190, шли к своим союзникам на помощь; на дороге они стали осаждать Опочку и едва не взяли. Немцы не могли долго дожидаться литовцев и повернули домой; между их войсками распространились болезни, а московские войска, к которым пришла помощь, начали наступление. По приказу великих князей, воеводы пошли воевать Немецкую землю с 24 сентября. Москвитяне пошли ближе к озерам, а псковитяне далее в глубь Ливонской земли. Услышав, где стоят Юрьевские войска, москвитяне с татарами напали на них и отомстили за свое поражение 27 августа; победа была полная: десять верст немцы были гонимы, и летописец говорит, что они все были перебиты, так, что не осталось им и вестоноши, причем москвитяне и татары били их не саблями, а шестоперами, как свиней. Псковские войска узнали об этом бое, когда наехали на место сражения (на труп). После этой победы псковитяне, москвичи и татары, опустошая, прошли по Ливонской земле, кругом Чудского озера, и вышли здоровы на Ивангород191.
Так кончились военные действия в 1501 году; как в Северских землях, так и в Псковских, где литовцы, не давши вовремя помощи своим союзникам, дали возможность москвичам их разбить. Такие успехи могли дать надежду москвичам, что литовцы будут более склонны к миру; между тем как Иван Васильевич не только не мог быть уверен, что на следующее лето обстоятельства будут также благоприятны для него, и литовцы будут делать промахи, но и то, что война на обширном театре действий становилась тяжела для Московского государства. В Москве было решено задрать литовцев о мире. Яков Захарьевич, человек которого весной был задержан в Литве, начал это дело. Он 4 декабря 1501 года отправил одного из литовских пленных с письмом к Яну Забережскому. Содержание письма было следующее: «Я отвечал тебе на письмо, что мы, Рада государя нашего, дяди и наша братья, хотим, чтобы между государями был мир и любовь, и ты писал мне, что вы, Рада государя вашего, того же хотите. Ты знаешь, что наш государь сказал послу вашего государя: «Пришлет князь великий Александр своих великих послов о мире, и мы с ним миру хотим». Но вашего государя послы до сих пор не бывали, и в это время крови христианской много пролилось. А что послал я к тебе своего человека, и ты его задержал, ты его, пане, отпусти, потому что ты сам знаешь: рати ходят, а послам и гостям зацепки нет»192. Но ответа на это письмо не последовало. Александру было не до переговоров: в это время он добывал себе целое царство на Западе. Король польский Ян, Альбрехт, скончался, и Александр хлопотал о выборах, коронации, рассылке послов с известием о своем восшествии на польский престол и т. д. В Москве должны были готовиться к продолжению войны с усилившимся врагом.
Рассказ о военных событиях этого года мы по-прежнему начнем со степных дел. Ших-Ахмат вследствие степного пожара, сделанного по приказу Менгли-Гирея, отошел для зимованья от реки Семи и встал у устья Десны, недалеко от Киева. Между ним и литовцами начались ссоры: они его не пускали за Днепр, а между тем зима в степях была чрезвычайно холодная; от этого Орда охудела. Менгли-Гирею теперь легко было воевать с Золотой Ордой. Но турецкий султан хотел примирить врагов: он прислал посла в Крым с предложением примириться с Ших-Ахматом, с тем же предложением явился посол и в Орду, приказывая при этом, чтобы Ших-Ахмат не переходил за Днепр. Примирить врагов было трудно, и турецкий посол был убит в Орде. Весной Менгли-Гирей вышел со всей своей Ордой из Перекопа, объявляя при этом, что нынешнее лето не должно так кончиться, как прошлогоднее. По мере того как крымцы приближались к Золотой Орде, к ним начали переходить улусы Ших-Ахматовы; эта измена происходила вследствие ссор предводителей Орды. В начале июня Менгли-Гирей и Ших-Ахмат сошлись, и дело кончилось тем, что остальные улусы Ших-Ахмата или передались крымцам, или были побраны в плен. Побежденный Ших-Ахмат бросился на восток и ускакал к Волге, к устью Камы, а Менгли-Гирей с торжеством гнал пленных в Крым. В Москву из Крыма явилось посольство с известием об этой погибели Золотой Орды и также с бесчисленным количеством запросов царя, царевичей и вельмож крымских: каждый из них хвастался своими подвигами и просил вознаградить то, что потерял на войне.
Нельзя было радоваться этой победе Менгли-Гирея. Теперь Крымская Орда сделалась особенно сильна, и ее покуда некем было сдерживать, потому что братьев Ших-Ахмата, по их бессилию, нельзя было считать важными врагами Крыма. Первым плодом погибели Золотой Орды было то, что остатки ее рассыпались по степям, увеличили число разбойников вроде азовских казаков, и тем «значительно засорили» путь между Москвой и Крымом. Только раз в этом году отправились татары из Москвы в Крым с грамотами, содержащими поздравление с победой, но и эти татары были ограблены в степях. Менгли-Гирей после победы воротился в Крым и захотел исполнить обещание москвичам относительно Литвы. Он отправил двух своих младших сыновей воевать в Литовские земли и говорил, что будто с ними пошло 90 000 человек. Поздравляя с победой Менгли-Гирея, Иван Васильевич писал, что он отправил своего сына, Дмитрия, под Смоленск; получив эти вести, Менгли-Гирей приказал сыновьям, чтобы они шли: с одной стороны под Киев, а с другой под Луцк и разоряли бы до Вильны. В Крыме были вести, что Александр Казимирович стоит в Львове с 30 000 человек войска и потом передвинулся к Луцку. Царевичи, вышедшие из Крыма, остановились, потому что месяц август казался им лих, но в сентябре вторглись в литовские владения. Орда, которая пошла на запад, разоряла места около Луцка, Львова, Люблина и доходила даже до Кракова; другая же Орда грабила около Киева. Царевичи не ходили только по таким местам, где было много лесов, а полону привели в Крым «добре много», говорит Московский посол о следствиях этого набега. После возвращения одних царевичей, из Крыма пошли другие на промысел и возвратились с таким же успехом, как и первые.
