194. В то время, когда царевичи пошли опустошать южные пределы Польши и Литвы, Стефан также вторгнулся во владения Александра и начал захватывать земли, на верхнем течении Прута и Днестра (Снятынь, Покутье и др.), и на тех местах посажал своих людей. Тогда Александр прислал сказать Стефану: «Ты мне недружбу чинишь и делаешь пользу великому князю, а он твою дочь поймал и у внука Великое княжение отнял». Стефан еще раз обратился к Менгли-Гирею с тем, чтобы тот хорошенько разузнал, в чем же все дело состоит, и если то правда, что говорит Александр, то он, Стефан, сумеет великому князю сделать неприятность, потому что теперь в Молдавии находятся московские послы из Италии с нанятыми мастерами, и он их не отпустит. Менгли-Гирей хотел московского посла даже к присяге привести в достоверности его слов, но тот прямо утверждал, что все это дело есть литовская ложь. Уверившись в словах посла, Менгли-Гирей написал к Стефану: «Охота тебе верить словам недруга. Если бы это все было правда, то я тебе сам бы об этом написал; а ты лучше пришли ко мне своего человека; я его отправлю в Москву, и он увидит твою дочь и внука»195.
Все эти обстоятельства, набеги татар и занятие Стефаном многих земель, принесли значительную пользу москвичам, потому что отвлекали силы Александра на юг. Но еще ранее, вскоре после победы Менгли-Гирея над Ших-Ахматом, ввиду татарского нашествия, Александр решился начать переговоры с Москвой о мире. Но теперь мы обратимся к тому, что делалось на севере.
Часть московских войск, под начальством почти тех же воевод, что и прошлым годом, была сосредоточена в Новгородских областях. 17 марта немцы вторглись в Псковские земли, к Красному Городку, начали опустошения, захваты людей в плен и осадили Городок; псковская рать двинулась к Красному Городку, но немцы побежали прочь. В сентябре (2-го) сам магистр, Вальтер Плетенберг, подступил к Изборску и начал приступ, но города не взял. Простояв здесь одну ночь, он двинулся к Пскову, куда явился через шесть дней. Немецкая артиллерия начала стрелять по городу, но псковитяне сами сожгли посад за рекой Великой и потом вышли в Завеличье биться с немцами. Немецкая артиллерия много стреляла по городу, так что едва не разрушила детинца. На другой день немцы с Завеличья пошли на броды, к Выбуду; псковитяне долго бились на бродах, но немцы перешли броды и подошли к Полонищу, начали приступать к городу и лезть на стены. Простояв два дня на Полонище, немцы пошли обратно тем же путем, которым пришли. Псковитяне во время осады ждали рати великого князя: князья Щеня и Шуйский явились, но уже тогда, когда немцы ушли от города. Немцы отступали, жгли за собой мосты на реках и шли такими местами, по которым прежде никогда не ходили. Воеводы великого князя и псковитяне погнались за ними и догнали у озера Смолина. Немцы поставили свой кош и говорили между собой: «Если Русь ударится на кош, то мы выйдем из Псковской земли; а если Русь нападет на нас, то нам придется здесь головы сложить». Действительно, сначала псковитяне, а потом москвичи, бросались на обоз, перебили Чудь Кошевую и в заключение падали драться между собой за добычу. Во время погони и грабежа обоза войска расстроили свой строй. Воеводы ездили по полкам и хотели привести их в порядок: псковский князь ездил и загонял псковитян, разбредшихся розно, чтобы они были в строю, но за это занятие своего князя псковитяне из-за кустов обзывали его разными прозвищами. Все это повело к тому, что между немцами и русскими была сеча, но не велика и кончилась тем, что первые благополучно воротились домой196. Вообще все эти походы 1502 года Плетенберг предпринимал потому, что надеялся на помощь литовских войск, которые в нынешнем году по договору должны были напасть на москвичей одновременно с немцами. Но эти литовские войска без дела простояли в Полоцке197. Этим война около Пскова кончилась, и в следующем году было заключено перемирие. Из несостоявшегося посольства в Крым198 узнаем, что Иван Васильевич об этих военных событиях так наказывал говорить: в Пскове находились не многие люди государевы, и на том бою немцы убили одного или двух человек, а воеводы великого князя немцев побили. В рукописи этого посольства далее следует несколько зачеркнутых слов о том, что немцы приходили в Псковскую землю, а у воевод не все люди были вместе.
