101. В сентябре, после отсылки этих грамот, приехал из Крыма и Семен Борисович: он привез ответ от Менгли-Гирея, уже отличающийся от предшествующих грамот: «Что ты мне говорил о Литовской войне, то того дела мне делать нельзя теперь, а можно зимой; Орды же я не боюсь, и если цари пойдут на великого князя, то я на них пойду, а на меня пойдут, то великий князь послал бы на них моего брата»102.
Этот ответ объясняется следующим: когда прошлогодняя гроза со стороны Орды прошла, то Менгли-Гирей послал к Казимиру своего человека с предложением, по-прежнему быть в братстве и дружбе; требовал у него поминок и выкупа за пленных, взятых в Киеве; Казимир на это отвечал, что он всегда стоит в своей правде и никогда не выступает; а царю известно, как он сам своей правды не сдержал, и поэтому Казимир предлагал Менгли-Гирею подтвердить снова свою правду и наконец прямо говорил: «Мы слышали, что царь теперь слуга турецкому царю: так сам бы посмотрел: он, будучи вольный человек от отцов, теперь как свою честь уважает, и если бы турецкой, враг короля, пошел на его землю, то царь на чьей стороне стоял бы? А король теперь готов вместе с другими государями на турецкого»103.
Но обстоятельства повели к тому, что Менгли-Гирей стал действовать в пользу Москвы. В степях, в течение лета 1486 года, происходило то, что бывшая Золотая Орда рассыпалась по степи и грабила попадающееся. Иван Васильевич на разбойников высылал Нур-Даулета с татарами. В начале марта 1487 года поехал в Крым посол, которого Наказ объяснил нам состояние степных дел. Он должен был говорить Менгли-Гирею: «Ордынские люди стерегут наших послов, едущих по степям, и прошлым летом только сами послы приехали к тебе, а с людьми, которые их провожали, сам знаешь, что сталось и убытка в том мне много учинилось. Да нынче пришли ко мне достоверные вести из Орды, что оттуда вышли многие люди стеречи наших послов: так ты поберег бы того дела, чтобы между нами путь не затворился, и отправлял бы людей на встречу послам». Весной 1487 года известил Менгли-Гирей в Москву, что на него идут сами ордынские цари, что он схватил королевских послов, присланных к нему, и спрашивал, что с ними делать. Эти послы, вероятно, были те, которые поехали с вышеизложенным ответом на посольства Менгли-Гирея. Вследствие этих присылок Иван Васильевич отправил Нур-Даулета с его татарами на ордынцев, и в то же время послал к Менгли-Гирею, извещая его насчет королевских послов: «Король, наш общий недруг: ино сам знаешь, как тебе над его послами учинить». Посланному с этими словами наказано было, что если царь спросит, что же, однако, учинить над послами, то отвечать: «Сам ведаешь, как недругу недружбу чинить: чем ему досаднее, тем лучше».
Муртоза, который только стращал Менгли-Гирея своим появлением в степях и не давал ему возможности быть в миру с Москвой и Литвой и обоих их грабил, придумал еще следующее. Его постоянно беспокоили татары великого князя, которыми иногда предводительствовал Нур-Даулет. Муртоза прислал Ивану Васильевичу следующую грамоту: «Нур-Даулет царь от отца моего до сех мест со мной в любви был, а Менгли-Гирей в своей правде не устоял, и нынеча он наш недруг, и я надежду имею вместо него царем Нур-Даулета учинить и послал его звать к себе; и ты за то не постой и к нам отпусти, а жены и дети его останутся у тебя. Если Бог помилует и тот юрт даст, то тогда он у тебя их добром возьмет. Менгли-Гирей тебе друг, но и Нур-Даулет тебе не недруг же, а он нам пригож»104. Муртоза о своей любви и желаниях извещал так же Нур-Даулета. По этому поводу Иван Васильевич в октябре 1487 года через посла, Дмитрия Шейна, извещал Менгли-Гирею: «Муртоза прислал к твоему брату ярлык свой, и зовет его к себе на тебя, и ко мне прислал о том же ярлык, и я, берегучи твоего дела, Муртозины ярлыки взял у Нур-Даулета и к тебе послал». Но из Наказа Шейну оказывается, что Менгли-Гирей уже знал о замыслах Муртозы и прислал к Ивану Васильевичу грамоты, на которые тот давал следующий ответ: «Ты зовешь своего брата к себе, чтобы стать вам на своем юрте за один на своих недругов: так ведь Муртоза звал твоего брага на твое лихо, и я поэтому твоего ярлыка к Нур-Даулету не послал и свое слово не сказывал, берегучи твоего дела». Но Менгли-Гирей этим не успокоился, он Шейну ответил, что о Нур-Даулете пришлет со своими послами «маленькое словцо». На это маленькое словцо Иван Васильевич после, в 1488 году, отвечал следующей грамотой: «Тебе ведомо из старины и от отцов ваших, на одном юрте два господаря бывали ли? а где бывали, то какое добро между них бывало ли? А на счет того, чтобы укрепить Нур-Даулета, чтобы ему под тобою царства не хотеть, то когда он будет с тобой, так мне почему ведать, что будет у него в мысли? Вы с Нур-Даулетом одного отца дети, а после отца вашего сколько лет был Нур-Даулет на царстве? Ведь те же люди ему служили, которые и тебе служат? А по чем ведать мысль твоих людей: все ли они хотят твоего господарства? Это моя мысль о твоем деле, а какая твоя, и ты меня об том извести! А я теперь твоей грамоты и слова Нур-Даулету не передавал и не передам до тех пор, как нам твоя мысль будет об том, а если захочешь, мы к тебе Нур-Даулета отпустим»105. Менгли-Гирей