177.
Но здесь мы должны обратить внимание на то, что весьма бросается в глаза при этих переговорах (об этом уже было выше замечено), именно: литовцы своими оправданиями, что никого из православных в Литве не нудят к Римской вере, так сказать, признавали за московским государем право вмешиваться во внутренние дела Литвы; распространяли право, данное ими относительно одной Елены Ивановны, на всех подданных литовского государя.
Литовцы, кроме этих правительственных переговоров, завязали, на всякий случай, полуправительственные, точно такие же, какие были перед заключением мира в 1494 году. По-прежнему, знакомый нам, пан Ян Забережский, повел это дело. После первых речей литовский посол прислал к Якову Захарьевичу со своим человеком грамоту от Яна Забережского, содержание ее было следующее: «Вспомяни, брат, как ты был на Новгороде, а я на Полоцке, и как, через наши труды, началось доброе дело между государями и устроилось. А теперь опять ваш государь, не ведаю с чьего лихого совета, земли нашего государя начал воевать; а наш государь ни в чем не порушил крестного целования: так хорошо ли так делать? На чьей душе будет этот грех? Сам ты знаешь, что ни Литва Москве, ни Москва Литве никогда не были подчинены. Так ты, брат, вспомни литовский хлеб и веди своего государя на то, чтобы опять между государствами был покой». На другой день после присылки грамоты литовский посол сам явился к Якову Захарьевичу и говорил ему о том же от пана Яна. Накануне отъезда посол опять был у Якова Захарьевича; последний говорил ему, что бояре хлопочут о мире, так и паны хлопотали бы о том же. Послы уехали 3 марта, а 4-го Яков Захарьевич отправил своего человека, Коростелева, с грамотой, к Яну Забережскому. Коростелев должен был догнать литовского посла и ехать с ним в Вильну. В грамоте Яков Захарьевич, в противоположность Яну Забережскому, всю причину войны складывал на литовцев. Когда Коростелев воротился в Москву, то с ним приехал человек Забережского с ответной грамотой; здесь опять выставлялось, как и в речах послов, что виной всему делу были лихие люди, изменники и особенно Бельский и т. д. В письме была прибавка о пленных панах, что в Литве ходят слухи, что их держат в большой нужде, а они – люди, привыкшие к хорошему житью, и поэтому им особенно тяжело переносить нужду, и если уж нельзя их отпустить, то, по крайней мере, сделал бы Яков Захарьевич одолжение, взял бы их к себе на поруки, и пускали бы их в церковь ходить; а в том, что никто из них не убежит, Ян Забережский ручался: «а гиблому и упадшему человеку годится завсегда помогать». Этими словами кончал свое письмо Ян Юрьевич.
Разнохарактерные и взаимные упреки в причине войны были уже совсем исчерпаны в посольствах и письмах, и Яков Захарьевич в ответ писал то же, что прежде было писано и обговорено; этот последний ответ поехал из Москвы 13 мая; на это письмо не только не последовало ответа, но Коростелев даже не был отпущен назад в Москву178. Таким образом, и это средство к переговорам прекратилось. Война с лета должна была снова начаться. Литовцы очень хорошо знали, что в Москве, после Ведрошской победы, ни за что не помирятся на старых докончаниях, и они захотели еще раз отведать военного счастья.
Александр, готовясь ко второму году войны, хотел от своих союзников получить более деятельную помощь, чем он получил в первый год. От Стефана Молдавского, как Иван Васильевич требовал помощи по докончанью, так и Александр хотел тоже что-нибудь получить. Он отправил в Молдавию посольство (должно быть в начале 1501 года); в речах к Стефану от Александра была благодарность за предложение им посредничества, и потом, указавши на то, что из этого посредничества ничего не вышло, Александр просил помощи и совета на своего неприятеля. При этом, чтобы вооружить Стефана на Ивана Васильевича, речи литовских послов кончались так: «А дочку твою и внука твоего в какой почести твой сват держит, твои послы (должно быть те, что были в Москве) тебе шире поведают». На это посольство Стефан ответил следующим образом: он, в посольстве к Александру, изложил все причины, как выставляют москвичи, начатой ими войны: «то если Ваша милость так чинили, то делайте, как знаете; мы рады учинить между вами любовь и докончанье и с этой целью посылаем своего посла в Москву, вместе с московским, который у нас был, и вы их пропустите через свои земли». Не знаем, пропустил ли Александр этих послов в Москву, но знаем содержание посольства Стефанова к Ивану Васильевичу: оно было составлено на общую тему, что между христианскими государями должен быть мир, для общего союза против турок. Стефан предлагал Александру посредничество179; не более того доставили и братья Александровы, хотя из Литвы их сильно умоляли о помощи, не только ради родства, но и для Святой Веры христианской180. Но за то Александр нашел более деятельную помощь, в общем враге всех славян, немцах. Когда король Максимилиан захотел хорошенько разузнать, какое состояние дел в новом для него русском государстве, находящемся на востоке, то орденцы, объясняя, что на восток от Ливонии живут неверные, враги христианства, отвечали Максимилиану, что в России царствует старый государь, который со своим внуком держит всю власть над всей страной; сыновей своих ни к управлению, ни к уделам не допускает, и подобное положение дел ливонским рыцарям тяжело и невыгодно, потому что Орден, против такого могущества, соединенного в одних руках, стоять