Я облегченно вздыхаю, когда понимаю, что Фил не будет говорить про долг брата, легший на его плечи. Нужно дать родителям отойти от новости про то, что Фил не закончил универ. Их недоверчивые и помрачневшие взгляды царапают сердце, но я верю – это не преграда. Нам не станут мешать лишь потому, что у Фила нет корочки.
– Две работы – это тяжело, – кивает папа. – Чем именно занимаешься?
Мама вцепляется взглядом в Фила, словно стервятник – когтями в жертву. Мне становится не по себе, но Фил напряжения будто не замечает.
– Я бариста в кофейне, но дополнительно работаю грузчиком на одну торговую площадку.
Грузчиком? Так конкретно он мне никогда не говорил о своей второй работе. Может, приукрасил, чтобы избежать лишних вопросов?
– По тебе и не скажешь, что ты зарабатываешь мышцами. – Мама аккуратно утирает салфеткой приподнятые уголки губ. – Худой весь! Но ты мне точно кого-то напоминаешь!..
Я с интересом слежу за мамой, пока она усиленно пытается вспомнить. Буквально вижу, как ее мысли бродят в прошлом, но не находят нужный образ.
– Где же, где же?..
– Может, вы заглядывали в «Чао-какао»? – подсказывает Фил. – Я там работаю.
Мама отмахивается. По кафешкам она никогда ходить не любила, а тонкий кошелек – еще одна причина обходить такие места за километр. А вот папа цепляется за эти слова и с интересом спрашивает:
– Вы там с Ангелиной и познакомились, когда она работать пришла?
– Там, но мы познакомились немного раньше. – Фил переводит на меня теплый взгляд, и мне хочется выбежать из-за стола.
Боже! Он меня даже не коснулся, но я чувствую себя искрой, ползущей по фитилю динамита. И все это при родителях!
– Гелька так покраснела! – смеется Паша. – Влюбила-ась!
– Играй в свой тетрис, мелочь!
– Сама ты тетрис! Это нинтендо! – Он поднимает приставку над столом так, будто это величайшая реликвия человечества. Впервые вижу, чтобы мелкий так благоговейно смотрел на что-то. – Стыдно должно быть перед своим парнем такое говорить!
– Да я тебя сейчас…
– Насилие над детьми!
– …Твой тетрис засуну…
– Помогите! – верещит Паша, пока я щекочу его. – Филипп, держи ее!
Но Фил даже не думает вмешиваться в нашу семейную потасовку. Прикрыв улыбку ладонью, он с интересом наблюдает за нашими шуточными разборками, пока точку в них не ставит мама:
– Так, готовы есть торт?
– Да!!!
Паша задувает свечи, и мама разрезает торт. Пока мы уплетаем десерт, разговоры стихают. Тишину нарушают только звон посуды и папины похвалы маминому кулинарному таланту. Паша хоть и молчит, но его обличающие взгляды расшатывают нервы как качели. Вот он смотрит на взволнованную меня, потом на спокойного и улыбчивого Фила. Оскал брата становится шире, а в голубых глазах танцуют бесята.
Будто он знает о наших отношениях больше, чем мы сами!
Бесит.
Тарелки пустеют, а наполнять их вновь никто не спешит. Все наелись, а это значит, что настало время продолжить допрос.
– Кем работают твои родители, Филипп? – допивая мятный чай, спрашивает папа.
Я стискиваю ручку чашки в пальцах так сильно, что подушечки белеют. Смотрю на дно, проглядывающее через светлый чай, и в отражении вижу свои распахнутые в испуге глаза.
Я никогда не решалась задать этот вопрос вслух, а теперь он повис в воздухе как гильотина, готовая сорваться вниз.
– Я сирота. У меня остался только старший брат, но он уехал в другой город.
В комнате настает тяжелое молчание. Мама с мрачным видом ложкой отламывает кусочек торта, который точно не собирается есть. Папа виновато приносит соболезнования. И только Паша не понимает, что сейчас стоило бы молчать.
– Почему твои родители умерли?
– Паша! – восклицает мама, грозно выпучив глаза.
– А что такого? – возмущается брат.
– Это некрасиво, – строго качает головой папа. Кажется, он уже не рад, что поднял эту тему.
Недавнее веселье сменяется неуютной атмосферой, которая парит в воздухе густым туманом. Взгляды родителей, обращенные к Паше, – молнии в черном небе, а наказы звучат раскатами грома.
– Я просто спросил!
– Паша! – угрожающе серьезно цедит мама, а брат куксится.
Но на выручку мелкому и общей атмосфере приходит Фил:
– Ничего страшного, я отвечу. – Он откашливается, собираясь с мыслями, а затем признается: – Мама умерла от запущенной пневмонии. Тогда мы жили за городом, и она не хотела ехать в центр к врачам. Так что…
– Ужас, – качает головой мама. – В современном-то мире!..
Она тяжело вздыхает. Внутренний взор явно устремлен в собственные мысли. Медсестра со стажем во множестве отделений – она повидала немало. И такие глупые смерти переживать даже медицинским сотрудникам грустно и больно.
– А твой папа? – не унимается Паша.
Вижу, как отец легонько ударяет брата по ноге, прося умолкнуть. Но вопрос уже прозвучал. Фил не собирается капитулировать.
– Умер от инфекции.
