[57]. Хотя Станислав хотел вернуться в Россию, она умоляла его не делать этого, поскольку это будет угрожать ее положению.
В последние годы правления Елизаветы архитектор Растрелли занимался строительством Зимнего дворца, сохранившегося до наших дней. А воспоминания Екатерины дают хорошее представление о том периоде, описывая неудобства, которые пришлось терпеть придворным, пока строился дворец. Он еще не был завершен, когда в конце 1761 г., на Рождество 25 декабря (по старому стилю), Елизавета умерла. Екатерина навещала ее последние недели, стараясь при этом скрыть свою беременность, а после смерти государыни должным образом простилась с ней. Однако Петр III сразу же совершил ряд глупых или грубых промахов. Даже на похоронах Елизаветы он вел себя неуважительно, намеренно нарушая величие процессии, постоянно меняя темп своего шага. Он так и не научился хорошо говорить по-русски, и, всегда отдавая предпочтение своей старой лютеранской вере, оскорбил православную церковь новыми реформами и даже заявлениями, что «хотел он и веру переменить». В письме Понятовскому 2 августа 1762 г. Екатерина заявила, что «Петр III потерял последний скудный ум, каким обладал» и «публично осыпал меня бранью»[58] [5].
За время своего недолгого правления Петр III ввел несколько более либеральных и популярных мер, среди которых было упразднение Тайной канцелярии и освобождение в мирное время дворян от обязательной воинской службы (Манифест о вольности дворянской). Император предпринял шаги для улучшения положения крестьян, и, если бы он остался у власти дольше, его меры могли бы привести к определенным долгосрочным положительным изменениям. После его смерти британский посол Роберт Кейт, хотя и отмечал его странное поведение, охарактеризовал его как обладателя «многих превосходных качеств», «кто никогда не совершал вопиющих или жестоких действий в течение своего недолгого правления» [6]. Из-за ошибок Петра III его скоро возненавидели. Елизавета и Фридрих II не переносили друг друга, а Петр III восхищался прусским королем. Вступив на престол, он объявил о немедленном прекращении войны с Фридрихом II, вернул ему все земли, за которые в последние годы с таким трудом сражалась Россия. Хотя это уберегло Фридриха от вероятного полного поражения, этого было недостаточно для Петра III, который затем приказал своим войскам носить форму своих бывших ненавистных врагов. В письме Понятовскому от 2 августа 1762 г. Екатерина утверждала, что «заменить гвардию он рассчитывал своими голштинскими войсками, которые и должны были остаться в столице» [7]. Петр довел до крайности терпение армии, заявив, что теперь измученные войной солдаты должны отправиться сражаться в Шлезвиг за возвращение его земель в Гольштейн-Готторпе, которые датчане захватили в конце Северной войны.
Петр III также раздувал вражду в собственной семье. Объявив о своем желании жениться на любовнице Елизавете Воронцовой, он дал понять, что хочет развестись с Екатериной и, возможно, отправить ее в монастырь. После того как однажды вечером он прилюдно оскорбил свою жену, ее сторонники начали говорить, что ей надо подумать о свержении Петра III, о государственном перевороте. Именно с этого времени она начала серьезно относиться к этому предположению[59]. У нее была поддержка гвардии, в частности Григория Орлова, его братьев, тридцати-сорока других офицеров и еще почти десяти тысяч солдат. Среди ее сторонников при дворе была Екатерина Дашкова, очень умная женщина, которая позже стала директором Санкт-Петербургской академии наук, президентом Императорской Российской академии и почетным членом Королевской академии наук Швеции. Она присутствовала при ключевых эпизодах переворота, хотя впоследствии преувеличивала значение своей роли, что раздражало Екатерину. Тем не менее, поскольку Дашкова была родной сестрой любовницы Петра III, ее поддержка Екатерины подчеркивает сложность трений разных фракций, сложившихся вокруг императорской четы.
Однако какое-то время сделать было ничего нельзя, поскольку Екатерина находилась на середине срока беременности. Наконец 11 апреля 1762 г. (по старому стилю) родился ребенок Орлова, которого окрестили Алексеем, дали фамилию Бобринский и отдали на воспитание в приемную семью; через девятнадцать лет Екатерина признала его своим ребенком. Его многочисленные потомки живы и по сей день. Тем временем заговорщики продолжали реализовывать свой план государственного переворота, и наконец, через два месяца после рождения ребенка, наступила кульминация. Прошел слух, что Екатерину взяли под стражу, и после ареста одного из организаторов мятежа гвардейцы решили, что больше откладывать нельзя. В это время Екатерина жила в Петергофе, в одном из корпусов любимого дворца Петра Великого Монплезир на берегу Финского залива. Здесь в 6 утра 28 июня (по старому стилю) ее разбудил младший брат Орлова, Алексей, который сказал, что она должна спешить в Петербург. Екатерина настолько спешила, что парикмахер приводил ее в порядок в карете по пути в Петербург. Наконец она прибыла в столицу, где, встретившись с несколькими гвардейцами, отправилась в Казанский собор отслужить благодарственный молебен. Затем Екатерина отправилась к Зимнему дворцу, где после того, как ей присягнули и признали новой правительницей России, она появилась на балконе со своим сыном Павлом перед огромной толпой. Потом Екатерина и ее сподвижница Дашкова одолжили форму у гвардейцев и вместе выехали из города во главе примерно четырнадцати тысяч солдат. Немного отдохнув в монастыре недалеко от Петергофа, рано утром 30 июня Екатерина снова вернулась в столицу, где ее ожидал еще один триумфальный прием, во время которого войска сняли ненавистную прусскую форму и топтали ее ногами. Наконец, отслужив литургию, она легла спать в Зимнем дворце, но даже тогда в два часа ночи ее разбудили, чтобы успокоить пьяных солдат, которые боялись, что ее похитят пруссаки.
