Трога, сочинение которого вкратце изложил Юстин, объединил под названием "персы" всех восточных соседей Тира, включая ассирийцем, с которыми тирийцы действительно воевали, но далеко не успешно. Греко-римские авторы обычно называли Стратоном финикийца, в чьем имени присутствовал элемент с упоминанием богини Астарты. Но именно таково было имя царя, пришедшего к власти после сыновей кормилицы — Астарт или, скорее, Абдастарт. Из текста Юстина (XVIII, 3, 18–19) вытекает, что Александр Македонский после захвата Тира распял взятых в плен его жителей, считая их потомками рабов, и пощадил только потомков Стратона, которым вернул власть. Действительно, Александр часть пленных распял (Curt. Ruf. IV, 4, 17), а на тирском троне оставил прежнего царя Азимилка. Но ни один историк, рассказывавший о захвате Александром Тира, не говорит о мотиве распятия, да и распинание на кресте мятежных и беглых рабов было, скорее, римским обычаем, чем македонским или греческим. Трог обычно использовал источник, который в конечном счете восходит к местным преданиям. Думается, что и данном случае речь может идти о народном рассказе, в котором смутные воспоминания о заговоре слуг и последующем возвращении прежней династии на трон смешались с такими же смутными воспоминаниями о персидском господства жестокостях Александра и возвращении власти прежнему царю.
Возвращение к власти потомков Хирама не принесло желанного успокоения. Сын Астарта (Абдастарта II) Астарим был убит собственным братом Фелетом, а того, в свою очередь, сверг и убил Итобаал. Итобаал был жрецом Астарты (los., Contra Ар. 1, 18), но это не означает, что он был чужд царскому роду. Высшее жречество в финикийских городах было связано с таким родом (Katzenstein, 1973, р. 129–130). Это событие отражает еще один аспект внутренней борьбы в финикийских городах: между царем и высшим жречеством. Юстин (XVIII, 4, 5) отмечает, что в Тире жрец Мелькарта был вторым человеком после царя. И при определенных условиях столкновение между этими лицами становилось неизбежным. Подобное столкновение произошло при правнуке Итобаала Пигмалионе, которое закончилось победой царя и убийством жреца (lust. XVIII, 4, 5). Еще позже в Сидоне власть сумел захватить жрец Астаргы Эшмуназор, передав эту власть и жреческий сан сыну Табниту (KAI 14), но внук, оставаясь царем, жрецом уже не был (KAI 15). Возможно, что и Итобаал уже снял с себя жреческий сан, ибо в тех текстах, в которых он упоминается, о нем говорится только как о царю.
С приходом к власти Итобаала начинается новый расцвет Тира (Katzenstein, 1973, 129–166; Klengel, 1992, 204; Aubet, 1994, 50). Итобаал был заинтересован в создании новых городов, куда могли бы отправиться (добровольно или нет) его реальные и потенциальные противники, включая сторонников прежней династии. Вероятнее всею, с этой целью были основаны Ботрис в самой Финикии и Ауза в Африке (Ios. Ant. IucL VIII, 13, 2). Менандр, на которого ссылается Иосиф, сразу же перед упоминанием об основании этих горюдов говорит о жестокой годичной засухе и последующих страшных грозах, поразивших территорию Тирского государства. Это позволяет предположить, что вывод новых колоний был связан также с этими экологическими бедствиями. И если так, то основания обоих городов не должны были далеко отстоять друг от друга во времени. Их практически одновременное создание говорит о том, что и заморское, и азиатское направления политики были для тирского царя одинаково важны. К правлению Итобаала относится начало второго этапа финикийской колонизации (Циркин, 1987, 17).
Итобаал активно действовал на всех направлениях. На севере у Мириандского залива существовал финикийский город (Xen. Anab. 1, 4, 6), обладание которым открывало доступ к Киликии и Северной Сирии, а через последнюю и к Верхней Месопотамии (Aubet, 1994, 52–53). В Киликии почитали Геракла и Нергала, а каждый из этих богов был грецизированной или ассиризированной версией тирского Мелькарта (Lebrun, 1987, 28–32; Lipinski, 1995, 131–133). Находки финикийской надписи в Карателе и финикийских же печатей в этом районе (Magnanini, 1973, 51–57; Lemaire, 1977, 29–40) доказывают, что финикийцы проникли в юго-восточную часть Малой Азии. Где-то в этом районе ассирийский царь принял дань (или подарки) от Тира и Сидона. Так что, вероятно, что финикийцами, обосновавшимися у границ Малой Азии, были именно тирийцы (Kestemont, 1983, 63–66). Отсюда они могли двигаться и в Малую Азию, и на Армянское нагорье, и в Месопотамию (Kestemont, 1985, 135–147).
На юго-востоке Итобаал заключил союз с израильским царем Омри (Амврием), скрепив его браком своей дочери Иезавели с сыном Омри Ахавом (Tadmor, 1981, 149). В религиозной сфере политический союз отразился в распространении финикийских культов, особенно культа тирского "владыки" (I Reg. 16, 31–33). Омри и Ахаву Итобаал оказал помощь и в строительстве (Harden, 1980, 49; Mitchell, 1982, 469–471). Союз Тира с Израилем был дополнен подобным союзом с Иудеей (II Reg., 8, 18; 26).