В Москве на 1502 год приготовлялись к более важному предприятию, чем то, которое было в Псковских землях. В прошлом году немцы и литовцы хотели осаждать Псков; в нынешнем же году литовцам было не до Пскова, вследствие тех дел, которые были на их границах со степями, немцы и литовцы желали взять Псков, за то москвичи теперь захотели взять Смоленск. Как только в Москве услыхали о победе Менгли-Гирея над Ших-Ахматом, то двинули рать к Смоленску. Во главе этого войска стоял сын Ивана Васильевича Дмитрий, по прозванию Жилка; вместе с ним были князь Василий Холмский и Яков Захарьевич. 14 июля, в день Шелонской и Ведрошской битв, выступила рать для осады Смоленска. Но осада была неудачна, приступы к городу были отбиты литовцами. Какое впечатление должны были производить на москвитян постоянные их успехи, свидетельствует то, что после трех лет тяжелой войны они решились осаждать такую сильную крепость, как Смоленск, и, в сущности, выслать под нее последние свои силы. Зато постоянные неудачи литовцев и их союзников делали то, что когда началась осада Смоленска, то 3 августа в Минске было написано письмо от епископа Виленского, Войтеха, и всей Рады великого князя литовского, Александра, к братьям своим и приятелям, князьям и панам Рады великого князя, Ивана Васильевича, государя всея Руси. В письме говорилось, что прошлым годом уже начались переговоры о мире, а нынешней зимой Яков Захарьевич писал к Яну Юрьевичу о том, чтобы переговоры продолжать: «Да, у нас случилось то, что Божией волей король польский Альбрехт скончался, и за выбором его брата, великого князя Александра, в короли, некогда было начать переговоры; теперь же Радам государей следовало их вести к миру между собой; поэтому великий князь выслал бы опасные грамоты на послов короны польской и Великого княжества Литовского». Это письмо было послано литовцами в Московский стан под Смоленск и отсюда переслано в Москву (получено в Москве 23 августа). 27 августа отправлен был ответ от имени бояр московских; в письме по обычаю вину начатия войны складывали на литовцев. Вместе с этим письмом была отправлена и опасная грамота на послов великого князя литовского. Отправляя эти бумаги через свой стан под Смоленском, Иван Васильевич наказал сказать сыну, чтобы он, отпуская от себя Войтехова человека, не дозволял ему входить в Смоленск, для того, чтобы там не знали, что дана опасная грамота на послов: «Да и вы бы за тем дела не откладывали, а, уповая на Бога, Живоначальную Троицу, на Пречистую Божию Матерь, на святых чудотворцев и родительскую молитву, города Смоленска доставали, посмотря по делу, как Бог вас вразумит». Далее в этих речах Ивана Васильевича к сыну есть замечательная прибавка: «Нечто великий князь Александр пойдет к Смоленску на помощь или людей пошлет, то ты бы меня об том без вести не держал. Я здесь нарядил сына своего, Василия, со многими людьми, и его, да и царевичей, которые к нам ныне приехали, да и казанскую рать часа того». Эти слова имеют особенный смысл: Иван Васильевич употреблял последние свои средства в борьбе с Литвой, и это письмо показывает, как они были уже незначительны, и в то же время как употребление их было опасно для государства. Он хочет послать царевичей, которые приехали: то были братаничи Ших-Ахматовы. Сам Ших-Ахмат, когда разогнали его Орду, убежал только с 400 человек или немного больше; поэтому нельзя предполагать, чтобы у его двоюродных братьев осталось народу многим больше, чем у него самого. Что же касается казанской рати, то хотя в ней, положим, и больше было народу, чем у царевичей, но, тронувши ее с места, значило совершенно очистить восточные пределы Московского государства и подчиненную ему Казань, у которой при том были не совсем спокойные соседи – ногайцы199.
Дмитрий Иванович не мог взять Смоленска, но пошел от него не домой, а начал опустошать те места, где еще не бывали московские войска. Был взят город Орша и отсюда начались опустошения на юго-восток, между Сожью и Днепром, т. е. на запад от Мстиславля; потом край между Днепром и Двиной, даже до Березины, был тоже опустошен; у Витебска был сожжен посад, подходили даже к Полоцку. При этом с севера помогали этим набегам войска, находившиеся в Новгородских областях200. 23 октября Дмитрий Иванович возвратился из своего похода. Но обещанное посольство из Литвы, для переговоров о мире, еще не являлось в Москву; в Литве как бы дожидались исхода всех событий этого года, и только с половины декабря начались переговоры. Войска, посланные Александром на помощь к Смоленску, простояли без дела около Минска.
Изложив события этой войны, кажется, не имеем права сделать такой вывод, что «война продолжалась четыре года, но военные действия шли медленно: иногда по целому году не было движения ни с той, ни с другой стороны»201. Кроме Ведрошской битвы, каждый год ознаменовался каким-нибудь важным событием. Но здесь должно заметить другое, что, кроме первого года войны, в остальные два (потому что война шла только три года) все важные действия московских войск совершались осенью. Это объясняется влиянием степных дел. Что касается до завоеваний москвичей, то они все были сделаны главное в первый год, при помощи князей; далее завоевания нельзя было продолжать, не взявши Смоленска, и это дело уже совершил сын Ивана III.
Глава IVПеремирие
Посольства в Москве: от папы и угорского короля, из Польши и Литвы, и Ливонии. – Письма Елены Ивановны в Москву, характер их и переговоры о Греческом законе. – Требование возвращения всей Руси Москве как главное условие вечного мира; переговоры при посредничестве папского посла; заключение перемирия. – Обхождение москвичей с немец