Большое значение имеют свидетельства постоянного врача Достоевского раннего петербургского периода его жизни — С. Д. Яновского. Он отмечает, что в 1840-х годах приступы падучей у начинающего писателя были достаточно редкими и слабо выраженными; чаще всего больной жаловался на тревожные и кошмарные сны (так называемые пароксизмальные расстройства сна) и зрительные галлюцинации («видения»). И те и другие являются частыми бессудорожными эквивалентами эпилепсии. Но однажды доктор сам увидел судорожный припадок Достоевского, и он показался ему сильным. Это было в 1847 году, на Сенатской площади. Яновский оказал Достоевскому помощь, после судорог отвёз его к себе домой, сделал кровопускание.
Доктор С. Д. Яновский не сомневался, что Фёдор Достоевский имеет «падучую». Припадки Достоевского видели Д. В. Григорович и А. П. Милюков. Однако сам Фёдор Михайлович не мог видеть своих судорожных припадков, ибо терял при этом сознание. Не доверяя врачам, он многократно начинал сомневаться в диагнозе падучей болезни и окончательно утвердился в этом сам лишь в 1857 году.
Помимо судорожных grand mal (фр. «большая болезнь»), у Достоевского наблюдались, хотя и значительно реже, petit mal (фр. «малая болезнь») — малые эпилептические припадки: он на несколько секунд отключался сознанием, прерывал разговор, делая кивательное движение головой. Формой малого припадка является атонический абсанс (атония — от греч. «расслабление»; абсанс— от фр. «отсутствие рассудка»). Атонический абсанс случился у Достоевского в 1846 году на балу у М. Ю. Виельгорского: его подвели к первой красавице Санкт-Петербурга, юной Сенявиной; Фёдор Михайлович разволновался, побледнел, потерял сознание и «упал в обморок». Это стало поводом для анекдотов, а также злых шуток со стороны Тургенева и Панаева.
В 1840-х годах у начинающего писателя сохранялись и даже усилились фобии. Его товарищ, будущий живописец К. А. Трутовский отмечал у него такую странность психики: «Всякий раз, ложась спать, просил меня, если с ним случится летаргия, то чтобы не хоронили ранее трёх суток — мысль о возможной летаргии всегда его беспокоила и страшила». Это расстройство психики, которое официально именуется тафефобия (навязчивый страх погребения заживо), как известно, отмечалось и у Н. В. Гоголя. Достоевский страдал и танатофобией (навязчивым страхом внезапной смерти).
Для раннего петербургского периода болезни Достоевского очень характерны галлюцинации, явления деперсонализации и дереализации и феномен «дежа вю».
Эпилептические галлюцинации (обманы органов чувств, когда больному видится человек или какой-либо объект или слышится звук, речь, чего в действительности нет) являются признаком возникновения эпилептических разрядов в нейронах височной зоны коры головного мозга. Переживание собственных галлюцинаций помогло Достоевскому мастерски и очень достоверно изобразить их у героя его повести «Двойник», написанной во второй половине 1845 года, когда писатель был особенно подвержен галлюцинациям.
Деперсонализация проявляется в необычном восприятии ощущений, идущих от своего тела. Некоторые чувствуют, что внутри них поселилось какое-то животное, ползают червячки, змеи. Литературоведы до сих пор не могут объяснить отдельных выражений Достоевского, например, его слов, касающихся «червячков, поселившихся в сердце» того или иного отрицательного персонажа. Истоки этих выражений — в передаче собственных ощущений деперсонализации.
При явлениях дереализации окружающее человека пространство приобретает неузнаваемые черты. Нева, каналы, улицы, дома казались иногда Достоевскому видимыми в нереальном желтоватом, фиолетовом, сиреневом цвете, а редкие прохожие ощущались не живыми, а мёртвыми; лица их были бледновато-жёлтыми, голоса изменёнными, едва слышными. С. Д. Яновский замечал, что в отдельные болезненные периоды Фёдор Достоевский любил ходить в некоторые районы Петербурга, чтобы полюбоваться улочками, каналами, группой домов, которые казались ему необычными, нереальными, фантастическими.
Для психики Достоевского раннего петербургского периода был характерен феномен «дежа вю» (фр. — «уже виденное») — расстройство психики, связанное с восприятием окружающей действительности, при котором кажется, что видимые в первый раз предметы, обстановка, люди воспринимаются как уже знакомые.
Эпилепсия характеризуется дисфориями (расстройствами настроения). Достоевский неожиданно становился раздражительным, придирчивым, агрессивным, зло реагировал на замечания, высказывался резко оскорбительно. Первые приступы дисфории, как бессудорожные эквиваленты «священной болезни», стали возникать у писателя в 1846—1847 годах, когда трое бывших друзей (Тургенев, Панаев, Некрасов) проводили организованную травлю «кумира», прославившегося романом «Бедные люди», пытаясь из-за зависти превратить его в «кумирчика». Достоевский реагировал на насмешки неадекватно именно вследствие своей болезни, что тонко подметили В. Г. Белинский и А. Я. Панаева.
Тяжело подействовал на психику писателя процесс петрашевцев, включая само следствие, пребывание в Петропавловской крепости и чудовищный по цинизму «обряд казни». В письмах к брату Михаилу Фёдор писал, что его «измучили кошмарные сны». Ему снились убийства, пожары, кровопролитные битвы. Типичные бессудорожные проявления эпилепсии в виде кошмарных снов сохранились у него и в последующие годы жизни.