В это время Финикии снова стали угрожать ассирийцы. Ассирийский царь Ашшурнасирпал совершил поход на запад и, не встречая сопротивления (Якобсон, 1989, 29), дошел до Средиземного моря. Финикийские города поспешили заплатить ему дань (ANET, р. 276). Возможно, что в действительности собственно дань заплатил только Арвад, где ассирийский царь побывал, а цари остальных городов просто сделали ему богатые подарки, откупаясь ими от ассирийского оружия. В победной надписи Ашшурансирпала перечисляются финикийские города, и в качестве независимых друг от друга названы Тир, Сидон, Библ, Махаллата, Майза, Кайза, Амурру и Арвад. Амурру, скорее всего, — древний Цумур (Stieglitz, 1991, 45–48). О Махаллате, Майзе и Кайзе ничего не известно, ибо их названия встречаются только в этой надписи (Katzenstein, 1973, 140, п. 60). Ясно только, что они находились между Библом и Цумуром. Во II тысячелетии до н. э. в этих местах располагались такие города, как Ирката, Улацца, Верит. Позже воины Иркаты приняли участие в битве с ассирийским царем Салманасаром III (ANET, р. 279). Возможно, что Махаллата, Майза и Кайза — это ассирийские названия этих сравнительно небольших финикийских городов-государств, позже вышедшие из употребления. Надо подчеркнуть, что Сидон и Библ здесь названы отдельно, так что о подчинении их Тиру нет речи. Жители Тира и Сидона удостоились отдельного упоминания и в перечислении участников грандиозного пира в ассирийской столице Калахе (Кальху), который устроил Ашшурнасирпал для своих данников или тех, кого он таковыми считал (ANET, р. 560).
Сын и преемник Ашшурнасирпала Салманасар III возобновил походы на запад. Это заставило правителей Сирии, Палестины, Финикии искать союза друг с другом для защиты от ассирийцев. Так возникла коалиция во главе с Арамом, о которой шла речь в предыдущей главе. Из финикийских городов в нее вошли Арвад и Ирката (ANET, р. 279). Спорно участие в ней Библа. В тексте ассирийских анналов упоминается KUR gu-a-a. Ряд исследователей дополняют gu
В Тире в это время правил сын Итобаала Балеазор II. И ему пришлось столкнуться не только с ассирийской агрессией, но и с изменениями у границ, приведшими к резкому ухудшению политического положения Тира. И в Израиле, и в Иудее произошли перевороты, в результате которых к власти пришли антифиникийские силы. В Дамаске тоже был свергнут прежний царь, и хотя политика нового правителя шла в русле прежнего, это привело к развалу антиассирийской коалиции. Этим немедленно воспользовался Салманасар III, чьи походы стали теперь более эффективны. Не решаясь в этих условиях вступить в открытое противоборство с ассирийским царем, Тир и Сидон предпочли откупиться от него выплатой дани (ANET, р. 281). После смерти Салманасара ассирийский натиск на запад ослаб. Но и царь Адад-Нирари III еще упоминает дань, полученную от Тира и Сидона (ANET, р. 281).
Во времена правления царя Пигмалиона в Тире резко обострились отношения между царем и верховным жрецом бога Мелькарта, в результате чего последний был убит, а его вдова (и сестра царя) Элисса с группой своих сторонников отплыла из города и через какое-то время основала Карфаген в Северной Африке (lust. XVIII, 5, 8—17), который позже стал одним из важнейших и крупнейших центров Западного Средиземноморья. Его основание целиком вписывается во второй этап финикийской колонизации, в ходе которой возникла обширная колониальная Тирская держава[10].
В этот период Тир, несомненно, был одним из самых значительных городов не только Финикии, но и всей Передней Азии. В ее северной части подобную роль играл, вероятно, Арвад. На материке приблизительно напротив Арвада заканчиваются Ливанские горы, а новая горная цепь начинается несколько севернее, так что через это понижение и по расположенной несколько южнее реке Элевтер сравнительно легко проникать в долину Оронта, а через нее во внутренние районы Сирии. По Страбону (XVI, 2, 16), именно арвадцы особенно активно использовали реки для транспортировки своих товаров. Греческий географ не уточняет, в какую это было эпоху, но современные исследователи полагают, что источник его сведений восходит к глубокой древности (Rey-Coqais, 1974, 76). В то же время Арвад активно торговал с Грецией. Мы предположили в свое время, что первоначально греки называли "Финикией" только северную часть страны. Если это так, то те финикийцы, которые упоминаются в гомеровских поэмах, были, вероятнее всего, арвадцами. Видимо, Арвад являлся важным узлом на торговой оси, соединявшей Грецию с Северной Сирией и далее с Месопотамией. Находимые в Греции восточные бронзовые изделия были изготовлены в мастерских Кархемыша, Яуди и в каком-то еще неопределенном месте (Seidl, 1999, 282). Учитывая связи Арвада с Северной Сирией, можно говорить, что по крайней мере кархемышские изделия добрались до Эллады через Арвад. Греки пытались и сами установить связи с Северной Сирией, создав свои фактории в Аль-Мине и Сукасе. Последняя, более ранняя, чем первая (Hegyi, 1982, 533), была основана, вероятнее всего, на материковой территории Арвада (Rey-Coquais, 1974, 29). Надо заметить, что на территории Финикии вне Арвадского государства ни греческих колоний, ни даже факторий внутри финикийских городов не было. Только Арвад, по-видимому, занимал несколько иную позицию по отношению к эллинам. Может быть, ее можно объяснить тем, что именно этот город преимущественно контактировал с Грецией в период ее "темных веков". Арвад не принимал участия в финикийской колонизации, но в то же время в финикийском языке Кипра обнаружены явные следы северо-финикийского диалекта (Segert, 1976, 29). И это говорит не только об установлении арвадцами торговых связей с Кипром, но и о том, что на этом острове существовали их поселения. Возможно, они находились в основном не на южном побережье Кипра, где располагались тирские колонии, а на севере или северо-востоке, в греческой зоне острова.