Для нации, состоящей по преимуществу из воинов, холостяк — это тот, кто не может поставлять родине защитников. Ликург (IX век до н. э.), легендарный законодатель Спарты, законы которого считаются самыми строгими из известных законов той эпохи, предлагает применять суровые меры против холостяков. Им запрещено присутствовать на празднествах — гимнопедиях, а зимой «городские власти заставляли их обходить голыми городскую площадь, распевая хулительную песню, специально сочиненную ими же самими себе в порицание. В песне должно было говориться, что они несут справедливое наказание, потому что не подчинились закону. Кроме того, их лишали тех почестей и уважения, что младшие обязаны оказывать старшим».[33] Плутарх приводит пример того, как действовало это предписанное законом презрение. Деркиллид, заслуженный военачальник, упрекал молодого человека, что тот не встал, чтобы уступить ему место. На что молодой человек ответил: «У тебя нет сыновей, которые в будущем могли бы уступить место мне», и никто не осудил его за дерзкие слова. По словам Атенея, холостяков проводили с позором перед алтарями храмов, а женщины били их.[34]
Итак, карательные меры: хлыст, поносные песни, публичное унижение — приводились в исполнение теми, кто наиболее страдал от эгоизма холостяков: женщинами, оставшимися без мужей, юношами, обеспокоенными будущим государства. Городские власти тоже имели право налагать взыскания. Некое публичное наказание agamiou graphê («действие против безбрачия») могло быть направлено против тех, кто, достигнув «возраста, установленного законом», все еще не был женат. Однако мы плохо представляем себе, в чем состояло это публичное наказание.[35]
Трудно сказать, существовали ли в Афинах законы против безбрачия. Некоторые свидетельства позволяют предположить, что Солон предписывал меры, сходные с теми, что рекомендовал Ликург, но точные описания до нас не дошли.[36] В «Пире» Платона можно найти упоминание о том, что супружество предписывалось законом, так как даже гомосексуалисты «от природы» были обязаны вступать в брак. Миф об андрогине говорит, что гомосексуалисты произошли от существа, обе половины которого были мужскими, поэтому они могут любить только мужчин. «Брак и отцовство не интересовали их — такова была их природа, но закон обязывал к браку, хотя было достаточно жить бок о бок с женой, не вступая в супружеские отношения».[37] Получается, что гомосексуалисты у Платона изобрели фиктивный брак.
Но даже если предположить, что законы против холостяков существовали, они, похоже, не применялись. Количество холостяков в Афинах, многочисленные дела о наследовании, где нет имен прямых наследников, похвалы безбрачию, возносимые в некоторых текстах, позволяют считать, что для афинян культ личной свободы был важнее, чем страх падения деторождения. Борьба против безбрачия вряд ли могла принять в Афинах формы, сходные со спартанскими. Зато законы давали определенные привилегии отцам семейства: только они могли назначаться стратегами и произносить речи в интересах государства.[38] Если мы правильно интерпретируем некоторые античные тексты, можно сказать, что холостяки не вовлекались в общественную жизнь, так как считалось, что они менее заинтересованы в делах государства, чем те, кто имеет семью и детей и кому соответственно есть что защищать.
Единственный, кто предлагал меры, направленные на увеличение народонаселения, был Платон, почитатель спартанских законов. Знаменитый холостяк не слишком жаловал себе подобных. В книге VI его «Законов», где подчас проявляется нетерпимость утописта, некий афинский путешественник затрагивает проблему безбрачия. Предлогом служит вымышленная беседа афинянина и уроженца Крита, задумавшего основать колонию, идеальный город, где действовали бы идеальные законы. «Жениться будут в 30–35 лет, так как род человеческий наделен известной тягой к бессмертию, и жажда бессмертия является врожденной у каждого мужчины. Эта жажда проявляется в желании прославиться и оставить потомство, которое будет носить имя отца после его смерти». Таким образом, и здесь, как в большинстве древних цивилизаций, желание иметь потомство связано с возможностью обрести бессмертие. «Благочестие не позволяет никому оскопить себя, но тот, кто добровольно лишается возможности иметь жену и детей, подобен тому, кто себя оскопляет». На того, кто не вступил в брак до 35 лет, налагается штраф, чтобы он «не мог извлечь выгоды из безбрачия». Как и в Спарте, холостяк лишается общественного уважения, однако телесное наказание (кнут) заменено денежным штрафом — житель Афин более цивилизован![39]
К общественным доводам благочестивый философ добавляет и религиозные: «Следует оставить в вечности после себя множество и множество потомков, кои будут служить богам, встав на наше место». Он уточняет далее, что в брак должно вступать между 26 и 35 годами, а затем налагается штраф. Штраф составляет 100 драхм для гражданина из высшего сословия, 70 — для второго сословия, 60 — для третьего и 30 — для четвертого. Эти денежное взыскание, похожее более на налог, чем на штраф, взимается ежегодно и отдается на нужды храма Геры, покровительницы брака. Если деньги не отдаются вовремя служителю храма, то сумма увеличивается, а если служитель забывает взимать штраф, он обязан заплатить его сам. Кроме того, как и в Спарте, холостяк лишается уважения младших, и они не могут быть наказаны им.[40]
Эти суровые правила, сформулированные для вымышленного государства, несомненно, никогда не применялись. Они связаны с принципом превосходства коллективного над личным, свойственного всем утопиям коммунистического типа. «Ни вы, ни те блага, о которых вы говорите, не принадлежат лично вам: и вы, и ваше имущество принадлежит вашему роду, вашим предкам и вашим потомкам, а точнее, и вы, и ваш род, и ваше наследство — все это принадлежит Городу».[41] Брак и деторождение — это обязательства мужчины перед Городом, будущее которого скрыто от него. Безбрачие — утверждение главенства личного над общественным, оно появляется тогда, когда система ценностей коллективного сообщества размывается, а индивидуальные убеждения становятся важнее традиционных ценностей.