По свидетельству Я. П. Полонского, Фёдор Михайлович говорил, что почувствовал приступ в момент имитации казни на Семёновском плацу 22 декабря 1849 года, когда петрашевцы, включая самого писателя, в двадцатиградусный мороз с наброшенными на голову балахонами в белых саванах стояли на эшафоте, ожидая расстрела. Однако ни в официальных документах, ни в воспоминаниях очевидцев казни не зафиксировано падение на эшафоте кого-либо из приговорённых. По мнению профессора А. Е. Горбулина, у Достоевского на эшафоте случился малый припадок в виде сложного миоклонического абсанса, при котором человек на мгновение теряет сознание (но не падает), и у него происходят миоклонии — мелкие судорожные подёргивания мышц лица, головы, шеи. Подобные миоклонии, но без потери сознания, нередко встречались у писателя в последние пятнадцать лет жизни.
Циничная и жестокая имитация казни (ведь человек уже фактически распрощался с жизнью) оказала на психику Достоевского чудовищное воздействие. При следовании на каторгу у него случился тяжёлый приступ судорог. Когда арестанта доставили в Омский острог, в тюремной карточке была сделана отметка о свежем рубце на лбу после ранения, — во время приступа арестант упал и ударился головой.
Тяжёлые моральные и физические страдания, перенесённые осуждённым на каторге, усилили частоту больших судорожных приступов (grand mal). Врач Омского госпиталя А. Е. Ризенкампф в письме к брату писателя Андрею Михайловичу сообщил, что известный в стране писатель, автор нашумевшего романа «Бедные люди» подвергся преследованию и унизительному обращению со стороны охраны острога. Плац-майор Кривцов однажды увидел Достоевского, лежавшего днём на нарах после приступа падучей болезни, и велел наказать его розгами. Та экзекуция не состоялась, наказание отменил комендант острога генерал де Граве. Однако после этого случая припадки эпилепсии стали повторяться ежемесячно.
Лечением каторжанина Достоевского занимался старший врач тюремной больницы И. И. Троицкий, который без сомнений поставил ему диагноз «эпилепсия» ещё в 1850 году и относился к нему очень доброжелательно.
Приступы «священной болезни» сохранились у Фёдора Достоевского при его пребывании на поселении в Семипалатинске, где он отбывал солдатчину рядовым в 7-м Сибирском линейном батальоне. «Вне себя от возбуждения почувствовал, что небо сошло на землю и поглотило меня, — рассказывал писатель о первом своём приступе в Семипалатинске. — Я реально постиг Бога и проникся им. "Да есть Бог!" — закричал я и больше ничего не помню».
Став унтер-офицером, в 1856 году в Семипалатинске Достоевский жил на частной квартире. Сын хозяина, П. Л. Пальшин, свидетельствовал, что «припадки падучей болезни у Достоевского бывали часто и почти всегда по ночам, но продолжались недолго».
Вступив в первый раз в брак в феврале 1857 года, Достоевский отметил, что заболевание у него прогрессирует. Брак был неудачным. Мария Дмитриевна Исаева была женщиной экзальтированной и нервной, в семье происходили ссоры.
Вскоре после свадьбы, когда молодожёны из Кузнецка отправились в Семипалатинск, на половине пути, в Барнауле, произошёл тяжелейший приступ эпилепсии. «Тут меня посетило несчастье, совсем неожиданно со мной случился припадок эпилепсии, перепугавший до смерти жену, а меня наполнивший грустью и унынием, — вспоминал Достоевский. — Доктор сказал мне… что у меня настоящая падучая и что я в один из этих припадков должен ожидать, что задохнусь от горловой спазмы и умру».
Мария Дмитриевна заочно знала о его болезни, но впервые наяву увидела его приступ, впервые услышала этот страшный крик, стон. С ужасом и без всякого сочувствия она смотрела, как содрогается тело мужа в ужасных корчах, как омрачается сознание, на губах выступает пена, мертвенно синеет лицо. Первая жена Достоевского, в отличие от второй, Анны Григорьевны Сниткиной, панически боялась приступов эпилепсии мужа, мало оберегала его, недостаточно заботилась о нём после приступа.
После начала семейной жизни припадки Достоевского участились. В сентябре 1857 года он пишет сестре Варваре Михайловне: «Болезнь моя нисколько не проходит. Напротив, припадки случаются чаще. Уже три раза с апреля месяца были они со мной, когда я стоял в карауле, и, кроме того, раза четыре во сне. Тяжело мне переносить это». В августе 1858 года прапорщик Достоевский за один месяц перенёс сразу четыре приступа.
Эпилепсия является противопоказанием для воинской службы. Утверждение, что Достоевский был «прощён» высшими должностными лицами и освобождён от солдатчины, — миф, ничего общего не имеющий с действительностью. В архивах мной найдено три основных документа на увольнение Ф. М. Достоевского (рапорт, медицинское свидетельство № 3029 и приказ на увольнение № 46 от апреля 1859 года). Все они свидетельствуют, что он уволен по болезни на основании статьи 469 Свода военных постановлений, как страдающий эпилепсией.