На смену после Заболотского был послан в Крым в ноябре того же 1493 года послом Константин Малечник. Он должен был узнать, какого ради дела воротился царь и не пошел на Литву. Потом наказано было говорить царю, чтобы литовского посла не отпускал, так же и людей, которых пришлет Александр в Перекоп, и к нему бы не посылал, а недружбу врагу делал. Это обыкновенная форма наказа, а далее наказ показывает, как уже смотрели в Москве на крымцев: «А взмолвит царь: “Как мне литовских послов не отпустить: к великому князю послы литовские ездят же, и он их отпускает?”, то отвечать на это: “Были, господине, послы у нашего государя от литовского, а приезжали о тех городах и волостях, что государь у него поймал, ино нельзя было тех послов не отпустить, занеже они приезжали за опасом, а своих послов государь к литовскому не посылал и ныне не пошлет”. А вопросит царь: “Отдаст ли великий князь города, которые у литовского поймал?” отвечать: “Тех городов, волостей и сел не отдаст, да и иные ныне еще поймал”; и взмолвит царь: “Я сам ходил на Литовскую землю, а великий князь зачем не ходил?”, отвечат: “Государь не успел сесть на конь за нарядом за тяжелым, занеже государь хочет идти на недруга нарядяся, чтобы недружбу крепче учинить; а рать свою на Литовскую землю посылал”». Самая любопытная часть Наказа была следующая: «Взмолвит царь о харчю, что давал своим людям, как ходил на Литовскую землю, то говорить: «Государь мой недружбу от себя общим недругам доводит, а о чем прикажешь к нему, и он тебе пошлет». В заключение было наказано говорить царю, чтобы он не унимал царевичей, если они хотят воевать Литовскую землю.
Отправивши посла в Крым с таким Наказом, Иван Васильевич прекратил сношения с царем на целых полтора года, потому что видел, что эти сношения были такие, от которых пользы никакой не было, кроме убытка. В это время переговоры между Москвой и Литвой о мире и брачном союзе шли уже к концу. Только летом 1494 года Менгли-Гирей прислал в Москву грамоты. Их содержание было то, что прошлою осенью «посылал своих людей на Литву, и как ныне они воротились, то пришел недруг и улусы повоевал, детей и дочерей в полон поймал, да много коней взял; да посылал ныне своих людей к Белгороду, Литовскую землю воевать и, сколько мог, конями их снабдил, а там их много померло…» Далее Менгли-Гирей извещает, как его люди воевали Литовскую землю и как Литовский начал с ним переговоры о мире, сначала через посредничество султана, и предлагал дань, но он, царь, с ним не помирился112. В заключение, царь извещал, что Орда режется между собой, и потом выставлял целый ряд запросов113.
Подобные грамоты из Крыма, с такими известиями и требованиями, были только повторением старого, и потому могли только подтвердить убеждение, что следует на время прекратить сношения, и на грамоты не было ответа.
Часть II
Глава IЛитва
Средство, которым литовцы надеялись остановить наступательное движение на них Москвы. – Полуофициальная переписка Яна Забережского с Яковом Захарьевичем. – Сношения Ивана Васильевича с Александром Казимировичем. – Титул государя всея Руси. – Сватовство. – Заключение вечного мира и его значениe. – Сношения между Москвой и Литвой по поводу договора о греческом законе и упорство литовцев дать такое обязательство, какое требовали москвичи. – Брак Александра Казимировича с Еленой Ивановной; Московское и Литовское описание его. – Враждебные сношения Ивана Васильевича с Александром Казимировичем по поводу титула государя всея Руси и неисполнение литовцами личных просьб московского государя. – Разрыв сношения и употребление литовцами ходатайства Елены Ивановны пред ее отцом о делах ее мужа. – Известие из Литвы о принуждении Елены Ивановны изменить православию
Из всего выше изложенного мы можем видеть, в каких отношениях находилось Московское правительство к Литовскому за первую половину государствования Ивана III. Все труды Казимира во вред московскому государю остались бесполезными, потому что он не помогал его врагам. Враждебные действия со стороны Москвы против Литвы начались со времени нашествия Ахмата под Алексином. Осенью 1473 года ходил Семен Беклемишев к Любутску с ратью великого князя. Поход был с целью вмешательства в дела служебных князей. После этого Иван Васильевич готовился уже к борьбе с Литвою, но сношения с нею не прекращались. Особенно важны они были после подчинения Новгорода, как было уже указано. Казимир требовал Новгорода и Великих Лук – ответом на это было разорение Kиевa от Менгли-Гирея и бунт Бельского с товарищами. Но Казимир все-таки не начал сам войны; он поднимал по-прежнему Орды и последнего князя Северной России, могшего, по-видимому, бороться с Москвою, – Тверского. Это дело вышло тоже неудачно, и с этим Казимир примирился. Формального признания принадлежности Москвы, Новгорода и Твери со стороны Казимира не было и, как после увидим, литовцы на это указывали, а Казимир объявлял в Москве через посла, что тверскому великому князю на просьбу о помощи дали отказ, на основании своего докончанья с Василием Васильевичем114. Иван же Васильевич взятие Твери считал своим наступлением на Литву, потому что «тверской вeликий князь был в докончанье с Казимиром, быть везде за один, и при том в близком свойстве, а он, московский государь, взял Тверскую землю»115. Казимир мало того, что примирился и с взятием Твери, но тотчас же завел сношения с Московским государством, напоминая ему, что он, Казимир, кончал с Василием Васильевичем, чтоб быть им везде за один, поэтому следует встать вместе против общего неприятеля христианского, против турок, которые теперь наступают на Стефана, воеводу Волошского. Ответ на это был тот, что московскому государю нельзя этого делать, потому что далеко, а те государи, которые близко, должны стоять и оберегать христианство116.
