у числу врагов доктора.
Вместо того чтобы проявить благоразумие, королева и ее любовник вели себя беспечно, не обращая внимания ни на что. 7 июля 1771 г. Каролина Матильда родила в Хиршольме дочь Луизу Августу, о которой ходили слухи, что она ребенок доктора, и ее называли «малышкой Струэнсе» (la petite Struensee). В том же месяце на ее крестинах доктору Струэнсе был пожалован титул графа, знак высшего уважения в стране. Всего через неделю после рождения девочки Кристиан назначил его главой Тайного кабинета министров, что позволило действовать ему от имени короля и издавать собственные законы. Таким образом, доктор получил абсолютную власть, обходясь без королевского одобрения и даже подписи. Хотя к этому времени при английском дворе росли опасения относительно сообщений из Дании, Каролина Матильда, уже смелая и решительная женщина, резко проигнорировала совет своего брата Георга III. Точно так же она была холодна и бесцеремонна, когда согласилась встретиться с матерью в Люнебурге близ Ганновера. Хотя принцесса Августа Уэльская хотела поговорить с дочерью наедине, Каролина Матильда утверждала, что почти забыла английский и настаивала на разговоре по-немецки, чтобы вездесущий Струэнсе мог следить за беседой. Разочарованная тем, что ничего не добилась, Августа вернулась домой, и женщины больше никогда не встречались.
Между тем, поскольку Кристиан не любил этикет и королевские обязанности, к пущему недовольству вдовствующей королевы Юлианы Марии, королевская чета и доктор редко посещали официальные приемы, предпочитая вместо этого проводить время за расточительными развлечениями. А личная расточительность, которая прямо противоречила мерам, которые они принимали для ограничения государственных расходов, только усиливала их непопулярность. Не обладая чутьем, Струэнсе, к тому времени превратившийся в толстого цветущего мужчину, одевался в лучшую одежду, неосторожно кичился своим новым богатством, разъезжая по городу в золоченой карете.
У датчан была еще одна причина неприязни к Струэнсе. Поскольку он и Каролина Матильда пытались скрыть истинное психическое состояние короля, народ пребывал в полном неведении. Осуждая неуважение Струэнсе по отношению к королю, люди считали, что он вместе с королевой держали Кристиана фактически в плену. По мере того как в обществе росла неприязнь к произволу доктора, к его саморекламе и амбициям, по городу стали появляться карикатуры и листовки, критикующие Струэнсе. Благодаря введенной им свободе печати вскоре появились непристойные нападки на него и Каролину Матильду. Внутри королевской семьи также формировалась оппозиция, которую возглавляла Юлиана Мария, злейший враг этой пары. Ее возмущал их роман, но, будучи ярой сторонницей этикета и протокола, она ненавидела неформальность, которую они привнесли в королевское окружение. Каролина Матильда шокировала двор еще больше, решив носить мужскую одежду, и, как Екатерина Великая во время переворота, она даже переоделась в мужскую форму, возможно предполагая, что она имеет право управлять страной вместо своего нездорового супруга.
Свидетельства середины 1771 г. говорят о том, что Струэнсе начал сдавать под грудой работы и других нагрузок. Пытаясь ограничить критику, он вновь ввел цензуру, оправдываясь тем, что страна оказалась недостойна свободы. Однако его непопулярность росла, подогреваемая множившимися грубыми трактатами и пасквилями. В то же время начались публичные демонстрации, протесты и даже угрозы мятежа в армии. В результате Струэнсе начал колебаться между периодами энергичности и апатии, временами действуя как диктатор, а иногда не скрывая своего страха быть убитым. Соответственно, в их последнее совместное лето Каролина Матильда и Струэнсе проводили бо́льшую часть времени вдали от посторонних глаз в ее любимом доме Хиршхольме и появлялись на людях только в сопровождении вооруженной охраны. В Копенгагене нарастали беспорядки, но, несмотря на то что королева и ее фаворит осознавали опасность, при дворе они вели себя по-прежнему свободно. Британский посол Роберт Мюррей Кейт, с которым они отказались встретиться наедине, неоднократно пытался передать слова предупреждения, адресованные Георгом III своей сестре. Даже королевский камергер Брандт, который сам временами не проявлял к Кристиану должного почтения, пытался предупредить любовников о нарастающей опасности[79].
При дворе начал складываться заговор с целью свергнуть Струэнсе, который возглавила вдовствующая королева и поддерживал Ранцау-Ашеберг, тот самый человек, который первым представил доктора королю. Беспринципный Ранцау-Ашеберг стал врагом Струэнсе, после того как его незаслуженно обошли вниманием как министра иностранных дел. А Каролину Матильду предали ее фрейлины. Одна из них представила непристойные интимные доказательства продолжавшегося романа. В январе 1772 г., когда Струэнсе и королева вернулись в Копенгаген, наступила развязка. После маскарада во дворце Кристиансборг и возвращения в свои личные покои Струэнсе, Каролина Матильда и несчастный Брандт были арестованы. Теперь, когда четырехлетнего сына у нее забрали, королева с маленькой дочерью была отправлена в замок Кронборг в Хельсингере, где в течение следующих трех месяцев она содержалась под стражей в покоях коменданта.
