Глава VБунт Глинского
Приготовления Сигизмунда к войне и ссора Глинского с панами. – Сношения Глинского с Менгли-Гиреем и Московским правительством. – Законы Глинского в Литве. – Сношения Литовского правительства с московским великим князем и Менгли-Гиреем по поводу бунта Глинского. – Военные действия; пребывание Глинского в Москве в августе 1508 года. – Вечный мир между Московским правительством и Польско-Литовским. – Характеристика Глинского и клеветы литовцев на него. – Кончина Елены Ивановны; Глинский объявляет, что ее отравили литовские паны. – Глинский за измену попадает в московские тёмницы и принимает православие. – Личные объяснения Елены Ивановны, от кого именно она терпит попреки за свой Греческий закон. – Характеристика Елены Ивановны
Со стороны Сигизмунда был сделан вызов Василию Ивановичу, но война не была объявлена. Для того чтобы произвести известного рода впечатление на московского государя, в феврале 1507 года на Виленском Сейме было поставлено, чтобы все владельцы переписали в своих имениях людей и подали бы списки для того, чтобы знать, как кто может служить со своих имений. Кроме того, владельцы имения должны выехать на войну к определенному сроку, на назначенное место; кто не исполнит этих приказаний в точности, тот подвергается штрафу и даже казни. Срок был назначен Светлый праздник, для того так скоро, сказано в постановлении Сейма, чтобы неприятель государский, услышавши то, что государь хочет с ним валку начать и своего под ним доставать, не предупредил бы и не вторгнулся в Литовские земли. Кроме того, духовенство и все бывшие на Сейме постановили собрать на войну особую подать, – Серебщизну230. Эти постановления Сейма не произвели желаемого впечатления на Василия Ивановича; как мы видели, на вызов Сигизмунда ответ был старого характера, а, с другой стороны, Василий Иванович и не начинал войны с Литвой. Но одно дело повело к тому, что во второй половине 1507 года война началась. Это дело заключалось в том, что паны Рады Великого княжества Литовского перессорились между собой. Когда вступил на литовский престол Сигизмунд, то знакомый нам по участию в делах сватовства Александра Казимировича к Елене Ивановне пан Ян Забережский с товарищами начал говорить, что князь Михаил Львович Глинский, заправлявший литовскими делами при Александре, хочет занять литовский великокняжеский престол. Жалобы Глинского на панов по этому поводу Сигизмунд оставил без всякого решения. Потом король уехал в Польшу, паны Рады разъехались по своим имениям, дело Глинского, как видно, считали не важным, а москвичи не начинали войны. Но Глинский не успокоился; он со своими единомышленниками бросился на имениe Яна Забережского и убил пана. После этого Глинский начал настоящий бунт: он направился в свои имения, находившиеся в теперешней Малороссии231. На дело Глинского сначала мало обратил внимание Сигизмунд, зато в Москве увидали, что для них оно очень знакомо. И вот, еще до сентября 1507 года начали московские войска двигаться к литовским границам, к северу к князьям, а потом туда же, к Мстиславлю. 14 сентября послал великий князь воевод своих, князя Василия Даниловича Холмского и Якова Захарьевича, Литовской земли воевать232. Не знаем, под влиянием этих движений или чего-нибудь другого, но Сигизмунд осенью 1507 года приготовил посольство в Москву и послал туда просить опасной грамоты для проезда послов, своих и Менгли-Гиреевых. Последнее было сделано потому, что Сигизмунд, перед этим вступивши в союз с крымским царем, захотел, при помощи его посредничества, заставить москвичей уступить без войны все захваченное ими. Просимая опасная грамота была дана, но Сигизмундовы и Менгли-Гиреевы послы не приехали теперь в Москву233. Начиная испытывать от Глинского то, что происходит в государстве вследствие бунта, в Литве хотели, чтобы и в Москве происходило то же. Там, одновременно с посольством к Василию Ивановичу, приготовили посольство к его брату, Юрию Ивановичу. В явных речах к последнему послы должны были изложить просьбу Сигизмунда к брату и свату о посредничестве в переговорах, а тайно следующее: «Поразумели мы о тебе от многих ваших и наших людей, что, милостию Божею, в своем деле гораздо управляешься, и что многие князья и бояре, отступивши от брата твоего, великого князя Василия Ивановича, к тебе пристали. Мы хотели с твоим братом, Василием Ивановичем, быть в братстве, любви и докончанье, но он, обрадовавшись нашим граничным городам и землям, с нами мириться не захотел. Мы хотим с тобой быть другу другом, а недругу недругом, и для того, чтобы за твое дело стоять, сами хотим сесть на коня»234. Так как посольство к Василию Ивановичу теперь не приехало в Москву, то и не знаем, говорено ли когда-нибудь посольство и к Юрию Ивановичу; оно было только проект намерения литовцев.
