстравагантным, «фантасмагорическим» или (как позже отметил американский критик) «чудовищным». В нем предстает история, если так это можно назвать, которую сам Манцотти описал как «титаническое сражение Прогресса с Регрессом»26.
Начинается балет сценой испанской инквизиции XVI века (символа тирании Испании над угнетенным итальянским народом), а заканчивается строительством почти современного Мон-Сенисского тоннеля, соединившего Италию с Францией. Главные персонажи – Свет, Тьма (ведущие роли пантомимы) и Цивилизация (в исполнении прима-балерины), другие действующие лица – Изобретательность, Гармония, Молва, Сила, Слава, Наука, Индустрия и др. Между сценами инквизиции и Мон-Сени изображаются (как указано в сценарии 1886 года) «гигантские достижения нашего века» – от изобретения первого парохода до открытия телеграфа и электричества. Свет, например, благословляет Изобретателя, «наделенного сверхчеловеческой мощью», который соединяет два провода и создает первую батарейку. Тьма пытается все разрушить, но Свет защищает отважного ученого, преданного «главному принципу: воля есть сила». В одной сцене предстает строительство Суэцкого канала, включая песчаную бурю и бандитов, скакавших по сцене верхом на лошадях, стреляя из ружей и пистолетов, – эта сцена своим появлением, по-видимому, отчасти обязана успеху роскошного семиактного балета в египетском стиле «Дочери Кеопы» (1871) a также успеху «Аиды» Верди, поставленной в Ла Скала в 1871 году27.
В балете танцуют мавританки, арабские фокусники, китаец и турок («его неуклюжесть вызывает насмешливую реакцию Цивилизации»), а также американские телеграфистки и бойкий англичанин. В номере «Кадриль наций» прима-балерина появляется в портшезе (его несут четыре человека), размахивая итальянским флагом. В финале балета взрывом пробивается тоннель, и французские и итальянские «инженеры и рабочие устремляются друг другу в объятия». Завершая сцену, Свет изгоняет Тьму («для тебя это конец, для человеческого гения – Эксельсиор»), и по знаку Света земля разверзается и «поглощает» духа Тьмы. В грандиозном апофеозе Свет и Цивилизация стоят на высокой платформе, нежно обнявшись. Свет держит в руках факел, Цивилизация – флаг, внизу нации преклоняют колени перед их гением, затем поднимаются и «радостно машут флагами. Ура»28.
В «Эксельсиоре» было занято больше 500 исполнителей, в том числе 12 лошадей, две коровы и слон, не пожалели денег на сменные декорации и освещение, тем более что в 1883 году в театр Ла Скала было проведено электричество. Однако Манцотти не был хореографом, и танцевальные связки (а их было немало) состояли большей частью из обычных взаимозаменяемых бравурных шагов, при этом детали зачастую отдавались на откуп танцовщикам (которые, как правило, пользуясь случаем, демонстрировали свои лучшие трюки). Все остальное зависело от невероятной хореографической муштры и перестроений, выполняемых с военной дисциплиной массой танцовщиков и статистов: круги, треугольники, диагонали и сходящиеся линии сотен людей – марширующих, шагающих и жестикулирующих совершенно в унисон