Интригой легко опутать ребенка, человека слабого нравственными силами, но при столкновении с человеком степенным, она оказывается недействительной, сама собой падает и при том вредит именно тому, кто интригует. Если степенный человек увлечется на время и позволит себе поддаться прелестям женственной интригующей нации, согласится встать на ее стороне, то после этого он скорей бежит, чем помирится с такими порядками. Так, ни один из русских государей и их сыновей, будучи почти постоянно кандидатами на польский престол, не взошел на него по избранию поляков; а когда один французский принц, и притом самый развращенный, был избран в короли Польши, то дело кончилось тем, что король у поляков сбежал. В описываемое же нами время, когда была пущена против Ивана III интрига, в форме брачной системы, то он с самого начала извлек из нее всевозможную пользу для себя, а потом по поводу же своего родства с ягайловцами уяснил, что дал за своей дочерью в приданое всю Русь, которая под властью Польши и Литвы находится; но он, как Государь всей Руси, все-таки имеет право наблюдать, как управляют Русью, и, находя, что дурно, начал отнимать приданое дочери по кускам и завещал потомкам отобрать все. Это завещание почти окончательно выполнила Екатерина II.
Начало этого великого дела было таково: как только слава могущества и богатства Ивана III начала разноситься на Западе, то он должен был отбиваться от женихов к своим дочерям. Первым, сватом и женихом, явился не кто иной, как Габсбург, знаменитый Максимилиан I; за ним начал сватовство Конрад Мазовеций. Но как только умер Казимир, то брачное оружие было направлено и ягайловцами из Литвы на наступающую на нее Москву; не рассчитали они только того, что подобное оружие не совсем удобно против наступающих, но в этом они убедились после; теперь же, 14 июля 1492 года, прислал к новгородскому наместнику, Якову Захарьевичу, наместник Полоцкий, пан Ян Забережский, своего человека, Лаврика, с грамотой, содержание которой было следующее: «Господину и дяде моему милому пану Якову Захарьевичу, воеводе великого Новгорода, от Яна Юрьевича, пана Троцкого, наместника Полоцкого, челобитье. Рад слышать твое здоровье, и здоровье твоей пани, и детей Вашей Милости; слыша это, Бога милостивого молим и прославляем. Послали мы до тебя нашего писаря, Лаврика, и ты бы ему дозволил некоторые вещи покупить, да что он будет от нас говорить, и ты ему верь, то наши речи». Таким образом, эта грамота была вместе и верющей грамотой. Яков Захарьевич услышал от Лаврика такие речи, что сам поехал в Москву и объявил там великому князю, что то речи о сватовстве. В это время на границах Москвы и Литвы происходила настоящая война, по случаю служебных князей. Иван Васильевич приговорил с боярами по этому поводу, что Якову Захарьевичу против тех речей своего человека к пану Яну не посылать; но после к Якову Захарьевичу, уже в Новгород, послал грамоту (октября 17-го): «что прислал к тебе пан Ян Забережский писаря своего, Лаврика, и мы здесь с тобой об этом говорили, да приговорили не посылать тебе к нему ответ; но ныне приговорили, что тебе пригоже против тех речей послать с ответом, зане же и между государями ссылка бывает, хотя бы и рати сходились. И ты бы выбрал своего человека доброго, которого пригоже, и послал бы его к пану Яну от себя с поминками, а грамоту верющую писал бы от себя по пригожу, вежливо, по тому, что он тебя почтил, и ты бы его почтил, как пригоже. А что ему говорить наедине, и я тебе о том послал запись. Да накажи своему человеку: учнут его спрашивать о местах, которые я поимал, и он бы отвечал неведением; а спросят его о наряде людском, и он бы отвечал вежливо: «У нашего государя, у великого князя, вся земля, обычай таков, все люди нарядны». Да смотрел бы там твой человек, каково королевичево дело с паны, и что слух про королевичевых братьев, про Альбрехта и Жигимонда». Речь к Яну Забережскому от Якова Захарьевича должна была быть следующая: «Прислал ты к нам говорить, чтобы между государями сватовство сталось, и между земель мир был и покой. Ино, пане, мы весьма хотим, чтобы дал Бог между государей доброе житье; но положи на своем разуме, можно ли тому быть? Между государей любви и единачества нет, то, как же и тому делу делаться? Если бы Бог дал наперед между государей любовь и единачество было, то тогда бы и тому делу мог быть почин». Как только получил этот ответ Ян Забережский, то прислал уже грамоту в Москву (2 ноября), к князю Ивану Юрьевичу Патрикееву: «Поразумей у своего государя, есть ли его воля, дать свою дочку за нашего великого князя, Александра, и если бы то дело сталось, тогда бы любовь и докончанье между ними было, потому, как было при их отцах; а что издавна служило обоим панствам, то и ныне было бы потому». Далее Ян Забережский просил на это ответа. Таким образом, первый вопрос был о сватовстве, а потом о приданом. Но, еще не дождавшись ответа на последнюю грамоту, из Литвы приехало в Москву посольство (4 ноября). Содержание речей послов было о восшествии на престол Александра и об том, что на границах чинятся такие многие обиды, каких прежде и не бывало. Литовцы не хотели признавать существование войны и объявляли, что это пограничные обиды. Но послам были наказаны еще речи, об которых они проговорились в первый же день своего пребывания в Москве. По обычаю, после первого слушания, послы обедали у великого князя, и потом их угощали на подворье. На этом пиру пьяные послы говорили о сватовстве и докончанье, сказали, что у них есть об том речь к князю Ивану Юрьевичу. На третий день после этого (в Михаилов день, 8 ноября) послы были на пиру у князя Патрикеева, ели и пили, и начали говорить опять о сватовстве и докончанье. Наутро великий князь приказал князю Ивану Юрьевичу послать за послами и спросить их об той речи. У Ивана Юрьевича должны были присутствовать при разговорах еще казначей Дмитрий Владимирович и дьяк Федор Курицын.
