Загряжской правил свое посольство Александру в Вильне, 6 февраля. Наши официальные бумаги, содержащие дипломатические сношения с Литвой за это время, говорят об ответе на посольство Загряжского то, что в Литве сказали, что пришлют о всех делах послов. Из литовских же официальных бумаг узнаем то, что 20 февраля было отправлено посольство в Москву, имевшее содержанием ответ об князьях-отъезчиках; в посольских речах, где нужно было употреблять титул, Иван Васильевич назывался просто «великий князь». Этот посол должен был править посольство и князю Ивану Юрьевичу. Но это посольство было возвращено назад с дороги; к посольским речам было прибавлено два пункта о взятии москвичами нескольких городов, и они кончались словами, чтобы московский государь вперед таких дел не велел чинить, если с литовским нежитья не хочет. Кроме прибавки пунктов к посольству самое исправление посольства было возложено на других лиц118, но и эти послы не приехали теперь в Москву. Официальные сношения правительств прекратились, а начались прежние полуофициальные. В марте месяце прислал в Москву грамоту из Новгорода Яков Захарьевич, извещая, что наместник Полоцкой, Ян Забережский, прислал к нему своего сокольника с грамотой о дозволении купить кречетов. Грамота Яна Забережского была от 26 февраля; после просьбы о кречетах, в ней говорилось: «а что Твоя милость будет до нас писать о своих делах, мы рады то для тебя исполнять». Яков Захарьевич спрашивал у великого князя: велит ли он того Янова сокольника отпустить? Великий князь на это послал Якову Захарьевичу такую грамоту: «Нам видится, что к тебе прислал Ян Забережский не ради кречетов, а посмотреть, или задираючи тебя переднего для дела, о котором он наперед к тебе присылал, и чтобы ты к нему и нынче послал. И мы здесь приговорили, что пригоже тебе к нему и грамоту послать со своим человеком, о переднем деле, что наперед того он присылал к тебе своего человека с речьми, и изымаются они за то дело, ино дай Бог так, а не изымаются, ино в том нам низости ни которой нет». К Якову Захарьевичу были посланы списки с грамоты и речей, которые он должен был отправить к Яну Забережскому. Речи были о кречетах, что их продажных в Новгороде нет, потому что «все они идут к нашему государю, а у нас ныне каковые прилучились, и они вот перед тобой». Грамота же была следующего содержания: «Пишем к Твоей милости по нашему приятельству, что наперед присылал до нас с речами, чтобы похотели мы, было бы между государями доброе пожитье и между земель покой. Да писал ты об том же и до князя Ивана Юрьевича, и то дело пошло с Божьей милостию вперед к доброму концу. А ныне, пане, вельми дивуемся, что такое дело оставя, да такие великие зацепки с вашей стороны стались. Ино, пане, похотите вы ныне между государей всякого доброго дела, то и наши дяди и братья того же хотят». В июне месяце Яков Захарьевич прислал в Москву ответ Яна Забережского на свою грамоту. Ответ был из Вильны, от 18 мая, и в нем говорилось так: «…от нашего государя никаких зацепок не сталось, а тем дело все остановилось, что стали зацепки от вашего государя: на миру воюет и в отчину нашего государя войну пустил, города и волости великие забрал, а иные пожег, людей же головами в плен повел. Если бы все то было оправлено и шкоды заплачены, то мне бы с панами братией можно было государю представлять, чтобы между государями доброе дело сталось». После этого ответа Иван Васильевич решил, что Якову Захарьевичу к Яну Забережскому непригоже грамоту посылать (и с своим) и с Яновым человеком, а отвечать, что если великий князь Александр пришлет своих послов к государю, то Яков Захарьевич с своей братией будет хлопотать о добре между государями. Но после такого гордого ответа вышло то, что приготовленное литовцами в конце февраля и вторично переделанное посольство, со вновь назначенными тогда послами, явилось в Москву 29 июня. Проговорив великому князю выше упомянутые речи, в которых об новом титуле ничего не упоминалось, послы на другой день были у князя Патрикеева и говорили ему речи от Великокняжеской литовской рады об том, что из переписки с Яном Юрьевичем паны Рады узнали, что в Раде московского государя хотят дело вести к доброму концу и поэтому хотели уже великих послов отправить в Москву, «как вдруг от вашего государя новое дело пришло: он в своем листе к нашему государю написал свое имя высоко, не по старине, не по тому, как издавна обычай бывал. Сам того, княже, посмотри, гораздо ли так делается? Старину оставляете и в новые дела вступаете. Да, кроме того, землям нашего государя многие шкоды поделаны; а наш государь из старины не выступает; ино, княже Иван, вперед таких бы дел не было, чтобы между государями добрые дела вперед шли». Литовским послам дома было наказано, что когда они будут говорить эти речи и если князь Патрикеев скажет: «Государь наш старше летами, а ваш государь моложе его», то отвечать: «Хотя наш Государь и моложе летами, но в чести не меньше, и находится в той же мере, как был и его отец, король; а если между государями будет любовь, докончанье и всякое добро, тогда Их милости придут к тому, как было при великом князе Витовте»119. Князь Патрикеев, как видно, не делал таких замечаний о летах государей и отвечал так: «Наш государь в своем листе к вашему государю ничего высокого не писал и новизны никакой не вставлял, а чем его Бог даровал от дед и прадед, то он от начала и есть урожденный государь всея Руси». Относительно же князей был дан ответ через бояр, что они – старые слуги московских государей, и когда они теперь отъезжали, то их обижали, и поэтому велено было войскам защищать их. Кончался ответ следующим: «Говорено нам от Александра, чтобы нам с ним не житья не хотеть, то мы его никогда и не хотели».