В ноябре месяце Менгли-Гирей прислал грамоту в Москву, и в ней говорил, что «как послал я рать на Литовскую землю, то у меня была такая дума: рать у нас пошла многая под Русь, и услышит это Ахмет-царь, то, взяв ногайскую рать на помощь, пойдет на нас, и что я буду тогда делать?» Под влиянием этой думы он хотел вернуть царевичей, но те ушли далеко. «Но я теперь здоров, – продолжает Менгли-Гирей. – И услышав, что все на тебя пошли, сам сел на коня и своим городам хребет показал, а рать свою на недругов послал. Да теперь король Александр прислал ко мне своего толмача с грамотой, а грамоту писал не умеющий по Басурмански человек, и мы ее едва прочли». Эту грамоту Менгли-Гирей прислал в Москву; она отличается от тех грамот, которые прежде писаны из Литвы в Орды; в ней Александр уже не называет Ивана Васильевича татарским холопом. Из этой грамоты мы узнаем, что перед тем, как посылать царевичей на Литву, Менгли-Гирей известил и Александра о своей победе над Ших-Ахматом. Теперь, во время страшных опустошений литовских владений со стороны крымцев, Александр писал в грамоте. «Я, услышав, что ты взял большую Орду, обрадовался. Ты не думай, что я привел Ших-Ахмата на тебя: можно ли это сделать? Ведь я твой старой становит и братом тебе был. Все дело случилось так: я, чтобы быть в дружбе с великим князем Иваном, ему сыном учинился, да потом рассорились, и я привел Ших-Ахмата великого князя воевать, а великий князь за это тебя мне недругом сделал. Ты теперь на меня рати не посылай, я к тебе отправлю послом киевского воеводу, Дмитрия Путячича, человека, знатнее которого у меня людей мало; с этих пор твоим братьям, царевичам, детям и всем буду постоянно поминки посылать». Получив такую грамоту, Менгли-Гирей обо всем этом, как сказано, послал известить в Москву; литовского посланца он задержал, но переговоры этим не прекратились. Когда царевичи, после набегов, воротились из литовских владений, то литовский посланец был отпущен в январе 1503 года. Когда же московский посол начал говорить, чтобы царь не заводил этим отпуском переговоров с Литвой, то Менгли-Гирей отвечал: «Зачем мне его не отпускать? Ты сам подумай, сколько они нам добра дают»193. У великого князя литовского, Александра Казимировича, когда он сделался и королем польским, кроме Москвы и татар, явился еще враг, для которого соединение Литвы и Польши было всего опаснее: то был Стефан Молдавский. Мы видели, что он предлагал Ивану Васильевичу примириться с зятем, а последний, чтобы привлечь Стефана на свою сторону, указывал ему на то, какую он терпит обиду, в лице своей дочери Елены и внука Дмитрия Ивановича. Александр, как мы видели, в своих посольствах об этом деле говорил такими намеками, которые были очень ясны. Так как по случаю войны сношения Москвы с Молдавией прекратились, то Стефан написал к Менгли-Гирею следующее: «Отпиши мне: живы ли моя дочка и внук?» Менгли-Гирей позвал к себе московского посла и потребовал объяснения; «Слава Богу, здоровы», – отвечал тот. Но этого для Стефана было мало, потому что из Литвы ему объяснили дело подробно. Он снова написал к Менгли-Гирею: «Послы ездят, и гонцы гоняют между тобой и великим князем, так ты узнай для меня: отнял ли великий князь у моего внука Великое княжение Московское и дал ли его своему сыну, Василию?» Один из гонцов рассказывал в Крыму, как было дело в действительности. Но московский посол хотел это поправить и говорил царю: «Тебе Арвана (имя гонца), рассказывая, ошибся (омякнулся): государь дал своему сыну Великое княжение, но на Новгород». Сам же Иван Васильевич по этому поводу приказывал говорить послу, что если спросят: «Кого пожаловал великий князь под собой Великим княжением?», то молвить: «Пожаловал сына своего, Василия, под собой государствами, также как и сам на государствах». А вспросит кто про внука, то говорить: «Государь пожаловал было его Великим княжением, а он, да и его мать, великая княгиня, Елена, проступились, не по пригожу учинили, и государь за ту проступу взял у внука Великое княжение и отдал его своему сыну, Василию». Но поправить таким образом своего посла Ивану Васильевичу не скоро удалось, потому, что послам и гонцам нельзя было проехать в Крым по степям, и Стефан, вследствие этого, остался при первом объяснении и вскоре после этого умер (в 1504 году). Теперь, в 1502 году, когда Менгли-Гирей победил Ших-Ахмата и намеревался делать набеги на владения Александра, то и Стефан начал собирать свою рать. Причиной своих враждебных действий в отношении к Польше Стефан выставлял то, что когда Александр сделался королем польским, то назначили срок съезда послов на границах, на Михаилов день (8 ноября), но послы не приехали