Пока подруга рассказывала про опасности и ловушки растянувшейся на многие километры вокруг города песчаной дюнной хозяйки – про обитающих в ней жуков-костогрызов, песчаных ядовитых змей, щупохвостов, дурман-кусты и многочисленные миражи, – я с накатившей вдруг тоской размышляла о другом. О том, как сильно грустила бы, зная, что не могу так просто выйти за границу города и пойти туда, куда глаза глядят.
Знаете, есть люди, которые могут спокойно прожить в одном и том же месте всю жизнь – протопчут дорожку до магазина, до работы, до соседнего бара, и счастливы. Зачем куда-то идти, на что-то смотреть, вставать с дивана, напрягаться? Ведь это деньги, приложенные силы, неизвестность впереди, затраченная энергия, в конце концов.
Мне почему-то представилась раскиданная на топких холмиках деревушка, окруженная гигантскими бурлящими речными потоками, в которой старики из поколения в поколение заявляют детям одно и то же:
– За реку ходить нельзя – вода с собой унесет. Кто ни пробовал, всех уносила. Живите, где родились, и не помышляйте о сгубивших многих походах. В нашей деревне есть все, что нужно для счастливой и сытой жизни: грибы, ягоды, яблони, урожай один за другим земля дает. Скоту пастбищ хватает, телят много родится, куры всегда обильно несутся. Коли припрет выбрать девку в жены, так сватайтесь к соседу – у него целых три незамужних. А если не по нраву придутся, так ступайте в следующий дом – там дочерей и того больше. Женитесь, детей рожайте, ходите в местный клуб, где Петька на гармошке играет (а после сын его играть будет), а внуков учите так, чтобы за реку даже глядеть не надумали…
Представляете, о чем я? Ну, хоть примерно? Так вот кого-то подобный расклад вещей устроил бы, а вот я бы – на радость или на беду – постоянно думала бы о том, как соорудить через бурлящую реку мост, чтобы перебраться на соседний берег. Ведь там интересно, там новые земли, там ВСЕ новое и неизведанное – как можно о таком не думать?
Но жители Руура, видимо, не думали. Довольствовались своими белокаменными домами, пекли на кухне пирожки, стирали и вывешивали белье во дворы, мели песок, шили кожаные башмаки, растили детей, отдавали их в Пансионы здесь же, а караванщикам радовались, как пришедшим из другого измерения НЛО'шникам – мол, они такие: ходят, где хотят, куда-то в далекие дали, ведь у них карты…
Нет, я бы так не смогла. Вот не смогла бы, и все!
– Ты чего притихла? – поинтересовалась Тайра, когда заметила, что после ее рассказа о пустыне прошла минута-другая, а я так и не произнесла ни слова.
– О том, что не смогла бы жить без путешествий.
Из-под тулы спереди хмыкнули.
– Я тоже об этом часто думала и тоже тяготилась тем, что никогда не смогу купить одногорба и увидеть соседние земли. А теперь смогу. Благодаря тебе. Я ведь никогда не признавалась в том, что это было одним из моих заветных желаний – увидеть, какой он – Архан. Там, за пределами Руура, где-то гораздо дальше. А ты взяла и предложила это путешествие. Знала бы ты, как я радовалась – мне ведь даже на книги почти плевать, честно – они все равно чужие, – да и на замок Правителя тоже, а вот воспользоваться возможностью и увидеть родные, но новые места – нет, от этого я не могла отказаться.
Жаль, что она не видела под накрывающей лицо сеткой мою улыбку. Ту самую добрую ухмылку, которая бы сказала без слов «как же я тебя понимаю».
Здорово. Здорово, когда есть еще один человек, который думает, как ты, или хотя бы примерно, как ты. Ведь тогда вместо одного и второго сумасшедшего, появляются просто два товарища, между которыми возникает молчаливое понимание, чувство единения и ветер – в два раза сильнее дующий шквал, который не просто надувает – срывает паруса с мачт. И тогда желание путешествовать становится не просто жгучим – непреодолимым, и ты, размышляя об этом, улыбаешься. Улыбаешься, потому что у тебя всегда есть к кому прийти и сказать: «А знаешь что? У меня появилась идея!»
И всегда увидишь напротив горящий любопытством взгляд и всегда услышишь слова: «Какая?! А ну, рассказывай, я уже изнываю от нетерпения!»
Этим самым другом и единомышленником для меня стала Тайра – «старая» добрая арханская принцесса, которую Стив вывел из Криалы.
Загадочная жизнь, куда ведут твои дороги? Она мне нравилась – эта жизнь. Всегда нравилась и всегда будет. Вот так вот.
– Но от книг я бы отказываться не стала. Все-таки именно они стали причиной, по который мы топчем кожаными тапками местный песок.
– А я и не отказывалась, – рассмеялась Тайра. А затем остановилась так внезапно, что я едва не налетела на ее спину. – Вот мы и пришли.
– Так быстро? – за разговором «семь улиц» пролетели незаметно.
– Ага. Вот она – галерея, про которую я говорила.
«Галереей» оказался частный дом – огромный по местным меркам, окруженный низкой каменной стеной, трехэтажный и с балконами. Стена прерывалась лишь в том месте, где находилась кованая калитка, украшенная гнутыми железными письменами.
– Это что – «Оставь надежду всяк сюда входящий»?
