Ромодановский остался в Крыму, Челищев же возвратился в Москву, вместе с царевым человеком. Менгли-Гирей извещал: «Прислал ко мне Александр гонца с грамотой, и в ней писано, чтобы я рать свою унял, вотчину его воевать не велел, а его посла, Каспара, отпустил, потому что он обещался ко мне прислать другого посла об мире и дружбе; с чем его посол приедет, то я часа того же пришлю к тебе своего человека с теми речами, и как велишь делать с Александром, так и буду делать». Кроме этого Менгли-Гирей писал: «Литовской с недругами нашими, Ших-Ахматом и Муртозой, другом учинился, а ныне ко мне прислал людей о дружбе, и я Каспара отпустил; правду же и ложь Александрову Бог доведет в скорые дни». Менгли-Гирей также извещал, что у недругов Орда голодна и стоит около Астрахани159. В таком состояния находились степные дела к началу 1499 года, когда Иван Васильевич получил из Литвы грамоту о принуждении Елены Ивановны к Римской вере и когда он еще не знал, что Стефан помирился с Казимировичами; поэтому естественно было наказывать Мамонову: пытать в Литве, мирны ли с Литовским и Польским Перекопской, Волошской и турки. Но, несмотря на это, после 30 мая Иван Васильевич не скоро послал в Крым, и Ромодановский оставался там при прежнем Наказе.
В то время как Мамонов поехал в Литву, после его отъезда (6 июня) приехал от Александра гонец в Москву с известием, что Елена Ивановна больна и что великий князь хочет слать особых послов «о некоторых делах». Но обещанные литовские послы долго не ехали в Москву, так что 13 июля Иван Васильевич послал в Литву Андрея Кутузова справиться о здоровье Елены Ивановны и наедине напомнить ей о крепком состоянии в Греческом законе. К сожалению, мы не знаем, что отвечала Елена Ивановна Мамонову и Кутузову. Что же делалось в это время в литовском правительственном мире? Это состояние дел всего лучше отразилось в посольстве, которое обещал прислать Александр. Оно явилось в августе 1499 года с Маршалком Станиславом Глебовичем. В веряющей грамоте написан был полный титул Ивана Васильевича, исключая слов «государь всея Руси». Посол говорил от великого князя, Александра, что Менгли-Гирей с ним не мирится, а Стефан-воевода помирился, но теперь на Стефана идут турки, и ему как защитнику христианства должно помочь. Кроме того, литовский посол начал говорить: «Ты писал и с послами наказывал, что мы твое имя пишем не по докончальным грамотам; но когда мы их писали, то ты записал в наш лист все города и замки, опричь замка Киева, и теперь, когда его запишешь или особую запись на него дашь, то мы и будем твое имя так писать». Но эти речи о титуле не удовлетворяли москвичей, и бояре от имени великого князя ответили послу: «Что за безлепицу приказывает Александр? Он по докончанью все это должен править; мы приказываем ему о церкви, панах и паньях Греческого закона, а из этого и теперь еще ничего не сделано». Но к этим словам и другим старым жалобам бояре в первый раз сказали литовцам: «Александр теперь дочь нашу нудит к Римскому закону и этим показывает явно то, что он доброго житья с нами не хочет». Так как литовские послы привезли с собой список с тайных речей Ромодановского к Менгли-Гирею, добытые в Крыму, и выставляли как упрек, что в них говорилось т. е., что Иван Васильевич с царем за один и на литовского, то на эти речи отвечали бояре: «Александр послал на нас к нашим недругам, Ахматовым детям, и мы того ради послали к Менгли-Гирею такую речь; а если Александр так делает, то какому добру, или миру, быть между нами?» Отпуская послов, сам Иван Васильевич говорил им: «Если Александр, и так ничего не правя по докончанью, еще будет нашу дочь нудить к Римскому закону, то он тем с нами нежитья не хотел бы».
Обстоятельства торопили к окончательному разрыву. Летописец рассказывает, что после того, как Иван Васильевич узнал, что его дочь нудят в римскую веру, прислал к великому князю литовский служебный князь, Семен Иванович Бельский, бить челом, чтобы государь пожаловал, взял в службу с отчиной; князь Бельский сказывал, что на них, православных, пришла великая нужда о Греческом законе: посылал к ним князь великий Александр, отметника Греческого закона Иосифа, владыку смоленского да бискупа виленского и чернецов бернардинов, чтобы приступали к Римскому закону160. Государь Иван Васильевич князя Семена Бельского пожаловал, взял его в службу и с его отчиной. Впрочем, дело принятия в службу князя Бельского и потом других князей произошло нескоро; конец 1499 года и начало 1500-го прошли в переговорах с ними.
