История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 — страница 41 из 59

е Литвы против Москвы. До нас дошло посольство Александра к князю магистру ливонскому и ко всей Раде Закону Матки Божией, которым он приглашал их к союзу против Москвы и исчислял своих союзников. Согласие на это, как увидим из действий, было дано185. Своими союзниками литовцы считали также и стуров, как Иван Васильевич короля датского, хотя во время войны мы не видим их участия в ней186.

IV

Иван Васильевич исполнил свое обещание, данное послам, ведшим переговоры в Москве в начале 1501 года. Он послал сказать украйнским служебными князьям, что пока будут послы Александровы в Москве, то они жили бы бережно, да и не оплошали бы. Но когда послы уехали и потом был задержан Михаил Коростелев в Литве, то князьям не для чего было жить мирно, и они принялись за нападения. Им удалось захватить несколько Литовских областей и даже один город, Кричев. Александр хотел вести войну, но Ведрошской битвой Литве был нанесен сильный удар, и государство не могло выставить скоро большого войска. Александр, ища всюду союзников, в то же время посылал на Запад нанимать войска. Иван же Васильевич хотел, по-прошлогоднему, послать большую рать в литовские владения, но это намеренье не исполнилось, потому что война теперь должна была сосредотачиваться на двух противоположных границах московских владений, – со стороны степей и Ливонии.

Начнем со степных дел. 11 марта 1501 года Иван Васильевич отправил в Крым послом князя Федора Ромодановского. Он должен был говорить Менгли-Гирею о том, что зимой Александр присылал послов о мире, но великий князь отверг предложения. Ромодановскому не скоро удалось попасть в Крым; в начале мая прискакал во владения Шемячича один из провожавших Ромодановского и объявил, что на Ореле на них напали татары (азовские казаки) и всех разогнали, ему удалось спастись, а князя Федора поймали. Через несколько дней после этого прискакал уже в Москву другой из провожавших Ромодановского и объявил, что татары поймали князя Федора и он жив. 30 мая Иван Васильевич отправил татар в Крым с грамотами, в которых, как и в посольстве Ромодановского, изложил свои дела. В то же время приказывалось Мамонову говорить царю, чтобы тот как-нибудь выручил Ромодановского. Но до приезда этих татар в Крым и сам Ромодановский явился к Менгли-Гирею. Азовские казаки привезли Ромодановского с товарищами в Азов и намеревались продать пленных в рабство, но на его счастье случился в Азове посол кафинского султана, ехавший в Москву; он выкупил Ромодановского и отправил в Кафу; здесь последнему удалось достать лошадь, и он поехал к Менгли-Гирею. Ромодановский не нашел Менгли-Гирея в Крыму и должен был искать его в степях за Перекопом, куда вышла Орда. 19 июня Ромодановский явился к царю и правил ему посольство от своего государя. Теперь в Крымской Орде было двое московских послов, Ромодановский и Мамонов, Кубенский же умер. Пересылки между послами и Москвой в настоящее время сделались затруднительны, потому что не только азовские казаки были опасны для ездивших по степям, но и вся Золотая Орда намеревалась перейти в степи на запад от Дона; только изредка служивые татары успевали пробираться по степям между своими собратьями.