не присылал своей мысли об этом деле. Но так как, кроме Нур-Даулета, был в Москве еще другой младший брат Менгли-Гирея, Айдар (который, впрочем, был в заключении), то когда Менгли-Гирей просил отпустить к себе старшого, писал, что король хочет Айдара выкрасть; на это Иван Васильевич отвечал, что он его содержит в крепости; а когда Менгли-Гирей обещал об Нур-Даулете прислать маленькое словцо, то известил, что если король хочет выкрасть Айдара, то может, потому что он его не боится. Выход Муртозы в 1487 году в степи с своих кочевьев окончился по-прежнему ничем. Но в это время сам Иван Васильевич был, как в 1486, так 1487 году, занят казанскими делами, где переменялись цари, то Ильгам, то Магмет-Аминь. К этим казанским делам приметался и Крым, потому что мать Магмет-Аминя, Нур-Салтан, вышла замуж за Менгли-Гирея и поэтому стала хлопотать у московского государя о сыне. В марте 1487 года Иван Васильевич приказал сказать Нур-Салтан: «Что писала в своей грамоте о своем сыне – Магмет-Амине, мы как наперед его добра смотрели, так и ныне смотрим, как Бог поможет». В 1486 году Иван Васильевич посылал свои войска на поддержку Магмет-Аминя на казанском престоле; однако же он там не удержался, и Ильгам, должно быть, осенью, согнал Магмет-Аминя с Казани, пришедши из Ногаев, по приглашению казанцев. В марте Иван Васильевич обещал матери Магмет-Аминя поддержать ее сына, а 11 апреля отпустил воевод своих к Казани; 24 апреля туда же отправился МагметАминь; 18 мая воеводы были под Казанью, а 9 июля Казань была взята. Ильгам с царицею, братьями, сестрою и с множеством князей, были приведены в Москву; их великий князь разослал в заточенье в Вологду, Каргополь и Белоозеро106. После этого 10 августа Иван Васильевич отправил в Крым сказать: «Посылал я на недруга своего, Ильгама, царя казанского, своих воевод: наши воеводы Казань взяли и царя Ильгама поймали, с его братией и князьями, а Магмет-Аминя на Казань посадили». После этого казанский царь, опираясь на московскую силу, должен был принять участие в степных делах. В октябре того же года, как cел на престол Магмет-Аминь, послу, Дмитрию Шейну, наказано было, если спросят: «К казанскому царю послал ли князь великий, чтобы он слал свою рать на наших недругов?», то говорить: «Государь хотел послать об том часа того».
Между Ордами Крымской и Золотой после 1487 года ничего важного не происходило. Цари начали кочевать на севере Азовского моря, и поэтому внимание Менгли-Гирея было поглощено их движениями. Иван Васильевич, извещая Менгли-Гирея, что посылает постоянно Нур-Даулета на Муртозу, объявлял, что люди от ордынцев стерегут послов, едущих в Крым, и поэтому нужно устроить хорошие сообщения, и, кроме того, указывалось, чтобы Менгли-Гирей, действуя против недругов, ссылался с братом, находящимся в степях. Вследствие того, что ничего важного между ордами не происходило, то и сношения по поводу степных дел с Крымом сделались очень однообразны. После Нур-Даулета на Орду в степи стал выходить его сын, Сатылган; в этих степных походах участвовали иногда казанцы, когда были свободны от их врагов, ногаев. В 1491 году был предпринят довольно значительный поход в степь, с участием великокняжеских воевод, потому что узнали в Москве, что цари идут на Менгли-Гирея к Перекопу. Золотоордынцы, узнавши об этом походе, ушли в свои кочевья107. Главная забота относительно золотоордынцев заключалась в том, чтобы они наконец ушли за Дон, к Кавказу. Так как с конца восьмидесятых годов начались отъезды литовских служебных князей, то теперь Ивану Васильевичу особенно нужно было, чтобы Менгли-Гирей начал свои нападения на литовские владения. В апреле 1490 года московский посол в Крыму, князь Ромодановский, прислал грамоту к великому князю, что царь ему говорил: «На царей ордынских и на короля я с великим князем один человек, и доколе буду жив, мне с королем в миру не бывать». Я, государь, царю говорил, что пойдут цари к черкасам, и тебе, господине, идти на королевскую землю. Царь мне сказал: «Даст Бог, управимся с большими недругами, то королевской земле от нас не отдалеть». Менгли-Гирей искал всюду помощи на золотоордынцев: он обратился к султану, и тот ему прислал на помощь до 2000 человек, и приказал в то же время царям, чтобы они ушли с того поля прочь. Наконец Менгли-Гирей обратился за помощью и к Казимиру; но эти сношения не были особенно мирны; вот письмо Менгли-Гирея к Казимиру, которое можно отнести к этому времени: «Говорите, что московский великий князь велел мне королевскую землю воевать: как мне московский князь может такое слово сказать? Вы это слово из мысли выкиньте!»108 Когда московский посол узнал об этих сношениях, то обратился к царю и после так описал свой разговор с ним: «Приехал к тебе твой человек от короля и с чем приехал, добро мне написать к моему государю». Царь отвечал: «Пиши к великому князю, из моих уст слышавши, – посылал я к королю о моих побитых людях и чтобы он дал помощь на Орду, и он мне отказал: «Нынеча у меня дети между собой секутся и помочи от меня нет». И я царю молвил: «Государю моему нужно, чтобы у тебя с королем дружбы не было», и царь молвил: «Дружбы у меня с королем нет, да и дела мне до него