ятоша был куплен на корню Хильпериком и вступил в союз с убийцей ее мужа. И убийцей своего короля! Она не потерпит этого. Она отомстит. Ведь право мести — священно для каждого германца, будь он гот, сакс или франк.
— Прекрасная рыба, — сказала она сыну с улыбкой. — Ты молодец, мой король!
— А когда я поеду на охоту? — капризно спросил Хильдеберт. — Дядя Гогон обещал взять меня с собой, да только умер. А я на охоту хочу! Я уже взрослый!
— Ты обязательно поедешь, мой сын, — успокоила его Брунгильда. — Я устрою для тебя отличную охоту. Ты подстрелишь самого большого оленя.
— Правда? — просиял мальчик. — А когда?
— В следующем месяце, — ответила, подумав, королева. Ей нужно было организовать все так, чтобы случайная стрела не прилетела внезапно туда, где был ее сын. Ведь вокруг него множество людей докладывали все предателю Эгидию, а значит Хильперик и его жена знают о каждом ее шаге.
— Обещаешь? — серьезно посмотрел на нее король. — Ведь ты уже говорила такое раньше, но на охоту меня пока так и не взяли. Ты снова меня обманешь?
— Я не смогла этого сделать. Это было слишком опасно, сынок, — погладила его по голове королева. — Ты не должен погибнуть, как твой отец. Я этого не перенесу.
— Ты думаешь, на охоте меня могут убить? — не по-детски серьезным взглядом посмотрел на нее Хильдеберт.
— Я не должна этого исключать, — так же серьезно ответила ему Брунгильда. — Твой отец погиб в день своей самой большой победы, и мы не должны забывать об этом.
Брунгильда сидела на резном кресле, установленном под полотняным шатром. Она не собиралась терять белизну лица под летним солнцем, как какая-нибудь крестьянка, но и выпускать сына из поля зрения она боялась. Она всегда была рядом. Случись непоправимое, и она лишится всего, что с таким трудом восстанавливала все эти годы. Сейчас у нее появляются крохи прежней власти, но она шаг за шагом усиливает свои позиции. Брунгильда собирала своих собственных «верных», общалась с герцогами, крестила их детей и дарила им подарки. Она понемногу перетягивала на себя рычаги власти. И она нанесет удар тогда, когда придет время. Она отомстит за своего мужа!
Глава 23
Фредегонда сидела в кафедральном соборе Святого Стефана вместе с четырехмесячным сыном Хлотарем. Она попросила убежища в церкви, и епископ Рагнемод, обязанный ей всем, не отказал своей королеве. Ее жизнь рухнула, да и непонятно, сохранит ли она теперь эту самую жизнь. Ведь это зависело не от нее, и даже не от господа Бога. Жизнь ее и ее сына была теперь в руке короля Гунтрамна. Три года пролетели, как стрела, как одно мгновение, и столько всего произошло. А ведь она, как всегда, оказалась права. И даже то, что муж ее послушал, в этот раз ничего не изменило.
Когда Фредегонда родила сына, которого назвали Теодорихом, союз с Австразией рухнул в ту же минуту. Знать с востока усмотрела в имени наследника претензии на их земли. Малолетний король Хильдеберт и его мать были оскорблены. Ведь еще совсем недавно Австразию называли королевством Теодориха, в честь ее первого короля. Брунгильда, использовав это как повод, тут же разгромила всю пронейстрийскую партию и отстранила от власти епископа Эгидия. Теперь страной управляла она сама от лица своего никчемного сына. Война с Бургундией началась сразу же, и Хильперик потерял все захваченные земли, да еще и уплатил унизительную контрибуцию. Маленький Теодорих не прожил и двух лет, но отношения с восточными землями были испорчены безвозвратно. Фредегонда оказалась верна себе, и родила пятого сына, которого назвали еще более амбициозным именем — Хлотарь. Теперь это звучало открытым вызовом всем королям, потому что именно старый Хлотарь был последним, кто правил всей Галлией единолично.
Они с Хильпериком сговорили дочь Ригунту за принца Реккареда из Испании, и она отбыла к будущему мужу месяц назад. Слава Богу, она не поехала, как нищенка. Пятьдесят возов добра, сотня слуг и четыре тысячи воинов будут охранять ее в пути. Только вот, прямо на выезде из города сломалась ось у ее повозки. Люди говорят, не к добру это.
А еще год назад умер референдарий Марк, и в его подвалах нашли столько серебра и золота, что королевская казна с лихвой вернула все потери от контрибуций. И вроде бы жизнь снова начала налаживаться, но наступил тот злосчастный день.
В свои сорок шесть король был еще на диво крепок. Десять детей произвел он на свет, и совсем недавно жена подарила ему восьмого сына. Хильперик был страстным охотником, а потому большую часть времени проводил на своих виллах восточнее Парижа. Ведь те места изобиловали зверем. Глухой бор, от которого сохранились потом только жалкие островки, лишь кое-где прерывался пятном городка или деревушки. Несметные стада оленей, косуль и кабанов носились по его чащам, а королевская охота из полусотни всадников нарушала своим шумом идиллию лесного покоя.