– Да нет, что ты, – Тайра, прежде чем постучать приделанным сбоку к ржавому кольцу молотком по воротам, тоже неуверенно потопталась на месте. – Это отпугивающие недобрую силу слова, а так же приветствие тем, кто пришел с миром.
– В общем, почти то же самое, – пробормотала я, рассматривая чьи-то частные владения.
Хозяин особняка, по-видимому, был богат: двор выложен мраморными плитами, на которые, дабы не запачкать и не погасить блеск, не залетали даже дерзкие песчинки, посреди двора журчал похожий на таз с трубой посередине фонтан – непозволительная для девяноста девяти процентов руурцев роскошь. Рядом с фонтаном играли трое детей: два одетых в белые рубашки и штаны темноволосых загорелых мальчика и одна кудрявая, закутанная в ярко-зеленую тулу девочка лет четырех. Братья выглядели старше и более поджарыми, сестра же напоминала пухлощекую куклу, чье платье насквозь вымокло от брызг. Брызги в воздухе, брызги на плитах, отражающиеся в лужах солнечные лучи; со двора слышались возня и радостные визги, на балконе второго этажа спущенными флагами колыхались простыни.
Идиллия. Пока.
– Девочку все равно заберут, – вторя моим мыслям, прошептала Тайра. – Через год. Даже ему – Абу Эль Хришу – самому богатому жильцу Руура не сделают исключения.
– Может, он заплатит, и сделают? Сама же знаешь – взятка кому следует, и дело в шляпе.
– Нет. Потому что тогда восстанет община, поднимутся на бунт оскорбленные женщины. Не сделают.
Тайра уверенно покачала головой.
– Даже если он скажет, что дочь болеет?
– Даже в этом случае.
Тему дочери купца Аба Эль Хриша пришлось оставить, так как в этот момент молоток все-таки коснулся калитки – гулко и надменно завибрировали прутья. Перестали визжать дети; в окне второго этажа мелькнуло женское лицо.
– Кто, вы говорите, заинтересован в покупке моих картин – сам Правитель? Ох, сартын-басыля, никогда не думал, что наступят настолько светлые времена! Проходите, проходите, на плитах осторожнее, они иногда скользкие.
Отец бросил короткий взгляд на детей: теплый на мальчиков и равнодушный на девочку.
Внутри меня сделалось морозно. Значит, вот он какой – заботливый папочка – внутри уже просто отказался от дочери, забыл о ней сразу после рождения. Чтобы не привязываться, чтобы после без проблем… Мое впечатление об Абе Эль Хрише испортилось всего за секунду – сразу же и бесповоротно.
Тайра, между тем, вдохновенно врала.
– Мы слышали от погонщиков, что Правитель заинтересован в тех картинах, на которых изображен его дворец – хочет украсить ими новый арочный проход, через который провожает дорогих гостей, и потому часто приглашает к себе Бу-хаба (главу общины погонщиков – перевел мой браслет), чтобы рассмотреть его товар. Говорят, он уже скупил целых семь полотен – тех, что пришлись ему по вкусу, – вот мы и подумали, если сойдемся в цене, то сможем предложить что-нибудь интересное караванщикам. И вам выгодно, и нам, и Ллах доволен.
На слове «Ллах» мой браслет спекся и выдал мне прямо в мозг какую-то ерунду, похожую на «Повелевающий распределением богатства между людьми Архана бог, одетый в широкий головной убор, состоящий из грибных нитей, что растут в дальнем конце пустыни, Чаще всего изображается голым. В одной руке всегда держит полный кубок, в другой собственные чресла, из которых, неравномерно распределяя влагу, поливает «нектаром богатства» живущих под ним людей».
Я мысленно икнула.
Мистер Аба, тем временем, цвел, как обильно политый кактус. Лучился довольством, беспрестанно крутил большим и указательным пальцем кончики густых смоляных усов, сверкал из-под широких бровей маленькими черными сытыми глазами и елейно, стараясь всячески угодить, улыбался.
Конечно, его картины захотел сам Правитель, как же. А Тайра хитра, как старая лиса, сумевшая не только самостоятельно уберечься от волка, но и защитить своих внуков – знает, что говорить. И пусть говорит, ей виднее, как строить местные диалоги.
– Вот сюда, пожалуйста. Не желаете ли отобедать с нами? Для нас будет честью разделить трапезу со столь почтенными…
– Мы торопимся, достойный. Сожалеем о нашем отказе, не принимайте его на счет собственного гостеприимства.
– Тогда, может, воды, сока мулли, травяного отвара? Свеженького, только с плиты.
– Вода в такую жару была бы кстати, спасибо, – кивнула Тайра несколько надменно, что, видимо, требовалось для поддержания манер почтенных торговок, после чего мы втроем вошли в прохладный, расположенный под каменным сводом вход.
Голый бог Ллах, вероятно, ссал… простите, писал, действительно крайне неравномерно – к такому выводу я успела прийти, пока мы шагали к тому помещению, где располагались картины. Ковры, гобелены, украшенные золотом портьеры, всюду серебро, золото, бархат. На стенах каждой комнаты красовались не только родовые портреты, но так же развешенное в хаотичном порядке инкрустированное драгоценными камнями оружие. Дорого, очень дорого, почти чванливо. Чем же занимался зажиточный житель? Растил на заднем дворе местную коноплю? Отыскал под домом алмазную жилу? Плодил маленьких дочерей и продавал их в рабство? Судя по тому, что осталась всего одна, продавал крайне успешно…