История Балтики. От Ганзейского союза до монархий Нового времени — страница 75 из 105

ы Марии Антуанетты и их последующего ареста в Варенне, он (снова с помощью графа Ферзена) бежал в Брюссель и провел следующие несколько лет в постоянных скитаниях по Европе в поисках пристанища. Какое-то время он гостил у герцога Карла Вильгельма Фердинанда, поселившись в небольшой двухкомнатной квартире в Бланкенбурге в горах Гарц в Брауншвейге.

Образованный и просвещенный правитель, Карл Вильгельм Фердинанд Брауншвейг-Вольфенбюттельский подражал Фридриху II. Женатый на своей троюродной сестре Августе, сестре Георга III и несчастной королевы Дании Каролины Матильды, он был тесно связан со многими правящими домами Европы. Однако у себя на родине герцог считал себя самым несчастным, поскольку у троих из его четырех сыновей, возможно, в результате близкородственных браков, наблюдались признаки нарушения интеллектуального или психического развития. Более того, из-за неприемлемого поведения жизнь обеих его дочерей кончилась позором: старшая, со временем разлученная с мужем, в итоге умерла в России во время родов незаконного ребенка, а младшая, Каролина, вышла замуж за своего двоюродного брата, британского принца-регента, и интимные подробности ее непристойных любовных похождений рассматривались в суде по бракоразводным делам. Сам Карл, несомненно размышляя о собственной жизни, оплакивал судьбу тех, кто занимал высокое положение и был вынужден вступать в несчастливые династические браки, столь часто приводившие к дальнейшим бедам, включая рождение наследников с нарушением интеллектуального или психического развития [2]. Гедвига Елизавета Шарлотта, жена короля Швеции Карла XIII, хотя и лестно отзывалась о герцоге, беспощадно критиковала других членов семьи. Ее описания различных людей представляли их либо скучными, странными, либо показывающими признаки «странности», «слабоумия» и даже аморальности.

В 1792 г. герцог Карл дал свое имя так называемому Брауншвейгскому манифесту (Манифест герцога Брауншвейгского), который обещал поддержку французскому королю в борьбе с угрожающей ему анархией. Хотя это привело лишь к обострению ситуации во Франции и ускорило смерть Людовика XVI, герцог продолжал попытки помочь Бурбонам. На два года он предоставил убежище Людовику XVIII, пока французы его не вынудили в 1798 г. отменить приглашение.

Именно на этом фоне Людовик XVIII принял предложение царя Павла о субсидии и поселился в столице Курляндии Митаве (Елгаве). Здесь, примерно в 42 км от Риги, французский король впервые за время изгнания смог жить с шиком, занимая дворец в стиле барокко, построенный Растрелли для бывшего фаворита императрицы Анны Иоанновны Бирона, герцога Курляндского. Он уже располагал свитой из более чем восьмидесяти человек, но в Митаве Людовику позволили иметь охрану примерно из сотни королевских телохранителей. Вскоре в городе поселились еще несколько «эмигрантов», превратив королевский двор в центр французской культуры. По мнению Людовика, он теперь представлял Францию, страну, как будто воплощенную в его персоне, и в Митаве его посещали разные высокопоставленные лица, в том числе великий князь Константин Павлович. Со временем к Людовику присоединился единственный выживший ребенок Марии Антуанетты, дочь Мария Тереза, известная как мадам Рояль, которая после освобождения из заключения в крепости Тампль в Париже в 1795 г. провела последующие годы, прячась у австрийских родственников в Вене. Наконец она прибыла в Митаву в июне 1799 г., всего за несколько дней до того, как вышла замуж в дворцовой часовне за племянника Людовика, своего кузена герцога Ангулемского. Хотя затем он предложил свои услуги российскому императору, два года спустя Павел изменил свои политические взгляды и без предупреждения выслал всю семью Людовика XVIII. В результате французский король без королевства перебрался в Варшаву, которая стала прусским гарнизонным городом после третьего раздела Польши. Там, в довольно скромных условиях, он и его последователи оставались в течение трех лет в качестве гостей нового прусского короля Фридриха Вильгельма III.

Причина перемены отношения Павла к его французскому гостю кроется в событиях, произошедших несколькими годами ранее. Желая увеличить свои шансы на создание военно-морской базы в Средиземном море, он положительно ответил на просьбу помочь тем мальтийским рыцарям – польским и французским эмигрантам, которые жили на землях Российской империи после раздела Польши. В 1797 г., официально став их покровителем, Павел пожаловал им новые владения для размещения приорства в России. Однако в следующем году французы оккупировали Мальту, в результате чего рыцари сдались и покинули остров, и многие из них переехали в Санкт-Петербург. Павел, хотя и православный, был избран Великим магистром Мальтийского ордена Иоанна Иерусалимского. Гордясь своим новым титулом, он не только заказал свой портрет в одеянии гроссмейстера, но и включил мальтийский крест в свой герб и разместил его в различных местах, например, в Павловске, где для собраний рыцарей Мальтийского ордена заново отделали специальную залу. Что более важно, из-за нового сана Павел категорически возражал, когда два года спустя британцы захватили Мальту у французов. Резко изменив свои политические взгляды, он стал поддерживать Наполеона, а к 1801 г. присоединился к Дании, Швеции и Пруссии в Союзе вооруженного нейтралитета – альянс, который был призван помешать британцам установить блокаду Балтики для препятствия французской торговле. Опасаясь, что Франция может получить помощь датчан, в апреле того же года британцы предприняли первое удачное морское нападение на датскую столицу, после чего нацелились на Санкт-Петербург. Однако вскоре они получили известие о неожиданной смерти Павла, после чего отказались от наступления, и в течение нескольких месяцев Россия и Великобритания достигли мира.