Над каждым ответом москвичей литовцам приходилось долгое время думать. Теперь, когда они снова приготовили120 посольство, спустя значительное время, и отправили его в Москву (оно прибыло только 16 сентября), послом был второй посол предшествующего посольства, и говорил Ивану Васильевичу от Александра, что он, уразумевши ответ на предшествующее посольство, прислал теперь просить опасной грамоты на великих послов, которые должны приехать для переговоров. Посол обязан был по-прежнему обратиться от панов Рады к князю Патрикееву, чтобы он доведался у своего государя, хочет ли он с их государем докончанья и вечной приязни. Ответ был прежний, опасная грамота была дана, и в ней красовались в титуле Ивана Васильевича слова «государь всея Руси». В продолжение всех предшествующих пересылок видны только требования Московского правительства; литовцы разве только из того, что Яков Захарьевич, на грамоту Яна Забережского о кречетах, заговорил о напрасном разрыве переговоров, только из этого они могли заключить, что москвичи не прочь от мира, но об уступках москвичей им было трудно предполагать. Вероятно, поэтому теперь, получивши опасную грамоту на послов, в сентябре месяце, из Литвы в Москву приехало посольство только 17 января 1494 года, а между тем оно было приготовлено 6 ноября. К чему привела эта гордость москвичей в сношениях, свидетельствует Наказ литовским послам (хотя очень неполный, как можно видеть это из сравнения его с переговорами), из которого оказывается, что послы должны были делать почти на все требования москвичей уступки. Хотя они должны были говорить о Новгороде Великом, о Луках и Ржеве и Великом княжении Тверском, о Пскове и великом князе рязанском, о князьях-отъезчиках, и при этом о городах и землях, недавно занятых москвичами, и давно бывших спорными, чтобы все это было по-старому, например, как в договоре Василия Васильевича с Казимиром; но послы, начавши с Новгорода, и «если московский государь того не всхочет и они не взмогут приперети, то они мают ему и того попустити»; и так они должны были поступаться постепенно, одним за другим, «дабы докончанье шло вперед и из того не рушилось». Послы должны были даже говорить о князьях Можайском, Шемячиче и Верейском, «дабы князь великий московский гнев свой им отпустил, и отчин их им поступился, а великий князь Александр хочет их отпустить из своего панства».
В речах к великому князю послы объявили, что Александр хочет докончанья потому, как докончал его отец с великим князем Василием121. На другой день после речей, послы прислали к князю Патрикееву напомнить, чтобы был разговор, как о докончанье, так и о сватовстве, и чтобы быть им у великой княгини Софьи, а дочери великого князя там же находиться. На это они получили ответ, что даст бог докончанье, тогда можно говорить о сватовстве и быть у великой княгини. Послы после этого были приглашены на переговоры о мире, а когда они заговорили о договоре Казимира с Василием Васильевичем, то бояре отвечали: «Тот договор заключен поневоле, а нужно заключить такой договор, какой был между Семеном Ивановичем и Ольгердом». Литовцы отвечали, что этот договор был заключен по невзгоде Ольгерда и Кейсгута. Когда начали говорить о Новгороде, Твери, Пскове и о городах захваченных, чтобы быть всему этому по-старому, и когда, наконец, послы объявили, что они поступаются всем, относящимся до Новгорода, Пскова и Твери, но захваченные города должны быть возвращены, а то и докончанью не быть, то на это, через несколько времени, получили ответ: «Поступается ваш государь нам Новгорода, Пскова и Твери; ино, милостью Божьей, они из старины отчина наша, и ныне есть за нами, так что же он нашим же поступается? А если хочет ваш государь докончанья и вечной приязни, так пусть живет по старым докончаньям предков, и что за собою держит наше, ино бы того нам поступился». Послы говорили: «Государь наш за собою вотчин великого князя не держит, а держит свою». Тогда, после многих речей «в разговор», великий князь объявил через бояр свои главные окончательные условия: «С Божьей помощью, желая мира и докончанья, мы выступаем из докончания наших предков, отказываемся от Смоленска и Брянска и хотим мира так: кто что держит в своем государстве, то пусть и держит». Таким образом, дело дошло до захваченного собственно от Литвы, и это все москвичи тр