Станислав Глебович был в Москве в августе месяце, в октябре приехал из Крыма князь Семен Ромодановский и привез грамоты от Менгли-Гирея, который писал: «Мы с Александром помиримся по твоему слову»; далее, излагая опасения, что теперь турецкий султан прислал в Кафу своего сына и что со временем это может грозить ему опасностью, царь говорил: «Киев и Черкасский городок пусть будут твои, и когда мы подкочуем к Киеву или Черкасскому городку, то твои люди будут мои, а мои твои» и т. д. Потом в числе грамот Менгли-Гирея была следующая: «Крепко ли ты веришь Александру? Он посылал к Ахматовым детям и приводил их на нас, да к моему городку часто его люди приходят и пакости чинят; да не платит он пошлины в Крыму за соль и ясака, который прежде платили с Киева и иных городов». Прошло после приезда Ромодановского около двух месяцев, и тогда Иван Васильевич (19 декабря) отправил к Александру Ивана Мамонова с следующими речами: «Мы посылали к Менгли-Гирею боярина Ромодановского, чтобы он помирился с тобой, и он хочет мириться с тобой»; на каких условиях должен состояться этот мир, Мамонов представил выше изложенную грамоту. На такое предложение в Литве отвечали: «Пусть брат и тесть сам посмотрит, можно ли так делать; ни мы, ни наши предки никогда такой дани не платили; мы же посоветуемся и о всех делах откажем с своими послами».
В начале 1500 года все дела у москвичей с литовскими служебными князьями были устроены: князь Семен Бельский был уже принят в Московскую службу, и с известием об этом отправился из Москвы в Литву Дмитрий Загряжский; с ними ехал и человек князя Бельского, чтобы сложить присягу за своего господина. Загряжский говорил от Ивана Васильевича Александру: «В докончальных грамотах записано, чтоб нам князей служебных с отчинами не принимать на обе стороны; но когда всем православным в Литве пришла такая нужда в вере Греческого закона, которой наперед от твоего отца и предков не бывало, то мы, ради той нужды, приняли князя Семена в службу с отчиной: то бы тебе было ведомо, и ты в отчину нашего слуги не вступался и людям его обиды и силы не делал». Об этом принуждении в Вере как причине отъезда и сам князь Бельский послал грамоту к Александру»161.
Вслед за князем Бельским приехали служить князья Масальские, князь Хотетовский и многие другие, и в то же время велись переговоры с князьями Стародубским и Северским. Литва, как и прежде, была застигнута врасплох. Когда такие дела совершались на границах, обещанное и приготовленное литовцами посольство (на веряющей грамоте означено 5 марта), приехало в Москву 23 апреля. Послами были: Станислав Петрашкович Кишка, Наместник Смоленский и писарь Федько Григорьевич. Теперь, в верющей грамоте, в первый раз литовцы написали титул: «государь всея Руси», и почему прежде его не писали, в речах этих послов объяснялось не так, как в речах Станислава Глебовича: «Мы прежде воздержались писать твое имя по докончанию, потому что вскоре после докончанья с твоей земли нашим землям начались делаться такие великие кривды, что и трудно высказать; и ты, брат наш, о них сказал, что до тех пор их не исправят, пока твое имя не будет написано по докончанью. Мы теперь написали имя твое по докончанию, и хотим все по нем править, как и прежде правили, а ты бы, брат наш, вспомнил докончанье и против него князей служебных не принимал. Что же касается до принуждения в Вере, о чем ты приказывал к нам с Загряжским и что тебе сказал князь Семен Бельский, то он тебе не умел правды поведать: он лихой человек и наш изменник, мы его уже три года и в глаза не видали. У нас, по милости Божией, в Литовском Великом княжестве много князей и панов Греческого закона, получше того изменника, и мы и наши предки силой их к Римскому закону никогда не приводили; так ты бы, брат наш, ради того изменника не ломал докончанья, а Бельского и других наших изменников нам выдал». Ответом на эти речи были следующие слова: «Сколько лет брат наш и зять не правил нам по докончанию, и теперь только одно имя наше написал по докончанию; но мы ему прежде говорили не об одном нашем имени, а и о панах, паньях и церкви Греческого закона для нашей дочери; а ныне больше того делается, – нашу дочь и всех православных нудят к Римскому закону: велел наставить римских божниц по русским городам, жен от мужей, детей от отцов отнимают и силой крестят в римскую веру; так это называется не нудить Руси к Римскому закону? Ради этих гонений мы приняли князя Бельского и других к себе в подданство; из докончанья же не выступали ни в чем»162. С этим ответом поехали литовские послы из Москвы, но в то же, должно быть, время послан был из Москвы к Александру Телешев, во-первых, объявить, что ради принуждения в Вере православным от католиков, просились в Московскую службу князья Стародубский, Семен Иванович Можайский и Северский, Василий Иванович Шемячич, и великий князь принял их в службу с их отчинами. В это же время была подана Александру складная грамота163, которая содержала следующие слова: «Великий князь Александр по докончанью не правит: Великую княгиню Елену, князей и панов русских к Римскому закону нудит; поэтому великий князь Иван Васильевич складывает с себя крестное целование и за христианство хочет стоять, сколько Бог ему поможет». В Литве отвечали послу о князьях: «Отцы этих князей изменники твоего государя, и пришли они в Литву, сделавши известно какое дело над великим князем, Василием Васильевичем, и над самим великим князем, Иваном Васильевичем; в Литве их приняли и дали им вотчины на прожиток, а они, изменники, по привычке своих отцов, теперь изменили нам, да и над вашим государем также потом учинят измену; наш же государь знает только свои отчины, их же отчин не ведает»