не может181. Ливонцы, следовательно, были врагами русских; но, кроме Ливонии, еще в Пруссии была другая передовая колонна немецкого движения на восток, с намерением там образовать «Новую Германию». Эту новую Германию прусские немцы намерены были основать на счет Польши. Иван Васильевич, в начале девяностых годов XV столетия, заключая бесполезный союз с Максимилианом против Казимира и его детей, услышал от Максимилианова посла следующие слова о всех этих немцах: «Найсветлейший и непобедимый король римской, брат твой хочет, чтобы все его дела, хотя и тайные, были ясны пред твоим Величеством: в прошедшие годы король польский изневолил Чин Пресвятые Богородицы: Данеск, Торн и иные города, что давали приход магистру прусскому, берет себе. И те города, изневольные со всех сторон, просили короля Максимилиана принять их под цезарство и держать их, как и прочие немецкие города. Наисветлейший король римской приказал по этому Бискупу Колыванскому, чтоб ехал он к магистру прусскому, не только о тех городах, но и о вооружении против короля польского, к которому бы крестное целование они в крепости не держали, потому что целовали по нужде и без цезарского ведома; да также велено мной говорить тебе, чтобы принял ты магистров прусского и ливонского под свое соблюденье»182. Иван Васильевич принял под свое соблюденье только Пруссию; он, отправляя своего посла к Конраду Мазовецкому, по случаю сватовства последнего к его дочери, наказал, при проезде через Пруссию поступать таким образом: «Будет какое слово от магистра прусского о том: «Казимир-король был нам неприятель, отнял у нас Торн, Гданеск и иные города, и мы хотим тех своих городов доставать и только пошлем к вашему государю, чтобы он за нас стал, то ваш государь станет ли за нас?» на это отвечать: «Наперед сего Максимилиан, цезарев сын, приказывал со своим послом, чтобы наш государь принял магистров прусского и ливонского в свое соблюденье, и государь наш Максимилиану так отвечал: «Коли вы пришлете к государю нашему о том своих послов, то он хочет стоять за вас и вас блюсти; но от вас не было присылки, и если пришлете, то надеемся, что обороной нашего государя достанете своих городов». При этом послу было еще наказано: «Не будет от самого магистра о том речи, то в разговоре с кем-нибудь из людей магистров узнать: хочет ли магистр тех городов доставать? И тогда сказать, что послал бы магистр к нашему государю, а наш государь, надеемся на Бога, станет за магистра и оборонит его»183. Был ли подобный разговор, мы не знаем, но покуда пруссаки говорили, что вступать в союз с славянами есть измена немецкому делу; а когда ливонцы были принуждены вступить в союз с одной из враждующих сторон, и пруссаки хотя и помогали им, но все-таки упрекали ливонцев за этот союз; тогда последние отвечали на такие замечания, что, так или иначе, необходимо отбиваться от врагов, потому что от немецкой империи и баронов, хотя на словах и много обещано, но на деле ничего нет184.
Ливонцы в начале XVI столетия вступили в союз с литовцами против Москвы, потому что Иван Васильевич никогда не принимал их в свое соблюденье. Со времени окончательного подчинения Новгорода Москве, Ливония необходимо должна была вступить в близкие столкновения с Москвой, наследовавшей с этой стороны все новгородские отношения. В 1482 году с немцами было заключено перемирие на десять лет, в 1493 году оно было возобновлено; границы и торговые отношения при этом определялись по старине, причем для поддержания старины ливонцы должны были заключать перемирия с новгородскими наместниками. В следующем году Иван Васильевич заключил союз с датским королем против стуров в Швеции и против литовского великого князя; датский король уступал московскому государю часть Финляндии, а Иван Васильевич обязывался действовать враждебно против неприятелей датского короля, ганзейских купцов. Летопись рассказывает, что в 1495 году Иван Васильевич послал в Новгород схватить немецких купцов с их товарами и привезти в Москву. Причиной таких поступков выставлялось, что ревельцы многие обиды чинили, некоторых людей великого князя без обсылки казнили и в котлах варили, да и за то, что послам великого князя, ходившим в другие земли через Ревель, многие поругания делали и т. д. За все это великий князь положил на немцев свой гнев, велел у них отнять дворы в Новгороде и Божницу. Московские дружины вследствие того, что войны с Литвой не было, а со стороны степей был покой, готовились двинуться как на Ливонию, так и в Финляндию. Псковичи должны были помогать московским войскам. Но ходатаем за Ганзу, Ливонию и Швецию явился, как мы видели, Александр. Иван Васильевич отпустил ганзейских купцов, но походы в Финляндию происходили. Когда в 1500 году началась война у Литвы с Москвой, то естественно было западным соседям последней вступить в союз с Литвой. В 1500 году псковские войска, вместе с московскими, принимали участие в походах на Литву из Новгородских областей. Псковичи пробыли на государевой службе июль, август и сентябрь, а к октябрю приехали домой все здоровы. Плодом деятельности псковичей, вместе с московскими дружинами, было занятие Торопца и других Литовских волостей; причем и здесь жители, как и на восток от Днепра, приводились к крестному целованию на имя великого князя. Но в следующем 1501 году псковичам пришлось иметь дело со своими западными соседями, ливонцами, которые решились теперь принять деятельное участие в борьб