В этот трудный момент государственной жизни правительство не было на высоте своего положения. Совет министров в целом не имел значения ни у государя, ни в глазах общества. О его председателе серьезно не говорили. Министерство внутренних дел, на обязанности которого лежало, между прочим, все знать, все понимать и своевременно информировать кого следует в интересах пользы государственной, было несостоятельно в полном смысле. Министр был не совсем психически здоров. Товарища министра внутренних дел, заведовавшего полицией, не было совершенно. Директор Департамента полиции не соответствовал занимаемой должности. Местное охранное отделение находилось в руках человека, не обладавшего достаточным авторитетом, чтобы провести что-либо в жизнь в смысле общеполитическом. Градоначальник являлся новым для столицы человеком и не пользовался престижем у подчиненных.
Второе министерство, которому пришлось соприкоснуться с развернувшимися событиями, министерство военное, в лице своих специальных органов, заставляло желать многого. Военный министр был кабинетный генерал. Начальник округа – «старый солдат» и только. Действительный начальник гарнизона в дни революции оказался в отпуске. Во главе контрразведки, которая ввиду участия в событиях немецких агентов могла бы играть большую роль, стоял офицер, не пригодный ни к какому розыску. Высшие представители министерств не знали, а если знали, то не понимали действительного положения вещей. Непонимание общей обстановки, самоусыпление, что все идет благополучно, и грандиозная самонадеянность, что при малейшем осложнении все будет скоро и хорошо улажено, передавались и стоящим около государя органам, и должностным лицам, на обязанности которых лежала личная охрана представителя верховной власти. В результате государь не имел верного освещения современных общественных течений и происходящих в стране событий ни со стороны правительства, ни со стороны должностных лиц. По неофициальным сведениям, доходившим до государя через близких ему лиц, народ его любил, войска были преданны, интриговал только Петербург…
И когда в 20-х числах февраля государь высказал намерение выехать в Ставку, министр внутренних дел Протопопов вновь уверил государя, что в столице все в порядке, что его величество может в полном спокойствии ехать на фронт, заниматься военными делами.
23 февраля государь выехал в Ставку, и в тот же день в Петербурге начались недоразумения на почве подорожания и недостатка хлеба, перешедшие 24-го числа в уличные беспорядки, развернувшиеся с невероятной быстротой, вследствие слабости и растерянности правительства, в солдатско-рабочий бунт.
27 февраля столица объята восстанием. Высыпавшая из казарм солдатская масса, рабочие и чернь хозяйничают в городе. Горит Окружной суд, подожжены Департамент полиции, охранное отделение, тюрьма (Литовский замок), разгромлен арсенал, громят полицейские участки и жгут их бумаги, освобождают уголовных и вообще всяких арестованных, хватают офицеров и чинов полиции. Некоторых бьют, некоторых убивают[121]…
В 3 часа дня IV Государственная дума с председателем Родзянко возглавляет бунт; выбирает первое революционное правительство – Временный комитет. «Вмешательство Думы дало уличному движению центр, дало ему знамя и лозунг и тем превратило восстание в революцию, которая кончилась свержением старого режима и династии»[122].
В тот же день несколько лиц, не имевших никакого отношения ни к солдатам, ни к рабочим, если не считать, что подстрекали их на беспорядки, в числе которых был и немецкий агент Нахамкес (Стеклов)[123] и присяжный поверенный Н. Соколов, самочинно образовали Совет рабочих и солдатских депутатов, назвали себя Временным Исполнительным комитетом и выпустили воззвание, в котором объявляли массам об образовании Совета и предлагали прислать в него выборных, по одному на роту и на каждую тысячу рабочих.