Все надежды Сигизмунда на Ливонию и Казань оказались ничтожными. Но когда начался бунт Глинского, то и надежды на Менгли-Гирея тоже пали. Глинский, после убийства Яна Забережского, бросился на Ковно и хотел добыть оттуда Ших-Ахмата. Это дело ему не удалось, но он завел сношения с Менгли-Гиреем и извещал его (впрочем, об этом говорит посольство Сигизмунда), что в его руках находится Ших-Ахмат. Менгли-Гирей принял участие в деле Глинского предлагать последнему поддаться Крыму и обещал посадить его на Киев. В то же время Менгли-Гирей начал ходатайствовать о Глинском перед Сигизмундом, объявляя, что все дело произошло от того, что Сигизмунд не дал Глинскому маршальства. Из Литвы были отправлены несколько посольств в Крым по поводу бунта Глинского и с просьбой не только не помогать и не ходатайствовать об изменнике Глинском, но и дать помощь на Москву, начавшую помогать последнему235.
Прося у Василия Ивановича опасную грамоту на послов, Сигизмунд просил также, чтобы, пока его послы приедут в Москву, то в это бы время военные действия не происходили. Но в то время, как Глинский сносился с Менгли-Гиреем, в это же время пришел к Глинским от великого князя Василия Ивановича дьяк Никита Губа Моклоков, с приглашением вступить в Московскую службу с вотчинами. Глинские объявили, что они на это не могут положительно решиться, потому что дожидаются от короля ответа о своих делах. В Литве, как видно, наконец, обратили внимание на то, что действия Глинского похожи на действия прежних отъезчиков, и поэтому, когда Глинский с товарищами уехал в свои имения, тогда король прислал к ним посла, зовя их к себе, чтобы они никуда не отъезжали. Теперь король обещал Глинскому с товарищами дать управу на панов, и это обещание велел посланному подтвердить крестным целованием. Глинские требовали прямой управы над панами и назначили срок приезда к ним королевского посла к Сборному Воскресению 1508 года, до этого же времени обещали не отъезжать ни к которому королевскому недругу. На назначенный срок королевский посол не приехал, и поэтому Глинские отпустили присланного из Москвы и вместе с ним своего поверенного с грамотами, чтобы великий князь их пожаловал, принял бы их в службу и за их отчины стоял. Решившись на это, Глинские пошли к Мозырю и взяли город. Сюда приехал опять Губа Моклоков с тем, что великий князь хочет жаловать Глинских, принимает их в службу и будет беречь их от короля. Великий князь приказал сказать Глинским, что шлет им навстречу своих князей служебных и многих воевод, а они бы делали свое дело не мешкая.
На основании этого обещаниия, Глинский оставил своих братьев в Мозыре, сам же с остальными товарищами пошел к Глушску, чтобы сойтись с воеводами великого князя, которые действительно двинулись с весны в литовские владения разными дорогами навстречу Глинскому. Ближе всех к нему были князья Можайский и Шемячич с товарищами; от Смоленска должен был идти Яков Захарьевич, а с Лук великий князь Данило Щеня. Глинский пришел к Глушску к пятой неделе Великого поста. Здесь Глинский должен был остановиться. Сюда к нему пришел посланный от великого князя, Иван Юрьевич Поджогин; он говорил от государя, чтобы князь Михаил Львович с людьми, которых к нему пришлют на помощь, делал дела только около своих городов, доколе не придут к нему воеводы великого князя. Это Глинскому было неприятно, потому что он еще прежде писал в Москву, что удобнее теперешнего времени для войны не может быть, потому что в Литве нет никакого собрания воинских людей. Но воеводы все-таки не шли: они имели небольшие стычки с литовцами, а к Глинскому явились на помощь только Шемячич, Можайский и другие мелкие служебные князья. Глинскому приказано было действовать только около своих городов; он нашел, что Слуцк находится близко его городов, и послал туда своего брата, а сам, вместе с московскими служебными князьями, пошел к Бобруйску, оттуда к Минску. У Бобруйска князья были около Троицына дня, и когда оттуда двинулись, то пустили загоны по Литовской земле для того, чтобы замешка в земле стала и собранье войска было расторгнуто и испорчено. Отправившимся в загоны велено было сбираться к Минску. Эти загоны были, как говорит Глинский, в восьми милях от Вильны, некоторые в четырех милях от Новогородка, а загоны, пошедшие от Слуцка, были под Слонимом. Свободно разъезжали по Литве загонщики, везде жгли, шкоды чинили и полону набрали множество. Божией милостью и государским здоровьем все люди поздорову собрались к Минску. Сколько они ни ходили по Литве, но собранья войска не слыхали, а только дошли до них слухи, что паны Рады были в Лиде, да поехали к Новогородку, а король из Ляхов выехал к Берестью. Загоны ходили по Литве двадцать дней, а когда собрались под Минском, то стояли под городом две недели и хотели взять город, но княжеские дружины этого сделать не могли. Глинский, описывая эти происшествия, говорил, что, когда пришли под Минск, то захватили некоторых людей, а другиe сами пришли из города и сказали, что в городе прибылых людей нет, но что князья без государского приказа брать город не решались. Когда князья находились под Минском, то к ним приехал от великого князя Юрия Замятин, с приказом идти навстречу к воеводам великого князя и сходиться под Оршей. Князья двинулись к Борисову.