В тот день Брунгильда зашла в покои Сигиберта, где собрались герцоги во главе с Гогоном и герцогом Шампани Лупом, самым сильным из всех. Вокруг длинного дубового стола сидели суровые усатые воины, и лишь кресло короля пустовало. Никто не осмеливался занять его. Она привычно села на свое место, которое принадлежало ей уже много лет, и посмотрела в глаза этим людям, которые уставились на нее с недружелюбным недоумением.
— Можете начинать, — сказала она, уже осознавая, что что-то пошло не так.
— Шла бы ты к себе, королева, — предложил ей герцог Бертефред, выражая общее мнение. Остальные согласно загудели.
— Да ты что себе позволяешь? — кровь бросилась в лицо Брунгильды.
— К себе иди, тебе же сказали, — заявил герцог Урсион, нагло глядя ей в лицо. — Не надобна ты здесь. Мы тут без баб разберемся.
— Был бы тут мой муж, ты бы такого не посмел сказать, — сдавленным голосом произнесла Брунгильда, и поняла, какую глупость только что сказала. Ведь для нее единственным мужчиной до сих пор был Сигиберт. Она уже постаралась забыть то недоразумение, что случилось в Руане.
— Это который муж? Меровей, что ли? — захохотали все. — Мы слышали, что твой новый муж у отца под замком сидит. Говорят, Хильперик его хворостиной отлупил, чтобы не баловал больше!
Брунгильда, под издевательский хохот, встала и ушла в свои покои, не позволяя себе разрыдаться в присутствии этих людей. Ведь королям нельзя показывать свою слабость, не то враги разорвут в клочья. Сейчас она поняла одно, в ближайшие десять[75] лет ей придется очень и очень тяжело.
Меровей ехал по знакомой дороге, в сторону Руана, в сопровождении пяти стражников. Его волосы были острижены, а на голове сверкала белой кожей монашеская тонзура. Пострижение спасло ему жизнь. Впрочем, было еще кое-что. Хитроумная мачеха смогла объяснить разгневанному отцу, что лучше сохранить жизнь сыну-предателю. Ведь в этом случае ненавистная Брунгильда так и останется замужней женщиной, и ее дети, если она надумает еще раз родить, не будут законными претендентами на престол. А что такое единственный пятилетний сын в то время, когда дети умирали, как мухи? Король Хильперик, почесав в задумчивости голову, правоту жены признал. Он бросил на сына гневный взгляд, и проводами его не удостоил. Теперь его судьба — молитвы и посты, а Меровей готов был выть от тоски. Ему, и вправду, нравилась Брунгильда, хотя идея иметь собственное королевство нравилась принцу куда больше. Он ждал. Его лейды не бросят его, и это было тем козырем, о котором отец не догадывался.
Все случилось на полпути. Отряд из двух десятков преданных ему людей смял охрану, и освобожденный Меровей поскакал в направлении, противоположном тому, где был монастырь. Там ему делать было нечего. Епископа Претекстата после церковного суда сослали на крошечный остров у побережья, и тот монастырь станет для него тюрьмой. Он сгниет в крошечной келье, замаливая свои грехи.
— Куда теперь? — спросил Меровей на скаку своего ближайшего друга Гайлена.
— В Тур поскачем, король! — крикнул тот, заглушая свист ветра. — Там все твои люди собрались, переждешь беду в церкви.
— Почему не в Мец? — спросил Меровей.
— Там тебя не ждет никто, — бросил Гайлен.
— А жена как же? — удивленно спросил принц.
— Там сейчас другие люди правят, мой король, с ними надо договариваться. Жена твоя при детях сидит, ее к большим делам не допускают.
В Тур они прискакали через две недели, и Меровей буквально ворвался в базилику Святого Мартина, где шла служба.
— Благослови, отче, — подошел он к епископу Григорию, который был тут же.
— Ты недостоин, — ответил тот. — Как допустить к причастию того, кто женат на собственной тетке и презрел службу господу нашему?
— Ты не можешь отказать мне в этом! — глубоко верующий Меровей был потрясен.
— Могу! — спокойно сказал епископ.
— Без согласия братии ты не можешь меня лишить причастия! И вот еще что. У меня тут пять сотен «верных». Твои горожане взвоют, если я спущу их с цепи.
— Горожане уже воют от них, — заявил Григорий. — Обещай, что уймешь их, и я причащу тебя, сын мой.
— Обещаю, святой отец, — горячо ответил ему принц. — Но, может, в вашей округе есть люди недостойные? Ты не знаешь таких?
— Как не знать? Новый граф короля, Левдаст. Он просто исчадие Сатаны!
— Ты не возражаешь, отче, — спросил Меровей, — если мои люди будут грабить его земли? Такую ораву нужно чем-то кормить.
— Ну-у, — задумался Григорий. — Скажем так, это будет менее грешным поступком, чем то, что они творят сейчас.
— Меровей! Рад видеть! Ну, теперь хотя бы будет, с кем выпить! — навстречу шел Гуртрамн Бозон, который все еще жил в ограде базилики. Они обнялись.
— Мне теперь долго тут пить придется, — хмуро заявил Меровей. — То ли отец назад примет, то ли жена. Даже не знаю, что из этого хуже.
