- Ты, дядя, приходи на ужин. Посидим по-семейному, - ласково сказал ему король.
- Непременно приду, - ответил ошарашенный Раухинг, который даже не заметил, как к нему под ноги подкатился какой-то слуга, а второй сильно толкнул его в грудь.
Упавшего герцога придавили телами подбежавшие лейды, и вскоре он бессильно скалил зубы, видя кривую ухмылку юного короля.
- Я сын короля Хлотаря, ты не посмеешь, - прохрипел Раухинг, руки и ноги которого были прижаты к полу. Страха в его глазах не было, только ненависть.
- Ты кусок дерьма, а не сын Хлотаря! – плюнул на него король. – Измену замыслил, сволочь? Думал, я не узнаю ничего? Убить его!
Воин, стоявший рядом с королем, кивнул и потащил меч из ножен. Он рубанул с оттяжкой, развалив голову герцога почти пополам. Хильдеберт, смотревший на это зрелище с нездоровым возбуждением, удовлетворенно кивнул.
- Теперь остальных достать надо! Годегизила позовите, и матушку мою. И побыстрее!
***
Славный город Августа Треверорум(3), население которого в лучшие времена превышало пятьдесят тысяч человек, удивлял и сейчас. Здесь все еще стояли во всей своей красе термы и амфитеатр, а собор, построенный по приказу самого Константина Великого, поражал глаз приезжих купцов из земель саксов, которые частенько здесь бывали. В том соборе, что был посвящен святому Петру, хранилась голова святой Елены, матери благочестивого императора. Прямоугольная крепость, имеющая четверо ворот, еще была цела, хотя старинные постройки вовсю разбирали на кирпич, как и везде, впрочем. Крупнейший торговый город, не раз бывший резиденцией императоров Запада, рипуарские франки взяли одним из первых(4). И это означало, что Империя в этих краях навсегда потеряла свою власть. Уж больно далеко был этот город, стоявший на правом берегу могучей реки Мозель. Прямо за ней, на левом берегу, раскинулись стародавние владения речных франков, что тянулись до самого Мааса. Соединял эти земли настоящий римский каменный мост, истинное чудо, уцелевший неведомо как в те бурные времена(5). Земли мятежных герцогов раскинулись на неделю пути(6), и, по слухам, их отряды уже вышли из Вёвра(7), стоявшего на самом севере. Они еще не знали о той участи, что постигла Раухинга, как не знали о том, что их замысел раскрыт, и им навстречу движется целая армия.
Войско под командованием Годегизила, зятя Лупа, герцога Шампани, потекло рекой через Трирский мост, и разлилось по обширной равнине, предавая мечу всех, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление. Виллы мятежной знати грабили дочиста, ни упуская ни зернышка из их закромов. Крепкие хозяйства простых франков тоже были разорены ненасытной ордой, собранной из разных племен. Обездоленные франки хмуро смотрели на пепелища своих домов, на плачущих от стыда жен и дочерей и на тела своих соседей, с которыми еще недавно сговорились поженить своих детей. Король не скоро получит подати с этих земель, да и воинов в положенном количестве она тоже даст еще очень не скоро. Армия шла на север, к своей цели. Там, где на высоком холме стояла базилика, в которой укрылся Урсион, Бертефред, их семьи и немногочисленные «верные», которые посчитали для себя позором бросить господина в его смертный час. Герцоги не захотели уйти в земли саксов или данов. Они приняли бой.
***
- Что брат, сдаться не хочешь? – пошутил Урсион, когда был отбит очередной приступ. Вокруг базилики места было немного, а подход к ней был крайне неудобен. Оба герцога воинами были отменными, и с ними остались самые отчаянные бойцы, не боявшиеся ни бога, ни черта. Половина из них истово верила в Водана и Донара, а вторая половина не отрицала их существование. Потому и смерти никто из них не боялся.
- Ага! – оценил шутку Бертефред, который осматривал лезвие меча, на котором появились весьма приличных размеров зарубки. – Хочу!
Нападающие откатились вниз, но новый штурм не заставит себя ждать. Осажденных уже пытались сжечь, несмотря на то, что они укрывались в божьем храме. Дикари тюринги не слишком обращали внимание на такие мелочи. Из них и вовсе язычников было большинство.
- Надоело сидеть тут, брат, - сказал вскоре Урсион.
- Что хочешь сделать? – с любопытством спросил Бертефред, голова которого уже была рассечена и перемотана тряпкой. Дворцовый граф Трудульф передал ему предложение королевы, которая была крестной его дочери. Брунгильда обещала сохранить ему жизнь, если он сдастся. Бертефред думал недолго и ответил отборной руганью, смысл которой сводился к тому, что Урсион ему друг, а королеву он видел исключительно обнаженной и в недвусмысленной позе.
- Пойду, подерусь, - Урсион встал и вытащил меч из ножен.- Что толку сидеть, все равно умирать. Прощай, брат!