Вероятно, не обращая внимание на запрещение турецкого султана, Орда сыновей Ахматовых начала подвигаться от Кавказа к Дону. Мы выше видели, какой приказ отдал Менгли-Гирей своей Орде, теперь она была уже за Перекопом. Литовский гонец, приехавший к Менгли-Гирею весной187, вследствие хлопот Мамонова, был схвачен, а молдавскому гонцу Менгли-Гирей, выходя из Перекопа в степи, сказал: «Сам ты можешь видеть, какой я дружбы хочу с литовским». Получивши весть (на третьей неделе после Пасхи) о том, что Золотая Орда кочует к Дону, Менгли-Гирей говорил Мамонову: «Если пойдет Орда на нас, то и мы пойдем на нее, а если воротится, то пойдем на Литовскую землю». Для разведыванья об Орде было послано царем вперед 50 человек; эти люди к концу июня приехали назад, изловивши языка, и объявили, что Орда находится теперь на берегах Дона и что Ших-Ахмат хочет на острове реки сделать крепость, потому что о движениях Крымской Орды имеет вести. Узнавши это, Менгли-Гирей сам решился против Ших-Ахматовой крепости тоже сделать крепость и таким образом загородить Орде дорогу. Обо всем этом Менгли-Гирей послал известить в Москву и в то же время просил прислать московских людей в степи для того, чтобы постращать Ших-Ахмата. Эти вести заставили Ивана Васильевича позаботиться об охране южных границ своих владений; а на просьбу Менгли-Гирея он отвечал, что послал в степи русскую рать да царя Магмет-Аминя и Нур-Даулетовых уланов и казаков с приказом грабить улусы Ахматовых детей и быть у них «на хребте». Крымской Орды за Перекопом, по счету наших послов, было тысяч 15; но Менгли-Гирей надеялся на успех, думая, что как только он приблизится к Ших-Ахматовой Орде, то оттуда к нему перебежит много людей, а Ахматовы дети перессорятся между собой. Последнее действительно случилось, и один из них, еще не доходя Дона, повернул к Астрахани. Но при приближении к Орде Менгли-Гирей услышал, что к остальным Ахматовым детям идет помощь от ногайских мурз. Последний слух все более подтверждался, а при этом к середине июля в степях оказалось мало корма для лошадей, и Менгли-Гирей говорил Мамонову, чтобы он писал к своему государю о присылке помощи. Наконец, когда Крымская Орда дошла до устья Сосны, то повернула домой, потому что «кони истомились и голодны, а Ших-Ахмату помощь идет». Хлопоты Мамонова не могли остановить царя, и он к 15 августу был уже в Крыму. Плодом этих движений Крымской Орды было только то, что когда Менгли-Гирей подошел к Дону, то Ших-Ахмат заперся в построенном им острове, и ордынцы только раз «постравились».

Когда Менгли-Гирей повернул назад, то Ших-Ахмат перешел за Дон; ему не нужно было, как его отцу, чтобы разорять московские владения, идти к Оке или Угре; теперь вновь приобретенная от Литвы часть московских владений была не закрыта со стороны степей реками, и на эти-то владения Шемячича и Можайского вели Орду литовские послы. В августе Ших-Ахмат начал здесь производить грабежи, но против него и на защиту князей явились в Северу, московские воеводы; Ших-Ахмат отошел в степи. Теперь его Орда была только тенью, даже сравнительно с Ордой его отца, и наступающая осень и зима, или то, что Александр, как и его отец, вовремя не помогал татарам, повело к тому, что Ших-Ахмат, отступя в степь в середине зимы, отправил к Ивану Васильевичу своего посла о мире и любви, обещая отстать от литовского великого князя. Иван Васильевич принял посла и отправил с ним к Ших-Ахмату своего, тоже о любви. Менгли-Гирей, ничего не сделавши летом 1501 года, задумал сделать озорство над Ордой Ших-Ахмата; он, когда узнал, что Ших-Ахмат будет зимовать на реке Семи, велел там с осени произвести степной пожар, чтобы нечем было кормить лошадей, а зимой или весной собирался идти со всей Ордой на Ших-Ахмата. Для этого осенью он ездил в Кафу и выпросил у тамошнего султана десять человек, «которые из пушек стреляют, а пушки там же взял со всей приправой». Переговоры Ших-Ахмата с Иваном Васильевичем имели влияние и на то, что союзники Ших-Ахматовы, некоторые мурзы ногайские, прислали в Москву послов о мире и шерть дали, чтоб быть мирными государству великого князя и царству Казанскому и лиха никакого не чинить. В это же время Иван Васильевич переменил царя в Казани, прежнего Абдыллетифа, «за его неправду», велел схватить и послал в заточение, а Магмет-Аминя, бывшего царем пред Абдыллетифом, снова пожаловал на Казанский престол188.