Сношения с этого времени между Москвою и Литвою не прекращаются. Эти сношения были таковы, что наказы в Крым послам говорили, что «гладкости в этих сношениях никакой нет». Предметом их были дела князей и пограничные ссоры. Не считаю нужным входить в разбор последних, так как они всегда существовали и были однообразны: так владение некоторыми землями было спорное; притом теперь пограничные дела должны были быть еще значительнее, потому что оба государства не имели между собою положительно нигде естественных границ, а эти границы со времени заключения последнего договора Василия Тёмного с Казимиром увеличились своим протяжением вследствие присоединения к Москве Твери и Новгорода, отчего Московское государство сделалось и наследником пограничных дел присоединенных к себе областей. Но должно заметить то, что в это время пограничные ссоры были в близкой связи со ссорами между собою служебных князей. Взаимные предложения съезда судей на границы оставались без последствий. Но когда Иван Васильевич, управившись с Казанью и считая взятие Твери наступлением на Литву, взял в свои руки и обязанность руководить не только своими служебными князьями, но и литовскими, то наступление на самую Литву действительно началось. Наступление на Литву со стороны Москвы именно в это время было необходимо, не только как мщение за прежние дела и приведение в исполнение общей задачи русской истории, объединения Руси, но и для спасения свободы всей Европы от Ягайловских завоеваний. Ягайловцы, отказавшись руководить народами, у которых они были наследственными государями, в то же время завоевывали другие народы, но не оружием, а посредством браков, наследств и избрания на престолы. В этом стремлении быть государями всех народов ягайловцы не стеснялись в средствах; они при избрании на престолы давали согласие на всевозможные условия и в то же время не признавали за собой никаких обязательств. Чем после был страшен для Европы Карл V, тем в конце XV и начале XVI столетия угрожали ягайловцы; они уже сидели на престолах Литвы, Польши, Чехии, Угрии и Семиградии и соперничали в своих завоеваниях народов с Габсбургами.
Последний посол, который при Казимире ехал из Москвы в Литву, был Иван Берсень; он уже не застал Казимира в живых и поэтому воротился домой. В это время деятельность служебных князей, отъехавших из Литовского подданства в Московское, продолжалась однообразно: при помощи московских войск один город за другим захватывался. Литовское правительство не считало, что у него с Московским идет война. Но захваты со стороны москвичей продолжались, Литва была застигнута врасплох, и тамошнее правительство решилось, наконец, остановить наступление Москвы. Ягайловцы для этой цели придумали особенное средство: знаменитая брачная политика не принадлежала одной счастливой Австрии, она была родовою собственностью и другой счастливой страны, Польши, и теперь ее-то и пустили в ход против Ивана III. Конец ХV и начало XVI века такое время, что тогда достаточно было прославиться могуществом или богатством какому-нибудь государю, чтобы к нему явилась масса женихов для его дочерей с притязанием и наследовать его престол; последнее за ту честь, какую женихи окажут могущественному государю вступлением с ним в родство. Перевес в искании богатых невест оставался за Габсбургами и ягайловцами. Но здесь может возникнуть вопрос: какая могла быть причина того, что предки ягайловцев – Гедимин и Ольгерд, – не знали подобного оружия для завоевания народов, какое вошло в употребление у их потомков? На этот вопрос можно только ответить следующим образом: если государь есть только представитель своего народа, то когда этот народ примиряется с известным положением, тогда государь тем более естественно должен примириться с ним; если государь действует известным оружием, то он употребляет его только потому, что этим оружием хорошо владеет его народ. Для любовных дел, для устройства выгодного брака, для избрания на престол употребляется по большей части интрига, обман; обман есть орудие слабого, орудие женщины; мужчина, употребляющий интригу, не стоит названия мужчины. Ягайловцы употребляют эти женские орудия, но они употребляют их потому, что сами завоеваны от Литвы этими орудиями. Поляки их завоевали браком, интригой и ополячили. Если мужчина, употребляющий интригу как орудие, есть человек слабый, женственный, то и народ, действующий таким же оружием, не может быть иным, как народом слабым, женственным. Но для объяснения всего ниже следующего нам еще здесь нужно заметить, что кроме интриги, как отличительного свойства всех действий поляков, другая отличительная черта в их поступках заключается в том, что они всегда способны к великолепной отделке всех мелочей всякого своего предприятия и в то же время остаются при полном непонимании самой сущности дела; они увлекаются этими мелочами до того, что наконец совершенно запутываются в них. Когда в борьбе с поляками выставляют им на вид главное дело и его сущность и предлагают против него бороться, то они от этого отказываются и стараются свести борьбу против частностей дела; кроме того, объясняя всякий успех какого-нибудь предприятия не правотою дела, а только счастьем и личными талантами руководителя дела, поляки на основании всех этих понятий в борьбе народов всегда готовы бороться против лиц, против правительства, но не против народа.