ласти великого князя, как этот великий князь объявляет Новгороду войну, а потом, только что новгородцы назвали Ивана Васильевича государем, то он и стал их спрашивать, какого они хотят государства, и когда в ответ последовали требования новгородцев, чтобы все дело шло по старине, уничтожает Новгородскую свободу окончательно. При этом надо заметить, что все эти непрошеные руководители русских, в новых и старых идеях, Новгород и князья, всегда обыкновенно и начинали и кончали союзом с врагами России – с поляками. Дело уничтожения Новгородской свободы было так: одни из новгородцев ездили в Москву только судиться, другие же, во время своего пребывания там, давали великому князю присягу, что служить им ему, своему государю, верно и добра хотеть; наконец, случилось следующее (предшествующие, обозначенные точно в летописи, приезды новгородцев для суда в Москву были в феврале 1477 года): в марте приехали в Москву от архиепископа и всего Великого Новгорода к великим князьям двое послов, Назар Подвойский и Захар – дьяк вечевой; они били челом от пославших великим князьям и называли их себе государями. А наперед того не бывало, как земля Новгородская стала, ни которого великого князя не называли они себе государем, а только господином. Спустя уже месяц после этого посольства, 24 апреля, Иван Васильевич назначил посольство к владыке и всему Великому Новгороду подкрепить того, какого хотят государства их отчина, послы ехали довольно медленно в Новгород, так что туда явились только 18 мая. Здесь нужно принять во внимание срок того, как долго тянулось дело, и можно предположить, что в Москве не сразу попали на мысль воспользоваться этим обстоятельством. Когда московский посол явился на вече, то говорил следующую речь: «Вы прислали к великим князьям своих послов с грамотой, называли их себе государями и за них задались: чтобы суду его у вас быть в Великом Новгороде, но всем улицам сидеть их тиунам, Ярославово дворище очистить великим князьям, а в их суд не вступаться». Вече поняло смысл этих речей, и дозволив себе уже одну крайность, новгородцы бросились назад в другую. Редакция грамоты и речей новгородских послов принадлежала многим лицам; один из послов был вечевой дьяк. И вот новгородцы напали на посадников и бояр, которые отправляли это посольство, обвиняя их в том, что они сделали это без ведома Великого Новгорода. У этих лиц животы их были пограблены, дворы и доспехи отняты, вместе со всей ратной приправой. Потом начали хватать тех, которые в своих поступках чересчур вдались в новость, был схвачен Захарий Овинов; он обговорил Василия Никифорова, который был тоже схвачен и приведен на вече, где кричали ему: «Переветник! был ты у великого князя и целовал крест на нас». На это был ответ: «Целовал я крест великому князю, что служить мне ему правдой и добра хотеть, а не на государя своего, Великий Новгород, и не на вас, своих господ и братьев!» Оправдание не помогло, и Василий Никифоров тут же на вече был иссечен топорами на части. Захарий Овинов был убит, вместе со своим братом, у владыки на дворе. Кроме трех упомянутых лиц, хотели еще казнить нескольких бояр, но пощадили.
Московские послы присутствовали при этих волнениях в Новгороде; в Москве о них хорошо знали, и еще послы не были отпущены из Новгорода, как 7 июня приехал в Псков посол великого князя, Иван Зиновьев, со свитой, уговаривать псковитян идти на помощь великому князю против Новгорода и положить последнему взметные грамоты. Через неделю Зиновьев поехал назад в Москву с ответом, что псковитяне пришлют обо всем том своих послов, и как государи скажут, так они и будут делать. 21 июля псковичи послали в Москву за спросом, как им поступать в отношении к Новгороду, и получили ответ, что будет от великого князя посол с его наказом. Этот ответ пришел в Псков только 27 августа. В Новгороде же в это время происходило то же самое, что и в 1471 году. Псковитяне, перед отправлением послов к великому князю, послали сказать новгородцам: «Нас великий князь поднимает на вас, и если у вас есть какое дело до великих князей, то мы ради за вас слать к ним послов и бить челом». Новгородцы ответили на это, что и прежде, на подобное предложение: «Если вы крест поцелуете на всем нашем пригожестве, исключая Коростынского докончанья, то мы все сделаем по крестному целованию; если вы этого не сделаете, то мы не хотим никакого вашего ходатайства, ни челобитья, ни послов ваших к великим князьям».
Новгородцы по-прежнему не двигались определенно ни в ту, ни в другую сторону; как прежде, они, принявши себе литовского князя, не сослали с Городища великокняжеских наместников, так и теперь, в продолжение всех волнений и брани, которой они осыпали озорную Москву, держали у себя московских послов, честили их, но не давали им ответа. Наконец, через шесть недель, послы были отпущены и получили такой ответ великим князьям: «Мы вам, своим господам, челом бьем, а государями себе не зовем; суд вашим наместникам на Городище по старине, а вашему суду и вашим тиунам у нас не быть, и дворища Ярославова вам не даем; на чем мы на Коростыне мир с вами кончали и крест целовали, по тому докончанью и хотим с вами жить; те же, которые тебе, великому князю, брались так делать, то ты выдаешь сам, и как хочешь, так и казни, а мы которого изловим, хотим казнить; вам же, своим господам, челом бьем, чтобы вы нас держали по старине, по крестному целованию». Послы великокняжеские воротились в Москву уже в июле и рассказывали то, что видели в Новгороде, что новгородцы взбесновались, точно пьяные, и некоторые говорили: «К королю хотим». Но такие вести приносили в Москву не одни великокняжеские послы, но и новгородцы, потому что посадники, которые были приятны великому князю, разбежались все, когда в городе стало такое волнение.