Положение двух мужчин было хуже: их обвинили в оскорблении его величества, перевели в цитадель и заковали в цепи в крепости. Брандт набросился на психически неуравновешенного Кристиана во время одной серьезной ссоры и был осужден за то, что предательски поднял руку на «священную личность его величества» [4]. Тем временем Струэнсе обвинили в любовной связи с королевой. Хотя первоначально доктор отрицал это обвинение, под давлением он признал свою вину, после чего, столкнувшись с доказательствами, Каролина Матильда, решившая, что его пытали, подтвердила его показания. Поступая так, она надеялась, что сможет спасти возлюбленного, но, осознав свою ошибку, она вскоре передумала и заявила о своей невиновности. Между тем власти хотели подорвать всю политику Струэнсе, поэтому теперь они приказали лютеранскому проповеднику доктору Мюнтеру поговорить с заключенным. Наконец, после множества визитов Мюнтер смог убедить Струэнсе отказаться от своих радикальных религиозных взглядов, которые слишком противоречили догматам официальной церкви. Хотя, возможно, доктор все еще надеялся, что это может спасти его жизнь, его участь на самом деле была предрешена. Независимо от того, было ли его признание искренним, новому правительству во главе с Юлианой Марией оно помогло разрушить все, что отстаивали философы Просвещения.
Хотя Струэнсе сначала, возможно, надеялся, что король помилует его, со временем он, как и Каролина Матильда, осознал, что Кристиан теперь был в руках их врагов и помилования не будет. В апреле его и Брандта доставили к восточным городским воротам и там, перед огромной толпой, отрубили им правые руки, обезглавили, затем выпотрошили и четвертовали. После этих зверств их останки были провезены через центр Копенгагена к западным воротам, где части их тел разложили на колесах на всеобщее обозрение, а их головы и руки насадили на шесты. Хотя некоторые сообщения свидетельствуют, что Юлиана Мария наблюдала за казнью из башни Кристиансборга, ее недоброжелатели пошли еще дальше и заявили, что после этих событий она предпочитала останавливаться в небольших комнатах дворца, чтобы видеть останки бывших врагов. Иностранный гость, архидиакон Кокс, приехав в Копенгаген, сообщал, что и два года спустя все оставалось на своем месте.
Хотя Струэнсе, несомненно, был способным и по крайней мере вначале стремился к преобразованиям, его поведение было высокомерным и пренебрежительным по отношению к датчанам, на языке которых он не говорил. Кроме того, за его саморекламой и самообогащением скрывается подозрение в коррупции. В результате многие историки ставят под сомнение все его мотивы, предполагая, что роман с королевой был не чем иным, как обольщением зрелым мужчиной молодой и беззащитной женщины с целью достижения власти. В то время как страстная привязанность Каролины Матильды обычно воспринимается как данность, его чувства вызывают больше вопросов[80]. Его критики вскоре заявили, что он не проявлял настоящей любви к королеве и не выразил сожаления по поводу того, что стал причиной ее позора. Его обвиняли в этом несмотря на то, что в своей последней записке Струэнсе признавался, что чувствует вину за преступление, которое он не может и не будет оправдывать или извинять и которое оставило его «ни с чем, только с угрызениями совести и сожалением о всем прошлом» [5]. Во время романа ослепленные своей властью Струэнсе и королева потеряли большую часть разума и всю свою сдержанность. Струэнсе стал гордым и жадным, а Каролина Матильда – упрямой и не желающей прислушиваться к советам. По мере того как она становилась все более одержимой своим любовником, ее поведение испортилось, и она перестала относиться к другим с тем вниманием, которое изначально очаровывало очень многих людей. И она, и Струэнсе были людьми своего времени, когда столкнулись распущенность нравов, свободомыслие, строгий этикет и привычные религиозные принципы. Как и многие его современники, Струэнсе поддерживал тогдашнее вольнодумство, свободное отношение к морали было символом современного оспаривания созданных человеком религиозных и общественных догм. Просвещение подверглось жесткой критике в XIX в., когда ужаснувшиеся жестокостью якобинского террора критики безоговорочно обвинили философов XVIII столетия во Французской революции. Элементы этого всеобъемлющего и некритичного приговора «веку разума» во многом отражают то, как недоброжелатели смотрели на Каролину Матильду и Струэнсе. Некоторые апологеты королевы позже пытались обелить ее, повторяя необоснованные утверждения, что на смертном одре она настаивала, будто роман никогда не имел места, а когда разразился скандал, ее несправедливо обвинили в первом попавшемся преступлении, которое можно было на нее повесить. Она была горячо любящей матерью, которая искренне верила в преимущества воспитания по Руссо, в основе которого лежали пребывание на свежем воздухе, простая жизнь и необходимое наказание, но члены двора обвинили ее в жестокости, придерживаясь прежних идей воспитания юных королей и принцев. Они предпочитали более традиционную систему почтительного отношения, строгого этикета и принудительного обучения, в которой часто воспитывались избалованные, эгоцентричные правители, например Людовик XV.