Позже Екатерина использовала эти события для создания своего портрета, запечатлевшего начало ее правления. Как и Елизавета I в Англии, она знала, какое значение могут иметь такие портреты в утверждении власти и отстаивании прав на престол. На полотне Вигилиуса Эриксена 1762 г. Екатерина наделена почти мужскими качествами, которые подчеркивают ее авторитет[60]. На портрете она намеренно приуменьшила свою женственность, представ в мужской одежде командира своих солдат, ведущего страну к победоносному будущему[61].
Этот портрет датского художника, на котором она изображена в мундире Преображенского полка, любимого полка Петра Великого, верхом на сером коне по кличке Бриллиант, Екатерина повесила в Тронном зале Большого Петергофского дворца, где он до сих пор и находится. Как некровная родственница Романовых, она была полна решимости отстаивать свое право, преподнося себя избавительницей, которая спасла страну от своего непредсказуемого мужа. Позже, чтобы оправдать свои действия, она подчеркнула его непригодность, намеренно преувеличив его недостатки:
Смерть императрицы Елисаветы повергла в уныние всех русских, но особенно всех добрых патриотов, потому что в ее преемнике видели государя жестокого характера, ограниченного ума, ненавидящего и презирающего русских, не знающего совсем своей страны, неспособного к усидчивому труду, скупого и расточительного, преданного своим прихотям и тем, кто рабски ему льстил [8].
Тем временем Петр III был в Ораниенбауме, в огромном дворце, который друг Петра Великого, князь Александр Меншиков, построил для себя на берегу Финского залива. Петр III решил отпраздновать свои именины, для чего отправился в Петергоф, где должен был состояться торжественный обед. В Петергофе Петра III должна была встречать его супруга. Ко времени прибытия Петра и его свиты Екатерины в Петергофе уже не оказалось. Узнав о событиях в столице, Петр III отплыл в Кронштадт, морской форт в Финском заливе. Благодаря адмиралу Ивану Лукьяновичу Талызину, который уже присягнул Екатерине, в Кронштадте Петра III не приняли. В совершенном смятении он вернулся в Ораниенбаум. По словам его жены, он отрекся от империи «без принуждения», хотя «у него было при себе полторы тысячи вооруженных людей голштинского войска, более сотни пушек и несколько русских отрядов». Алексей Орлов доставил Петра III в Ропшу, недалеко от Петергофа [9]. После того как Петр III написал Екатерине письмо с извинениями за свое обращение с ней, он подписал отречение, лишь прося разрешения уехать за границу вместе со своей любовницей. Фридрих II, которому было за что благодарить Петра III, со своим обычным едким остроумием заметил, что Петр позволил свергнуть себя с престола, «как ребенок, которого отсылают спать» [10].
Но просьба Петра не была удовлетворена, его увезли в Ропшинский дворец, пока готовили ему комнаты в Шлиссельбурге на Ладожском озере. В Ропше он через несколько дней при загадочных обстоятельствах умер, возможно, убит в пьяной драке. Григория Орлова там не было, тогда при Петре III находился Алексей Орлов, и он написал Екатерине письмо с извинениями, что он не может объяснить или найти оправдание случившемуся. Это письмо, которое оставалось среди бумаг Екатерины вплоть до ее смерти, во многом снимает с нее обвинения в убийстве. Безусловно, она несет ответственность за участие в государственном перевороте и за то, как поступила со свергнутым мужем впоследствии, но, похоже, Екатерина не приказывала его убивать. Хотя Фридрих II не считал, что она несет личную ответственность, в последующие годы многие обвиняли ее в убийстве Петра III.
Тело царя было перевезено в Александро-Невскую лавру, где оно и находилось перед погребением. Позже очевидцы говорили, что заметили отметины на шее и лице, но, поскольку Екатерина хотела развеять любые возможные слухи, она немедленно приказала провести вскрытие. Оно показало, что Петр умер от геморроидальных колик, но это заключение высмеяли во всей Европе. Получив приглашение стать наставником великого князя Павла, Жан ле Ронд д’Аламбер, смеясь, писал Вольтеру, что объяснил свой отказ геморроем. Сходным образом Фридрих II, говоря об официальной причине смерти, саркастически заявил: «…мы знаем, насколько опасна эта болезнь в России» [11].