В 1783 г. Екатерина ратифицировала соглашение с Грузией, предложив стране свое покровительство. Хотя эта поддержка прекратилась, русские продолжали отстаивать свои интересы на Кавказе. Когда в 1800 г. после смерти грузинского царя Георгия XII вспыхнули беспорядки, Павел решил, что пришло время вмешаться, и объявил, что монархия в Грузии упразднена, а Картлийско-Кахетинское царство (Грузия) присоединено к Российской империи. Хотя эта цель была достигнута в правление его сына Александра, другой честолюбивый план Павла не осуществился из-за его преждевременной смерти. Несмотря на острый дефицит карт местности, к беспокойству многих, Павел планировал с французами совместное вторжение в Британскую Индию. По этой причине двадцать тысяч донских казаков были отправлены туда в январе, но через несколько недель, когда они подошли к Аральскому морю, до них дошло известие о смерти Павла, и на этом русская кампания прекратилась[94].

В последние годы правления Павел действовал по своей прихоти, а некоторые из его решений были настолько плохо обоснованы, что, по словам его сына Константина, император объявил «войну здравому смыслу» [3]. Царская натура человека, живущего по своим правилам, была особенно видна в его отношениях со знатью, когда его резкие симпатии и антипатии были настолько заметны и предсказуемы, что он стал крайне непопулярен. Его все более странное поведение, переменчивое настроение, вспышки гнева и паранойи заставили близких к нему людей усомниться в его здравомыслии[95], а некоторые начали вынашивать планы о его отречении. Глядя на предшествующие события в Великобритании, где уже в течение некоторого времени недееспособного Георга III временно заменял его сын, некоторые заговорщики решили обратиться к Александру, намекая, что он мог бы стать регентом своего взбалмошного отца. Александр колебался и никаких дальнейших действий не предпринимал.

В последнее десятилетие XVIII в. положение монархов стало откровенно шатким, поскольку свергли и казнили не только французских короля и королеву, но и убили двоюродного брата царя, короля Швеции Густава III. Поскольку убийство стало слишком вероятной перспективой, Павлом овладел страх за собственную безопасность. Через год после восшествия на престол, чувствуя себя в опасности в Зимнем дворце и желая иметь более безопасное место жительства, он снес обветшавший Летний дворец императрицы Елизаветы и приказал построить на его месте новое укрепленное здание со рвом – Михайловский замок. Он был построен за четыре года, и Павел установил перед входом в замок конную статую Петра Великого, ранее созданную Бартоломео Карло Растрелли. Тот факт, что Екатерине II никогда не нравилось это произведение, сделал его еще более привлекательным для ее сына Павла, который использовал скульптуру, чтобы превзойти свою ненавистную мать. В то время как она, заказывая знаменитый памятник у Фальконе, подчеркнула свое законное место в правящей династии надписью «Петру Первому Екатерина Вторая», Павел пошел дальше. Перефразируя ее слова, он подчеркнул свое подлинное личное родство с Романовыми, написав на постаменте статуи Растрелли «Прадеду правнук».

Опасения Павла насчет убийства не были беспочвенными: вскоре и он, и его жена заподозрили заговор, который, возможно, поддерживает их сын. Затем, чуть больше месяца спустя, когда вся семья переехала в новый замок, в ночь на 12 марта (по старому стилю) восемнадцать офицеров, в том числе последний фаворит Екатерины II Платон Зубов, ворвались в покои Павла, намереваясь заставить его отречься от престола. В ужасе он попытался убежать, спрятавшись за портьеру, но вскоре его обнаружили, вытащили и в завязавшейся драке избили, а потом задушили. Таким образом, он стал третьим по счету из убитых царей династии Романовых. Брат Зубова, тоже заговорщик, пошел к Александру сообщить о случившемся. Александр был в курсе заговора, но он не собирался убивать Павла. Признавая эксцентричный характер своего отца, он допускал, что Павла придется свергнуть, но наивно верил в возможность бескровной передачи власти. В дальнейшем Александр корил себя за убийство отца, а его мать Мария Федоровна какое-то время не разговаривала с ним, считая, что он несет большую ответственность за случившееся. Тем не менее вскоре в официальном заявлении объявили, что Павел умер от апоплексического удара, а вскоре семья вернулась в Зимний дворец, оставив недавно построенный большой неприступный замок, который с этого времени больше никогда не был императорской резиденцией. Когда Мария Федоровна овдовела, ей было всего сорок два года. Сначала решительная и подавленная горем, она думала заменить своего супруга на престоле, как поступила ее свекровь, заняв место Павла, но теперь ситуация была другой. Александр был уже взрослым, и его положение было прочнее, чем у его юного отца в 1762 г., поэтому Марию Федоровну убедили отойти в сторону. Тем не менее ей удалось создать для себя новую роль, заняв господствующее положение при дворе и положив начало новому обычаю династии Романовых, который просуществовал до конца династии. С этого времени каждая вдовствующая императрица занимала более высокое положение, чем ее невестка, жена правящего монарха.