Я не хочу заходить в интернет, потому что в соцсетях все кипит: ядовитые посты и злобные комментарии ползут, как нити паутины. Они оплетают все больше человек, превращая мои надежды хоть сколько-нибудь отмыться от незаслуженного позора.
В таком аду проходит всего полдня, а я уже хочу удалить блог и отказаться от издания. Все равно толку не будет. Меня, а вместе со мной и книгу, заклеймили еще до выхода «Дебюта».
Думая об этом, утыкаюсь лицом в мокрую от слез подушку.
Я так хотела, чтобы истории бабушки жили и стали чем-то большим… А теперь сама все испортила. Продинамила компанию Богдана, но доверилась Алекс Шторм.
В комнату вместе с мороженым возвращается Мари. Я ожидаю, что ее взгляд хотя бы раз за вечер скажет: «А я говорила! Это все из-за Фила. Не надо было ребят на него менять! И не было бы проблем!», но ничего такого не происходит.
– Шторм – просто сучка. – Мари присаживается на кровать рядом со мной. – Позавидовала, что тебя пиарят в кафе, и решила быстренько слить.
– Почему ей вообще верят? – вопрошаю я который раз за день. Заикаюсь между всхлипами, хлюпаю носом, но голос все равно звучит грозно.
Принимаю тарелку с холодной сладостью от подруги и дрожащей рукой отправляю ложку в рот. Безвкусно. Хотя клубничное мороженое я вообще-то очень люблю.
– Ты что, она ж фотку с тобой залила, которую втихую сделала! – наигранно распахивает глаза Мари. – Это серьезное доказательство! Вы были в кафе, вау! Значит, сплетничали и все, написанное Шторм, правда!
Закатываю глаза и теперь еще четче ощущаю, насколько опухли веки. Я проревела полдня, которые провела в постели. Даже пары до конца не досидела. Как только начался весь этот кошмар, сбежала домой, уверив старосту, что заболела.
Хотя, если взглянуть на меня сейчас… Сомневаться в том, что хвораю, не придется.
– На самом деле ничего смешного нет. – Губы снова дрожат, из горла рвется всхлип. – Это конец.
Несколько слезинок падают в мороженое, и Мари удрученно вздыхает:
– А ну хватит себе приговоры выносить! Мы обе знаем, что Шторм – дрянь. Ты не распускала слухов про Дашу.
– Ну да… Иначе бы ты их первая от меня и услышала, – ухмыляюсь я сквозь рыдания.
– Именно!
В комнату входит мама. Она приносит нам напитки и в очередной раз спрашивает, как я себя чувствую. Будто мои красные глаза и лицо, которое словно пчелы искусали, не говорят сами за себя…
– Все наладится, – говорит мама. – Все обязательно поймут, что ты не делала ничего плохого.
Она гладит меня по волосам и уходит, оставляя нас с Мари наедине.
– Поймут, – вторю я безжизненно. – Как?! Меня даже слушать никто не хочет…
– Мы что-нибудь придумаем, – упрямится Мари.
– Что? Начнем во все подряд книги вкладывать флаеры: «Лина Ринг не сплетница»?! В сложившейся ситуации у меня нет голоса.
– Но ты можешь написать тому, у кого он есть, – загадочно произносит Мари и берет со стола мой отключенный телефон. Подает его мне и подсказывает: – Напиши обо всем редактору.
Упрямиться смысла нет. Это мой последний шанс отстоять не только правду, но и право издаваться.
– С чего начать?
– Представься, Лина! – улыбается Мари. – Ты же знаешь правила интернет-этикета.
Разговор получается долгий.
Мой редактор, которую зовут Татьяна, сразу сообщает, что знает о случившемся. Однако я все равно излагаю в большом личном сообщении всю правду: я никого не поливала грязью, сплетни не распространяла. Лишь встретилась с Алекс Шторм, где мы обсуждали выделенное мне продвижение.
Верит ли мне Татьяна, остается загадкой. Она не выказывает сочувствия или поддержки, лишь сухо оповещает: в издательстве осведомлены о конфликте, а вот о рекламной кампании – нет.
– Как это? – фыркает Мари, заглядывая в экран через мое плечо. – А как же плакаты и флаеры в кофейне? Ты же не сама их развесила!
– Сейчас скину ей фотку.
Отправляю Татьяне снимок из «Чао», но редактор гнет свою линию: никакое продвижение для «Магического дебюта» издательство не оплачивало. Максимум, на который я могла бы рассчитывать, – включение в дайджест новинок, но и оно после ситуации с Дашей и Алекс под вопросом.
– Все, слилась. – Гашу экран и отбрасываю умолкший телефон.
– Моя хата с краю, ничего не знаю? – Мари садится рядом со мной на кровать и закидывает ногу на ногу. – Может, она просто не в курсе?
Я лишь устало пожимаю плечами. Что тут сказать? Все началось из-за рекламы в кофейне. Из-за нее Алекс и взбесилась. До сих пор помню ее уничижительный взгляд, который говорил: «Кто ты такая? С чего вдруг издательство вкладывает деньги в продвижение новичка?!»
– Смешно, что Шторм размазала меня из-за зависти, хотя завидовать, видимо, нечему.
– Все же я считаю, что твой редактор из лиги тормозов. Либо мы все сбрендили, и плакаты в «Чао» нам привиделись.