Эти отношения к степнякам к концу 1501 года дали возможность Ивану Васильевичу сосредоточить войска на границах литовских владений сначала для оберегания владений князей от степняков, а потом уже и против самих литовцев. Летопись рассказывает189, что послал великий князь с князьями Семеном Ивановичем Можайским и Василием Ивановичем Шемячичем воевод своих в Литовские земли воевать. 4 ноября они пришли к Мстиславлю, из города вышли к ним навстречу князь Михаил Ижеславский и воеводы великого князя Александра с двором великого князя и жолнерами. Полки сошлись вместе, и с Божией помощью московские полки побили литовские; литовцев было перебито тысяч с семь, а иные многие из них в плен попали вместе со знаменами; военачальник же едва успел в город убежать. После этого князья и воеводы, постояв под городом и учинив землю пустую, возвратились в Москву со многим пленом. Таким образом, и 1501 год кончился для Литвы страшным поражением. Теперь обратимся к рассказу о военных делах, бывших на крайнем западе московских владений. В марте 1502 года московский посол в Крыму должен был говорить Менгли-Гирею о том, что требуемая им помощь в степи не посылалась потому, что «не друг наш литовский соединился с немцами и стоит против нас; осенью мы посылали своих воевод Литовскую и Немецкую землю воевать, многие бои были, и наши воеводы везде побили, много городов поимали и теперь воюют». Но московские войска не везде побеждали немцев; дело же было следующим образом. На лето 1501 года московские войска были сосредоточены, как со стороны степей, так и в Новгородских областях. Враждебные действия немцев против псковитян начались тем, что они стали задерживать псковских послов и купцов. Псковичи послали к великим князьям просить защиты. К августу, по приказу великих князей, пришел в Псков князь Василий Васильевич Шуйский со своими людьми, с князьями и помещиками новгородскими; потом пришел князь Данило Пенка с тверичами. Они остановились в Пскове, дожидаясь государева приказа. Тогда псковитяне послали к великим князьям сказать, что «Немцы жгут и грабят, головы секут и живых в плен ведут». Вследствие этой просьбы, воеводам был дан приказ воевать Немецкую землю вместе с псковитянами. Одна рать добровольная ездила в ушкуях по озерам, но ничего не сделала. Те же, которые пошли сухим путем, наехали 27 августа на немецкую силу в 10 верстах за Изборском. Дело кончилось тем, что немцы напустили ветер из пушек и пищалей на псковитян и москвичей; помощи Божией не было, и первые побежали псковитяне, а потом москвичи. Вследствие этого поражения в Пскове был плач и рыдание, но немцы не гнались за бегущими, а пошли под Изборск. Изборяне сами сожгли посад под городом, самому же городу немецкие пушки ничего не сделали. Немцы простояли под городом день да ночь и потом пошли к реке Великой, грабя и разоряя Псковскую землю. Псковитяне немного бились на берегах реки с немцами, которые и повернули к Острову. Здесь им опять оказала услугу артиллерия; 7 сентября они начали стрелять по городу, зажгли его и 8 числа взяли. Псковитяне не помогли ничем островитянам и, отъехав версты на три, видели, как немцы «огневые стрелы» пускали в город. При взятии Острова погибло около 4 тысяч его жителей, а город был выжжен. По взятии Острова, немцы отошли опять к Изборску и ночевали под городом, а поутру отступили и сделали засады. Изборяне пришли в стан, где ночевали немцы, но те напали из засад и гнали изборян до самых стен города, причем последних погибло 130 человек. В то время когда между немцами и псковитянами происходили эти дела, литовцы, под начальством пана Черняка и Станислава Глебовича