Иван Васильевич готовился к войне. 15 сентября приехал от него посол в Псков с приказом, чтобы псковитяне тотчас же послали в Новгород складные грамоты. Приказ был исполнен, и 30 сентября псковский посол положил грамоты на вече, а 1 октября были на вече положены грамоты великого князя. В Новгороде сначала стояла смута; с 15 сентября начали в Псков и Литву бежать низовские купцы с своими товарами. Но когда стали приходить в Новгород слухи о приготовлениях великого князя, то новгородцы, в противоположность предшествующим поступкам, показали всем, что теперь они перепугались: из Новгорода был отправлен посол в Москву об опасной грамоте для проезда владыки и новгородских послов. Но этого опасчика велено было задержать в Торжке. Потом еще после того, как были положены на Новгородском вече складные грамоты, то, не обращая внимания на объявление войны, в Псков приехал посол из Новгорода с просьбой, чтобы псковитяне отправили послов своих к великому князю, и что сами они тоже шлют своих; но здесь был получен такой же успех, как и в отношении опасной грамоты: московский посол, приехавший поднимать Псков на Новгород, схватил новгородского посла на Псковском вече и только по просьбе псковитян отпустил его.
Иван Васильевич жаловался всем, что в Новгороде происходит то же, что пред Шелонским отступлением, что они сами просили у него государства, а теперь заперлись и на него ложь положили. Он положил свой гнев на Новгород, стал вооружаться на свою отчину, на отступников и крестного целования преступников. Новгородцы не знали, что делать, хотя у некоторых и вырывались крики о короле Казимире (что и сообщает Московская летопись), но, как видно, большинство не думало о нем. Теперь из Москвы не шли уже увещательные грамоты, ни от митрополита, ни от великого князя; последний решился кончить Новгородское дело. 9 октября Иван Васильевич пошел к Новгороду ратью; еще прежде этого были разосланы требования и просьбы о помощи на Новгород к братьям великого князя и в Тверь, и эта помощь собиралась. 16 октября прислали сказать Ивану Васильевичу, что в Торжок приехал другой Новгородский посол об опасе, но и этого посланного велено было задержать до прибытия в Торжок великого князя; но по прибытии сюда Иван Васильевич опасу не дал, а велел опасчиков вести за собой; только 8 ноября, когда Иван Васильевич был уже у Спаса на Яглинах, велел позвать к себе опасчиков; те явились, били ему челом от владыки Феофила и всего Великого Новгорода, прося опаса для послов у великого князя и называя его государем; великий князь пожаловал – дал опас. Здесь замечательно то, что как в Псков новгородцы посылали о ходатайстве пред великим князем, не обращая внимания на то, что уже псковитяне объявили войну Новгороду, так и теперь уже два опасчика были у великого князя и не возвращались назад, но новгородцы послали еще третьего; этот третий опасчик прибыл на другой день после того, как дан был опас первым опасчикам; и третий опасчик называл великого князя государем. Но как этот опасчик, так и первые два, еще находились в войске великого князя, и только 11 ноября третий опасчик испросил у великого князя пристава, с которым пройти им его воинство; пристав был дан и опасчики уехали.
С 19 по 23 октября Иван Васильевич пробыл в Торжке; здесь он распоряжался, как и какой дорогой должны были идти к Новгороду войска. С Торжка же его начали встречать некоторые новгородцы и били челом в службу. Хотя опасные грамоты были даны, но Иван Васильевич готовился к войне.
19 ноября он на Полинах разрядил войска, где кому быть58 и в то же время отпустил воевод своих под Новгород занимать Городище и загородные монастыри, чтобы новгородцы не успели сжечь их. 21 ноября был послан приказ в Псков, выступать псковитянам вместе с Наместником идти к устью Шелони и там дожидаться дальнейших распоряжений; псковитяне исполнили приказ. Со времени последней войны великого князя с Новгородом, Новгородская земля должна была понравиться значительно, а теперь ее снова немилосердно разоряли княжеские дружины, новгородцы же не выставляли даже и прежнего сопротивления. Они все думали, что все устроится по старине, если они, за свою грубость, сделают уступки великому князю. Как только опасчики приехали в Новгород, то владыка Феофил, в сопровождении новгородских послов, прибыл 23 июня в стан великого князя. «Господине государь, князь великий Иван Васильевич всея Руси! – говорил владыка от себя и от новгородского духовенства, – бьем тебе челом, что положил ты гнев свой на свою отчину, Великий Новгород, и меч твой ходит по Новгородской земле, и кровь христианская льется; смилуйся над своею отчиной, а мы тебе, своему государю, со слезами челом бьем. Да воспалился ты на бояр новгородских и на Москву свел их в первый свой приезд: пожалуй, государь, отпусти их в свою отчину, в Великий Новгород!» Посадники и житьи люди от своих доверителей повторили по пунктам челобитье владыки, и один из посадников просил, чтобы великий князь пожаловал, дозволил говорить с его боярами