Сощуриваю глаза и внимательно смотрю на подругу. Догадка проносится кометой, которую ловлю за хвост:
– Мари, ты ведь здесь ни при чем?
Она удивленно хлопает ресницами, а потом смеется:
– Ты считаешь, что я организовала тебе рекламу? Идея, кстати, хорошая. Даже жаль, что не я придумала…
– А если Богдан?
– Пффф, – прыскает подруга. – Его полномочия ограничиваются экраном телефона. Дальше он не сунулся бы.
Укладываю подбородок на кисти, сцепленные в замок. Локти упираются в коленки, ноги по-турецки скрещены.
– Это он. Больше некому. Только мои родственники, ты и Богдан знаете, что я Лина Ринг.
– Слушай, это мог быть кто угодно. Вдруг какой-то твой впечатлительный подписчик живет где-то поблизости? Вот и занялся добродетельностью. Либо это вообще друзья Богдана все сделали…
– В других местах я подобной рекламы не видела, – продолжаю я размышлять вслух. – Раньше не придавала значения, но она появилась именно там, где я работала и куда хоть изредка заглядывала в последнее время. Нет, этот человек меня точно знает лично.
– А что, если это твой Фил? Решил помочь любимой, вот и…
– Исключено, – бросаю слишком резко.
Мари не знает о том, что случилось между мной и Филом. Я так и не набралась смелости рассказать ей болезненную правду. Теперь сижу, кусаю губу и заламываю пальцы в надежде, что подруга не заподозрила утаенного расставания.
– Почему ты так категорична? Фил ведь там работает. Ему проще всего было бы все это устроить.
– Потому что он не знает, что я пишу книги. Я ему не сказала.
– Почему? – искренне удивляется Мари. – Боишься, что он будет смеяться над дурацким названием?
Слегка щипаю ее за бедро. Подруга хихикает и самодовольно задирает нос.
– Ты когда-нибудь перестанешь издеваться надо мной из-за названия, которое тебе не нравится?
– Вряд ли.
– Спасибо за честность!
Мой телефон вибрирует, но я даже не тянусь за ним. Наверняка очередное оскорбление…
На душе опять становится гадко, будто недавний ливень размыл улицы, которые только-только просохли под солнцем. Мари замечает мое стремительно летящее в бездну настроение и отвлекает вопросом:
– Ну, так почему ты не рассказала Филу?
А действительно, почему?
– Наверное, сначала боялась показаться выскочкой или переживала, что он мне не поверит. А потом мы начали ближе общаться, и времени много прошло… Было бы странно, вдруг я скажи: «Знаешь, я вообще-то книжки пишу, а не только об этом мечтаю!»
– Ну да. Тут ты уже либо заторможенная, либо врушка, которая утаивала нечто важное о себе. Писательство ведь часть твоей жизни, и немаленькая…
Мари что-то тараторит о важности хобби, но я ее уже не слушаю.
Ох, Фил… Мы стоим друг друга. Я молчала о книгах, а ты о том, что твоя вторая работа – и не работа вовсе… Неудивительно, что крест на нас становится все жирнее. У отношений, начатых со лжи, шанс на счастливое будущее стремится к нулю.
Такая любовь сразу рождается слепым уродцем.
– Кто тебе там пишет? – Мари гипнотизирующим взглядом смотрит на мой телефон, который вдруг начинает вибрировать все чаще.
Зря мы его включили.
– Сто процентов фанаты. – Я едко ухмыляюсь.
Мари все же встает за моим телефоном. Смотрю, с каким внимательным видом она пролистывает уведомления… И за тем, как меняется от удивления ее лицо.
– Что там? – подскакиваю с кровати.
Первая мысль – Фил убрал меня из черного списка. Он закрыл долг. Мы наконец можем поговорить.
А я до сих пор не знаю, что скажу ему при встрече…
– Это Татьяна, – воодушевленно объявляет подруга, и я мгновенно оседаю обратно на застеленную постель. – Она говорит, что есть шанс все исправить.
– Как? Когда?
– Завтра на межиздательском мероприятии. Будет книжная выставка.
Ее взгляд бегает по строчкам, а мое сердце мечется как птица, пойманная за крыло. Мне уже не нравится, что слышу. В глубине души знаю, к чему все клонит, но все равно не могу сдержать тихое ругательство, когда Мари говорит:
– Ты должна будешь прилюдно извиниться перед Дашей и Алекс.
Подруга едва телефон не роняет, когда слышит мою брань. Я редко так выражаюсь, но сейчас просто нет других слов. Ярость – шторм в море лавы. Огненные волны во мне испепеляют внутри все чувства кроме злости.
– Перед Алекс?! Почему я должна перед ней извиняться? Она меня подставила! Она все выдумала! Извиниться перед ней – это признать вину, которой нет!
В глазах Мари – смесь чувств, которые сейчас ранят больше всего. Сочувствие напополам с жалостью.
– Татьяна пишет, что поднять белый флаг – это единственный шанс исправить ситуацию.
– Татьяна не понимает, что в этом же белом флаге мою репутацию и похоронят! Если я выступлю с извинениями, возможности доказать, что я не виновата, уже не будет. Я проиграю Алекс Шторм.
– Зато выиграешь шанс остаться в книгоиздании.
– Ценой гордости? Ценой правды?
– Ты уже шла на компромиссы с собой ради издания, – напоминает про общение с Богданом Мари.
– Сейчас совсем не тот случай. Пресмыкаться настолько… Не хочу.