Друзья обнялись, и Урсион с немногими людьми вышел наружу. То, что случилось потом, вошло в легенды. Одетый в чешуйчатый панцирь и крепкий имперский шлем Урсион прошел по рядам нападающих, словно бог войны Циу. Собственно, он почти в одиночку перебил весь отряд, что в тот момент стоял у церкви. Здоровенный детина, закованный в доспех, для копий алеманов и тюрингов был почти недосягаем. Несколько «верных» прикрывали его с боков, когда он играючи отбивал щитом удары копий, а потом рубил наотмашь воинов, что их держали. Три десятка германцев он посек за четверть часа, и граф Трудульф лично повел на подмогу свой отряд. Урсион и его люди встретили их, и одетые в железо аристократы схлестнулись в поединке. Герцог был выше и сильнее, а Трудульф – моложе и более быстр. Щиты были изрублены быстро, и они схватились на мечах. Урсион, что сначала по привычке берег оружие, вспомнил вдруг, что делать это ему уже незачем. Ведь это его последний бой. И удары посыпались на дворцового графа Брунгильды, превращая бесценный меч в бесполезный кусок железа. Трудульф дрогнул, не устояв против яростного напора, и это стоило ему жизни. Меч разрубил его шею, и граф упал, обливаясь кровью. Люди Урсиона к тому времени уже погибли, и обессиленный герцог оказался в кольце копьеносцев. Он пропустил удар в бедро, и после этого упал на землю, где был добит разъяренными алеманами, что потеряли сегодня своих друзей.
- Бертефреда не убивать! Главный враг пал! – закричал Годегизил.
Воины ворвались в церковь, и начали грабить имущество мятежников, что было свалено в кучи и сложено в сундуки. В наступившей суматохе Бертефред и трое его людей вскочили на коней и скрылись. Его путь лежал в Верден, к епископу Агерику. Он рассчитывал укрыться в его доме, пока сама королева не помилует его.
***
Месяцем позже. Верден. Австразия.
- Он под защитой святой церкви! – решительно заявил епископ Агерик Годегизилу, который потребовал выдачи мятежника.
- У меня приказ, святой отец! – понуро склонил голову герцог. – Сам король потребовал его голову.
Случилось странное. Брунгильда предпочитала щадить своих врагов, но там, где требовалось покарать бунтовщиков, ее бесцветный сын проявлял звериный нрав, свойственный всем Меровингам. Он не знал пощады. Видно, мальчишка крепко усвоил урок своего отца, и считал, что если врага вовремя убить, то он тебя уж точно убить не сможет. Поэтому, несмотря на позицию королевы-матери, Годегизил получил приказ мятежного Бертефреда уничтожить, иначе уже не поздоровится ему самому. Герцог знал, что происходит в королевстве. Графов гнали со своих мест, и на их место ставили совершенно новых людей. И по странному совпадению, все новые графы, герцоги и дворцовые чины были лейдами королевы Брунгильды. Ударился в бега даже герцог алеманов Леодефрид(8), близкий партии епископа Эгидия, служившего в свое время королю Хильперику. Так что Годегизил трезво оценивал свои шансы. Невыполнение приказа короля означало изгнание. И ради того, чтобы избежать этого, герцог решил наплевать на святость убежища.
- Прокляну, нечестивец! – побледнел епископ, который понял, что бунтовщика убьют прямо в церкви.
- Проклинай! – выплюнул герцог и вышел из покоев епископа, громко хлопнув дверью.
Старик осел на лавку, потирая грудь в области сердца. Не бывало до сих пор такого. Не пережить ему такого позора. Не останется святости в храме, оскверненном пролитой кровью.
А люди Годегизила уже лезли на крышу базилики. Никто из них не хотел злить святого, а потому выход из положения нашли вполне изящный и остроумный. Поскольку врываться в храм с оружием и проливать там кровь было бы неслыханным кощунством, воины в храм решили не входить. Они сноровисто разобрали крышу, сделав в ней множество здоровенных прорех. Бертефред с любопытством смотрел наверх, не понимая, что затеяли его враги. Их замысел стал ему понятен, когда в него и в его людей полетели куски черепицы, раня острыми осколками обожженной глины. Герцог уворачивался, изрыгая ругательства в адрес святотатцев. Но те довольно хохотали, потешаясь над бедолагами, которые скакали по всей церкви, словно зайцы. Это закончилось быстро, и черепица, попавшая в голову Бертефреда, вышибла из него дух. Он упал на плиты пола, и еще несколько удачных бросков завершили его бурную, полную опасностей жизнь. Его слуги были убиты тем же самым образом.
Годегизил послал к королю гонца, сообщив ему о смерти злейшего врага, и удовлетворенный король Хильдеберт вернулся к любимому занятию – ловле лосося. Его мать, Брунгильда, которая победила всех своих врагов, торжествовала победу. А король Гунтрамн, хранитель равновесия в королевстве Франков, понял, что пора отдавать города покойного Сигиберта, которые он присвоил. Иначе эти города у него попросту отберут и, возможно, вместе с жизнью. Король Бургундии обратил свой взгляд на север. Там, в беззащитной Нейстрии, еще можно было поживиться. Он компенсирует свои потери, и он не даст в обиду малыша Хлотаря и его мать. Он по-прежнему будет держать их в запасе, словно нож в рукаве уличного бандита.
1 – в то время герцоги были назначаемыми чиновниками, которым подчинялось от двух до семи графов. Как правило, герцогства устраивались в пограничных районах. Также герцогами назывались вассальные племенные вожди на востоке Австразии, например вожди алеманов и баваров.