Когда послы явились, то князь Патрикеев начал говорить: «Пане Станислав и ты, Иван-владыка, вы вчера нам говорили речи, да мы тогда уж испили, то и отложили речи до нынешнего дня, так вы теперь нам их скажите». Станислав Глебович: «Господине князь Иван, что я тебе говорил вчера, так говорил это от себя, чтобы ты похотел добра: встали бы между государей любовь и докончанье; а наши дяди Рады государя нашего вельми того хотят, чтобы между государями и сватовство состоялось, любовь и докончанье, да и пан Ян до тебя писал об том лист». Князь Иван Юрьевич велел перед послами читать Янову грамоту; они на это сказали: «Та, господине, грамота нам ведома, да и Рады государя нашего всей». Князь Патрикеев: «В Яновой грамоте написано впереди о сватовстве, а потом о докончанье, да и вы говорили так же. Так мы с вами о том говорим: по вашему которому делу прилично быть вперед: любви и докончанью или сватовству?» Послы: «Когда, господине, будут наши великие люди на то, тогда они с вами, великими людьми, о том поговорят, а с Божьей воли, которое дело захотите наперед повести, то и будет». Князь Патрикеев: «Ваши дяди Рады государя вашего хотят, чтобы между государями любовь и докончанье было, да и сватовство сталося; а наша братья и мы то же хотим, и, как даст Бог, увидимся с вами, то об этом поговорим». После этого дан был соответствующий ответ на посольство о так называемых литовцами пограничных ссорах – им отвечали об них, как о ссорах. Патрикеев заметил послам, что когда приедут послы о мире, то лишних речей не было бы при этом; а то прежде при короле приезжал Богдан о мире, да много было лишних речей, и за тем дело не сталось. 12 ноября послы уехали из Москвы117. 15 ноября князь Патрикеев отпустил в Литву человека Яна Забережского вместе со своим; ответ на грамоту Забережского содержал то же, что и ответ послам, но была следующая прибавка: «Да писал ты в своем листе так: что издавна служило к обоим панствам, то и ныне бы было по тому же. Ино государь наш, князь великий, Великого княжества Литовского не держит ничего, а держит, с Божьей волей, земли свои, что дал ему Бог». Таким образом, эти слова содержали намек на то, что хотели уже прежде сказать Казимиру. 29 декабря Забережский прислал на это письмо ответ: «Я, господине княже, об том деле здесь с князем Бискупом и с паны Радою гораздо думали, и они приязни между государями хотят, и об том говорили государю нашему, великому князю, чтобы была у него с вашим государем вечная приязнь, как за предков их милости. Государь наш хочет слать своих великих послов, когда вернется мой слуга от тебя». Далее, в соответствие намекам князя Патрикеева и общего гордого тона московских речей и требований, на которые бояре требовали непременного согласия, Забережский писал: «Господине княже Иван, вы своего государя чести стережете, и мы по тому ж чести своего государя смотрим, и когда те великие послы будут у вашего государя, да без доброго конца вернутся, то сам посмотри, к чему доброму то дело пойдет». Забережский говорил, что послы приедут тогда, когда вернется его человек, и высказывал желание, чтобы не было особенно много препятствий в переговорах со стороны москвичей.
Это желание литовцев москвичи исполнили тем, что поспешили высказать все свои притязания 5 января 1493 года, поехало в Литву посольство, впервые к Александру, от Ивана Васильевича; послом был Дмитрий Давыдович Загряжский. Вслед за ним 17 января поехал так же и человек Яна Забережского; и посланный к последнему от князя Патрикеева с грамотой. Князь Патрикеев, давая общий ответ, чтобы были присланы послы для переговоров, в ответ, на последние слова Забережского, писал: «Ино, пане, сам поразумей: коли промежду государей великие люди ездят, тогда, Божьею волею, промежду их доброе дело делается». Самое же посольство Загряжского по содержанию было, хотя очень обыкновенное (именно: по поводу многих отъездов князей с отчинами, сложения присяги ими пред литовским государем, и об обидах князьям и московским подданным со стороны литовских подданных), но необходимое по многим, совершившимся в это время делам. Но в этом посольстве была следующая новость: везде, где нужно в посольстве употреблять титул государей, Александр назывался великим князем литовским, а Иван Васильевич «Божьей милостью государь всея Руси и великий князь»; в верющей грамоте к этому прибавлен был еще более длинный титул: «Владимирской, Московской и т. д.». На случай вопроса со стороны литовцев: «Чего деля великий князь приказал – «государь всея Руси», – а наперед того отец его, да и он, к отцу государя нашего так не приказывал, да и предки его так к предкам нашего государя не приказывали, то Дмитрию молвить на это: «Так государь мой со мною приказал: а кто хочет то ведать, и он поезжай в Москву, там ему про то скажут».