Меровей и Бозон пили. Когда хмель в голове рассеивался, они пили снова. А потом пили опять…
Они просидели в базилике Святого Мартина почти целый год. Когда король Хильперик, наконец, потерял терпение и решил лично явиться в мятежный город за своими врагами, Меровей не стал искушать судьбу, и ускакал со своими людьми в сторону Меца. Он не слишком верил в то, что его отца удержит защита святого. Герцог Бозон, который стал за это время его лучшим другом, поскакал вместе с ним, оставив в базилике жену и дочерей. В дороге они охотились, пили и брали силой все, что им было нужно. Из пяти сотен «верных» осталось человек семьдесят, ведь граф Левдаст, измученный нападениями, устроил настоящую охоту на слуг принца. Так они добрались до Австразии, напоминая скорее бродячую банду, чем свиту короля. К удивлению принца, тут их ждал холодный прием. Герцог Луп прямо предложил Меровею убираться куда подальше, а любимая жена даже не соизволила встретить его. Все это привело принца в полнейшее уныние, которое он скрашивал неумеренными возлияниями на вилле, которую предоставил ему епископ Эгидий. Все изменилось в один из дней, когда к нему прибыл покрытый пылью гонец, который склонился в поклоне.
— Мой король, — сказал он. — Я послан из города Теруан.
— Говори, — сказал Меровей, голова которого трещала после вчерашнего застолья. Он помнил, что это бедная захолустная дыра на севере Нейстрии, окруженная непроходимыми лесами. Настолько бедная, что ее в прошлую войну даже разорять не стали. Грабителям было лень туда идти. Бозон, который сидел рядом с ним и почесывал волосатую грудь, налил им обоим по кубку. Ему тоже изрядно нездоровилось.
— Мой король, город Теруан готов перейти под вашу руку. А если вы прибудете в наши земли, то и остальные города вас поддержат.
Хмель как рукой сняло. Меровей проглотил кубок одним глотком, отчего молотки, которые стучали в его голове, немного поутихли. Неужели это правда? Сердце защемило от сладостного предчувствия. Неужели он станет настоящим королем? Если станет, то и жена к нему вернется. Хотя… Плевать на нее. Он себе получше найдет. Фредегонда у отца ничуть не хуже. Мало ли баб красивых в Галлии. Да они все его будут, только пальцем помани. Хотя, Фредегонду все-таки убить придется. Меровей не мог признаться сам себе в том, что он боялся мачеху до икоты.
— Почему это вы решили под мою руку пойти? — спросил все-таки он. Крохи здравого смысла еще не до конца покинули его.
— Потому что отец ваш старые вольности порушил, — ответил ему гонец. — Франки испокон веков налоги только кровью платили. А сейчас нас уже с галлами сравняли.
— Да, не по обычаю это, — мотнул головой Меровей. — Я, как на щит стану, тут же старые порядки верну. Куда ехать нужно?
— Тут, в паре дней пути наш отряд стоит, король, — ответил гонец. — Мы вас с собой в Теруан и проведем. Только людей много не берите с собой, все должно втайне быть. Если король Хильперик узнает, то мы и до места не дойдем, убьют всех.
— Соглашайся, — хлопнул его по плечу Бозон. — Как до места доберешься, пришли гонца, а я пока тут охочих людей наберу, и на папашу твоего с двух сторон ударим.
— Хорошо, — после недолгого колебания сказал принц. — Самых близких возьму с собой. Остальных ты с собой приведешь.
— Конечно, — глаза Гунтрамна Бозона лучились добродушием и поддержкой. — Давай, дружище, собирайся. Как королем станешь, будем с тобой большие дела проворачивать.
Герцог вышел на улицу и кликнул слугу.
— Воду на меня лей, — велел он.
Слуга таскал ведро за ведром и лил холодную воду на больную голову господина. Тот, шумно отфыркиваясь, наконец выпрямился, довольный. Хмель отпустил его. Он собрал мокрые волосы в хвост на макушке и надел тунику, что облепила грузное тело. Ветерок приятно холодил, и герцог, дыша многодневным перегаром, тихо сказал слуге.
— Возьмешь коня и поскачешь в Суассон. Найдешь там графа-конюшего, Хуппа его зовут. Скажешь, герцог Бозон привет шлет и все, как договаривались, сделал. Ты меня понял?
— Да, господин, — кивнул слуга.
— Больше ни с кем не говори, кроме него. Ни с одной живой душой. Когда это скажешь, передай, что хозяин велел госпоже поклон передать. Если все исполнишь как надо, награжу.
— Я понял, господин, — сказал слуга.
— Ну, а раз понял, то чего тут стоишь? Хлеба на дорогу возьми, и чтобы я тебя тут не видел.
Меровей с десятком людей сидел взаперти на небольшой вилле в отцовских владениях. Они встали на ночевку, поели, и хорошо выпили. Тут, на вилле, оказались богатые погреба. Воины похвалялись весь вечер, рассказывая, что они сделают, когда возьмут власть. Впрочем, дальше жратвы, выпивки и баб их фантазия не распространялась. Хотя, нет. Еще они придумывали казни для своих врагов и делили их земли. За этим увлекательным занятием их и сморил сон. Вечер прошел весело, но протрезвев наутро, все узнали, что двери заперты снаружи, а вокруг стоит полусотня воинов. Самым скверным было то, что опохмелиться им так и не дали. Ближайшие слуги Гриндион и Гайлен угрюмо смотрели на своего короля, а беглый граф Циуцилон крыл Меровея почем зря. Он еще недавно служил королю Хильперику, и от встречи с государем ничего хорошего не ожидал.