– Ему грязь в рану попала, что ли? – хмурится Паша. Тема настолько его заинтересовала, что он напрочь забыл про свою новую дорогущую игрушку.
– Нет, это другая инфекция. Даже несколько…
Я нахожу его руку под столом и нерешительно накрываю своей. Хочу показать Филу, что сейчас он не одинок. Я рядом и готова стать новой опорой, которой он когда-то лишился.
– Это как?
– Через кровь, – уже не так уверенно и спокойно роняет Фил. – У него были гепатит С и В, а еще ВИЧ. После смерти мамы отец пошел вразнос.
Не могу сдержать нервную дрожь, что прокатывается по телу. Кончики моих пальцев, лежащих на кисти Фила, дергаются, и он грустно улыбается. Понял, что его рассказ шокировал… И не меня одну.
Родители обмениваются тяжелыми мрачными взглядами. Вдох замирает в горле и ныряет обратно в легкие, тяжестью опускается в низ живота.
Они уже вынесли Филу приговор, который он не заслужил. То, кем был его отец, никак не относится к самому Филу! Это же очевидно!
Но…
– Твой отец лежал в реанимации лет пять назад? – Мама теребит край салфетки. Та уже превратилась в бесформенную бахромку.
Фил кивает, ставя точку, о которой даже не подозревает. Зато я помню, что пять лет назад мама еще работала медсестрой в больнице для наркозависимых. В отделении реанимации.
– Я поняла, где тебя видела, – поджимает губы мама. Она не смотрит на Фила. В упор глядит на меня. – Ты с братом приходил навещать отца.
– Да.
– Посещения были запрещены, и вы просто сидели под дверьми…
– Да, – уже тише соглашается Фил. Его ладонь сжимается в кулак.
– Рехтин, – вспоминает мама и победно, но горько усмехается, когда Фил кивает.
Под ее пристальным взором хочется отпрянуть, отнять руку от ладони Фила. Но кем я стану, если брошу его в такой непростой момент?
Праздничный ужин досрочно подходит к концу. Родители первыми поднимаются из-за стола. Паша убегает к себе в комнату, а мы с Филом остаемся в зале.
– Все было очень вкусно, спасибо! – благодарит Фил.
Ответная улыбка мамы кажется наклейкой, которой пытались скрыть дефект.
– Пожалуйста, – быстро выдает она, а затем обращается ко мне: – Ангелина, поможешь мне помыть посуду и убрать со стола?
– Сначала я провожу Фила.
Нам нужно поговорить. Я не отпущу его, пока мы не обсудим случившееся. Я должна показать ему, что между нами все так, как прежде. Меня не пугает, что его отец был наркоманом. Мне все равно, что было в прошлом. Тем более в чужом.
– Ангелина, – строже просит мама, но я уже иду в коридор.
– Я быстро.
– На улице холодно, – стальным тоном напоминает мама и останавливается на пороге моей комнаты. – Надень шапку, которую я тебе недавно купила. Она в твоем шкафу.
Это не просьба, а приказ.
Оборачиваюсь на Фила и без слов прошу: «Подожди меня». Он кивает и остается в коридоре вместе с моим отцом. Тот неуверенно трет затылок, пытаясь придумать тему для обсуждения.
– Ты служил в армии, Филипп? – спрашивает он внезапно.
Захожу в комнату вместе с мамой. Она закрывает за нами дверь, но сначала я успеваю разобрать слова Фила:
– Да, перед первым курсом.
А затем дверь захлопывается. Мама перестает притворяться, что ей все равно. Она воинственно скрещивает руки на груди и чеканит так, чтобы каждое слово въелось в память:
– Ангелина, он тебе не пара.
Опять. Опять эти слова!
Сейчас они растекаются в сознании едкой лужей кислоты, которая уничтожает все хорошее, что случилось сегодня.
– Из-за того, что его отец умер от наркозависимости? При чем здесь Фил?! Наркомания не передается по наследству!
– Зато так передаются проблемы, которые из-за нее возникли, – отрезает мама.
Она несокрушимым титаном стоит у двери. Даже если попытаюсь сбежать – не выйдет.
– У него уже сложности с учебой. Какие-то непонятные подработки грузчиком. Зачем? У него долги?
Хочу соврать, что это не так, но вопрос оказывается риторическим. Мама поднимает ладонь, пресекая все мои попытки начать перечить.
– Я помню его отца, Геля. Это был тяжелейший пациент. Ослабленный иммунодефицитом, раздутый асцитом и желтый как лимон. Он угробил себя и даже не подумал, что оставляет двух мальчиков сиротами.
– Мы не выбираем, в какой семье родиться.
Мама поджимает губы, ее взгляд устремлен мне за спину, на окно, за которым царит вечер.
– Мне он не нравится, Геля. Филипп испортит тебе жизнь.
Бам! Будто молотком ударили по стеклянной витрине. Стою под осколками и пытаюсь сдержать не то смех, не то слезы.
– До этого вечера ты была от него в восторге.
– До этого вечера я знала лишь его имя и что вы познакомились в кофейне.
– Мама, он хороший человек. Мы общаемся не первый день!
– А я не первый день живу! Видела разных людей, их семьи и то, как поступки одних сказываются на других.
– Тогда ты должна понимать, что Фил уже насмотрелся на отца, видел ужасы такой жизни и сам ее вряд ли выберет!
Смех мамы – как скрип ножа по стеклу. Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать его.