Благодаря таким двум образовавшимся в Таврическом дворце организациям с 27 февраля Государственная дума становится центром революции. К ней стекаются все восставшие воинские части и рабочие; идут все, перешедшие на сторону революции; туда приводят и привозят арестованных представителей старого режима; оттуда исходят все руководящие указания по революции. Всюду возбуждение, радость, красные банты, «Марсельеза»… Однако заметна и тревога среди интеллигенции. Вот как характеризует то время в своих воспоминаниях один из участников революции В. Станкевич: «Официально торжествовали, славословили революцию, кричали „ура“ борцам за свободу, украшали себя красными бантами и ходили под красными знаменами… Дамы устраивали для солдат питательные пункты. Все говорили: „мы“, „наша“ революция, „наша“ победа и „наша“ свобода. Но в душе, в разговорах наедине ужасались, содрогались, чувствовали себя плененными враждебной стихией, идущей каким-то неведомым путем. Буржуазные круги Думы, в сущности, создавшие атмосферу, вызвавшую взрыв, были совершенно неподготовлены к такому взрыву. Никогда не забудется фигура Родзянко, этого грузного барина и знатной персоны, когда, сохраняя величавое достоинство, но с застывшим на бледном лице выражением глубокого страдания и отчаяния, он проходил через толпы распоясанных солдат по коридорам Таврического дворца. Официально значилось – „солдаты пришли поддержать Думу в ее борьбе с правительством“, а фактически Дума оказалась упраздненной с первых же дней. И то же выражение было на лицах всех членов Временного комитета Думы и тех кругов, которые стояли около них. Говорят, представители Прогрессивного блока плакали по домам в истерике от бессильного отчаяния…»[124]
В ночь со 2 на 3 марта император Николай II, находившийся тогда в своем поезде на станции Псков, отрекся от престола в пользу своего брата, великого князя Михаила Александровича. 3 марта великий князь под влиянием уговоров Родзянко и Керенского отказался принять верховную власть. Во главе России встало революционное Временное правительство, в котором главную роль стал играть пораженец социалист-революционер Керенский[125], что во многом обусловило дальнейший успех деятельности большевиков.
Из названных лиц Козловский, Каменев и Суменсон находились в пределах России, остальные, как уже предрешил германский Генеральный штаб, должны были отправиться туда при первой возможности.
При наличии денег начавшиеся беспорядки, а затем и революция дали большевикам возможность широко развернуть их деятельность. 27 февраля Нахамкес, официально считавшийся только интернационалистом, поторопился организовать Совет рабочих депутатов, столь памятный по работе в 1905 году. В его Исполнительный комитет, кроме Нахамкеса, от большевиков вошли Козловский, Стучка, За-луцкий, Филипповский, а затем приехал и Розенфельд (Каменев). Нахамкес сразу захватил руководящую власть в Исполнительном комитете и умело использовал ее в первые дни революции в немецко-большевистских видах.
В тот же день, 27 февраля, вечером, два молодых человека, сопровождаемые группой вооруженных солдат, явились в типографию «Нового времени» и под угрозой оружия требовали напечатания принесенной ими прокламации ярко большевистского характера. Протесты администрации и рабочих заставили их несколько смягчить тон прокламации, но и в смягченном виде она все-таки вышла большевистской и требовала, между прочим, скорого мира. Немедленный мир, «по телеграфу», без аннексий и контрибуций – вот первый лозунг, данный немцами и брошенный в массу солдат большевиками при начале революции.
28 февраля от имени Совета рабочих и солдатских депутатов появилось воззвание, в котором объявлялось о сформировании накануне Совета из выборных представителей заводов и фабрик, восставших воинских частей, а также демократических и социалистических партий и групп. Воззвание говорило:
«Совет рабочих депутатов, заседающий в Государственной думе, ставит своей основной задачей организацию народных сил и борьбу за окончательное упрочение политической свободы и народного правления в России.
Совет назначил районных комиссаров для установления народной власти в районах Петрограда. Приглашаем все население столицы немедленно сплотиться вокруг Совета, образовать местные комитеты в районах и взять в свои руки управление всеми местными делами.
Все вместе, общими силами, будем бороться за полное устранение старого правительства и созыв Учредительного собрания, избранного на основе всеобщего равного, прямого и тайного избирательного права»[126].
Так вводилась в Петрограде та «власть Советов», которая являлась идеалом власти для большевиков и которая с первых же дней своего существования стала заслонять настоящее правительство.
Совет немедленно стал издавать свои «Известия», редакторство которыми захватил Нахамкес, ловко сумевший использовать самый первый номер. Несмотря на то что Совет не являлся тогда по своему составу большевистским, при номере 1-м «Известий», как приложение, был опубликован большевистский манифест, что имело для распространения большевистских положений большое значение, так как при сразу же установившемся авторитете Совета эти положения получали характер исходящих именно от Совета.
В манифесте давалась следующая формула по самому злободневному вопросу – о войне:
«Немедленная и неотложная задача Временного революционного правительства – войти в сношения с пролетариатом воюющих стран для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и поработителей, против царских правительств и капиталистических клик и для немедленного прекращения человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам».
1 марта по инициативе Нахамкеса, Козловского и Соколова, группой членов Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, от име