Сегодня травили кабана. Королевские псари вели на связке свирепых алаунтов, получивших свое название от племени аланов, которые привели их из своих далеких земель на Кавказе. Собаки взяли след, и рвались с поводка. Кабан был где-то близко, вон как заливаются. Тут главное не сплоховать. Взять пешему охотнику кабана на копье — дело настоящего мужчины. Кабан не прощает ошибок. Чуть промедлил, и вот уже дичь топчет охотника, разрывая клыками бедренные жилы. И пяти минут после такого не прожить. Незадачливый охотник истекал кровью тут же. Свинья, да еще с поросятами была еще страшнее. Она будет остервенело рвать врага зубами, не обращая внимания на то, что тот давно уже умер. Настоящий трофей — это именно кабан или медведь. Бить стрелами оленей — удел черни. Это как корову зарезать, в этом нет чести. Только тот зверь, что может убить тебя сам, достоин стать добычей короля.
Хильперик спешился и взял копье, что подал ему ловчий. Кабанье копье не спутать с боевым. Толстое древко длиной чуть больше человеческого роста и широкий длинный наконечник с перекладиной, что не даст провалиться в тушу, и позволит нанести еще один удар.
Раздался треск кустов и на просеку выскочил здоровенный секач.
— Ха-а-а! — заорал король, привлекая к себе внимание.
Кабан развернулся и, всхрапывая, понесся прямо на него. Хильперик выставил копье вперед. Секач- скотина тупая, но свирепая. Он насаживается на наконечник сам, но нужно вовремя уйти с его пути, иначе просто затопчет.
— Есть! Попал!
Кабан поймал копье пастью и пронесся вперед, путаясь в ногах. На нем гроздьями повисли собаки, но он уже слабел.
— Копье! — заорал Хильперик, и ловчий подал ему свое.
Король ударил секача под левую лопатку, чуть выше того места, где начинается передняя нога, и сделал режущее движение в ране. Хлестанула черная кровь из рассеченных сосудов, и секач захрипел, теряя жизнь с каждым вздохом.
— Хорошего взяли! — еле сдерживаясь от азарта, сказал Хильперик. — Вина!
Слуга подал ему флягу, и он жадно выпил половину, не обращая внимания на то, как на рубаху проливаются багровые струи.
— Возвращаемся! — дал он команду, и кавалькада устремилась назад, на виллу, куда уже был отправлен гонец. Там уже ждут, и готовят пир, на котором будет съеден этот самый кабан. Жесткое мясо было едой настоящих мужчин, и король чувствовал себя как нельзя лучше.
Подъезжая к вилле, он не обратил внимания на неприметного воина, который подошел к нему с поклоном.
— Прости меня, великий король, — склонился воин. — Дозволь обратиться с просьбой.
— Говори, — недовольно сказал король.
Воин приблизился и дважды ударил короля кинжалом. Свита оцепенела. Воин бросился бежать, и копье, брошенное ему в спину, так и не достигло цели. Он скрылся в зарослях.
— Фалькон это, — хмуро сказал герцог Харарих, разглядев убийцу. — Я его знаю.
— И кто он? — спросили его остальные. — И где ты его видел?
— В Австразии я его видел. Это лейд королевы Брунгильды. Только, мужи, думаю я, не стоит об этом сейчас говорить. А то, как бы и нам головы не потерять, ведь беда на нашу землю идет.
Два войска подошли к старинной столице франков. С юга стали бургундцы, а с севера — отряд из Австразии. По случайному совпадению, в момент убийства король Хильдеберт со свитой были в городе Мо, от которого до границы Нейстрии всего день пути. Ах, уж эти совпадения!
Но парижане не пустили их, а Фредегонда, которая написала слезное письмо Гунтрамну, приказала готовить город к обороне. Вести летели к ней одна другой хуже. Она успела перевезти в Париж большую часть казны, но вероломные казначеи потащили оставшееся золото и серебро Хильдеберту, стремясь войти в милость у нового повелителя. Один их них, по имени Нектарий, украл даже королевские окорока и вина, не стесняясь ничего. Гунтрамн прибыл в Париж, и встретил самый теплый прием. Фредегонда дала обед в его честь, где и состоялся разговор, исходом которого должна была стать ее жизнь или смерть.
— Мой дорогой король, — разливалась она соловьем. — Мы в вашей полной власти. Я и мой сын. Я передаю королевство под вашу руку. Будьте защитником мне и сыну вашего брата. Не дайте погибнуть своей родной крови.
— Я пришел провести следствие, королева, — хмуро сказал Гунтрамн. — За Сеной стоит мой племянник, который требует твоей выдачи. Он обвиняет тебя в убийстве своего отца, дяди, тети и кузенов. И он утверждает, что твой сын незаконнорожденный.
— Он обвиняет меня в убийстве мужа? — подняла брови Фредегонда. — Мой государь, я всего лишь глупая женщина, но ученые люди, что вершили суд в Нейстрии, часто произносили слова на старой латыни: Cui bono[84]. Разве мне было выгодно убивать любимого мужа, которому я родила шестерых детей? Разве не осталась я сейчас без защитника? Разве не в опасности моя жизнь теперь? Неужели я кажусь настолько глупой, мой государь?