Суровость, проповедуемую Платоном, несомненно, можно объяснить эволюцией самосознания в афинском обществе и страхом, что новый человек может вообще отвратиться от брака. В мире, где женщин презирают, так как они живут взаперти, в гинекее, и любая общественная жизнь для них запретна, будь то политика или участие в соревнованиях, занятия философией или армия, в этом мире и домашний очаг считается не слишком почетным местом. Литература того времени говорит о жизни мужчин, протекающей вне дома, и не так-то легко, лишь по косвенным упоминаниям, можно отличить женатых от холостяков. В «Пире» Платона Сократ забывает, что он женат на Ксантиппе.
Агора — площадь — вот истинный домашний очаг афинянина. Счастье принадлежит только мужчинам, а брак составляет тяжкую обязанность и никак не связан с естественной склонностью. Платон в «Пире» утверждает: мужчины, склонные к политике, не интересуются женщинами, их тянет к мальчикам, значит, закон должен обязывать их вступать в брак. Вот какова отправная точка размышлений философа о безбрачии.
Философия, бурно расцветшая в Афинах с V века до н. э., изменила сознание людей: опора на традицию отходит на второй план, уступив место разуму, личные ценности становятся выше коллективных. Первыми расшатывают устои брака философы, и хотя говорится о них с легкой усмешкой, пример заразителен. Еще раньше рассказывали о мудрецах из греческих колоний Ионии (Бианте, Фалесе). Стобей повествует, что Фалес на уговоры матери жениться отвечал: «Время еще не пришло», она послушалась, подождала, снова приступила к уговорам и услышала: «Время уже ушло».[42] Что касается Бианта, то он заключил вопрос о браке в силлогизм, который впоследствии стали называть его именем: «Ты женишься на красавице или уродине: красавица станет тебя обманывать, уродина сама станет для тебя наказанием. Ни то ни другое тебе не подходит — не женись».[43] Разумеется, тот же силлогизм можно перевернуть: «Красавица меня вознаградит красотой, уродина меня не обманет — надо жениться!» А между двумя крайностями располагаются не слишком красивые, не слишком уродливые, те, кого Фаворин назвал «подходящими для брака».
Все эти аргументы скорее забавны, чем действенны. Они подаются с улыбкой и не затрагивают суть культуры, основанной на супружестве. Но количество холостяков среди греческих философов, и не только афинских, так велико, что удивляет историков. Холостяками были Демокрит, Платон, Зенон, Эпикур, Аполлоний Тианский, Фалес и многие другие, и среди прочих Диоген, публично совершивший бракосочетание со своей правой рукой… В кругу философов V века до н. э. — так, как он представлен в «Пире» — впервые было предложено теоретическое обоснование безбрачия. На пир, состоявшийся около 420 года до н. э., о котором рассказал (или который сам придумал) Платон, были созваны Сократ и другие философы — лучшие умы своего времени, — чтобы поговорить о любви. Есть о чем поговорить холостякам!
Любовь (Эрос) в представлениях древних греков — это космическая энергия, которая порождает мир и не дает ему погибнуть. Сократ в «Пире» вписывается в эти представления, но сообщает им новый масштаб: бессмертие для человека возможно только в деторождении, а любовь побуждает рожать в Красоте (Афродита). Но существуют две Афродиты, два типа деторождения, два рода плодовитости, составляющих два взаимодополняющих способа обессмертить себя: телесный и духовный. Более того, после «Пира» духовной красоте стало отдаваться предпочтение перед телесной, соответственно, духовное воспроизводство стало цениться выше, чем телесное. Духовный брак с педагогикой, наукой, искусством и их «потомками» — поэзией, литературой, законотворчеством и т. п. — создает совершенно иные возможности для бессмертия, чем обычное телесное воспроизводство, которое уравнивает людей и животных. Тот, у кого плодотворящая душа, «несет в себе божество» и, когда приходит время, сочетается с прекрасным и порождает прекрасное.