Многие решения и действия, нацеленные на расширение сферы частной жизни, неявным образом обращаются к праву. Автомобиль остается символом индивидуальной свободы: он помогает не зависеть от расписания поездов и самолетов, на нем можно поехать куда угодно и юридически он является пространством частной жизни. Но эта свобода требует соблюдения большого количества юридических формальностей: надо получить права, застраховать машину, ежегодно платить налог, соблюдать правила дорожного движения и т.д. Французы всегда мечтают о собственном жилье, предпочтительно о доме. Государство стало проводить систематическую политику приобщения к собственности. Кто на это жалуется? Эволюция социальной политики позволила совершить переход от семьи-племени к нуклеарной семье. Пожилые люди, которых ранее опекали дети, оказались в одиночестве. В рамках триады современности—дом, машина, телевизор—нуклеарная семья может вести свою частную жизнь, скрытую от посторонних глаз. Безопасность этих изолятов обеспечивают столь критикуемые и хулимые налоги. Встречается ли в этих коконах дисгармония, несогласие? Допустим, пара решила развестись. Для решения этой сугубо частной проблемы приходится обращаться в суд. До принятия в 1975 году соответствующего закона развод ассоциировался с виной, поэтому процедура требовала опросов, расследований и пр. Развод по взаимному согласию ограничил дознание, однако решение суда все равно оглашается публично. Отказаться от этой процедуры—все равно что вернуться к репудиации*. В связи с разводом возникают вопросы об опеке над детьми, требуется решение финансовых проблем, связанных с ликвидацией семьи. Частная жизнь может протекать лишь в безопасном климате, который может гарантировать лишь государство. Общество критикует постоянно растущий чиновничий аппарат, некомпетентный, проедающий бюджетные деньги, но требует все больше полицейских. Надо ли напоминать, что законы пишут не чиновники, а представители, выбираемые населением? Ограниченное воображение законодателей не может предвидеть огромного разнообразия судебных споров. В результате во главу закона встают суды. Судья больше не довольствуется применением закона—он им распоряжается.
Общественное мнение неосознанно отрицает то, что находится за пределами юридического поля. Это видно на примере молодежных банд. Не случайно «антипогромный» закон и в значительной мере закон о безопасности и свободе были направлены против них. Уже давно молодежь побуждают объединяться в юридических рамках, будь то вчерашние скаутские организации или Дома культуры молодежи наших дней. Местные власти создают структуры, которые могли бы заниматься молодежью, чтобы во всех смыслах этого слова «окружить» ее вниманием. Отовсюду звучит критика планов застройки * Репудиация — зд.: развод на основании одностороннего заявления мужа, не подразумевающий обращение к судье.—Примеч. ред.
свободных участков, однако какой шум поднимается, когда напротив дома собственника такого участка кто-то другой решает возвести здание—оно же закроет вид из окна, и солнечный свет не сможет проникать в помещения! По закону от 22 июля i960 года создаются национальные парки. Немедленно начинаются протесты. В то же время очень многие любят бродить в этих охраняемых местах. И от непосредственного повышения стоимости участков земли на периферии одни пострадали, а другие выиграли. Дюркгейм не ошибался, утверждая, что «свобода есть продукт регламентации».
Собака — ребенок или предмет мебели?
Обращение в суд—это результат неспособности людей разобраться с конфликтами, возникающими в их частной жизни. Не юридический аппарат внедряется в чью-то приватность — это сами индивиды, мужчины и женщины, умоляют его войти в их дома и чуть ли не залезть в постели. Чтобы проиллюстрировать эту мысль и развлечь читателя, приведем несколько примеров. 22 января 1982 года судья по семейным вопросам высокого суда в Mo вынес постановление о непримирении сторон, согласно которому каждый из супругов сохранит за собой свои личные вещи и что собака, принадлежавшая супруге, останется с ней. Супруг попросил, чтобы «ему разрешили брать собаку к себе на первые и третьи выходные месяца, а также на различные периоды школьных каникул». Получив отказ, он подал апелляцию, п января 1983 года апелляционный суд Парижа повторно отклонил его иск, полагая, что статья 254 Гражданского кодекса, касающаяся вопросов детства, не может быть применима к собаке. В самом деле, если приравнять собаку к ребенку в гражданском плане, что было бы чрезмерно вольной экстраполяцией, то статья 357 Уголовного кодекса, наказывающая за непредставление несовершеннолетнего, будет отныне применима к собаке и истец подвергнется уголовному преследованию за непредставление этой самой собаки в суде. Без ответа остается вопрос: что представляет собой собака в юридическом плане? Подразумеваемый ответ суда таков: собака представляет собой движимое имущество, потому что потеря удовольствия от общения с домашним любимцем не влечет за собой для одного из его хозяев никаких материальных потерь (Gazette du Palais, 26 января 1983 года).
Драгоценности
«Отношения завязываются за шампанским и заканчиваются за отваром ромашки», — говорил Талейран. Когда же на кону деньги, отношения заканчиваются в зале суда. В «Антологии гнусностей», которую уже пора написать, фамильные драгоценности заняли бы видное место. 22 февраля 1983 года гражданская палата первой инстанции кассационного суда постановила: «Апелляционный суд не может поставить себе в упрек вынесенное решение, согласно которому разведенная супруга обязана вернуть своей свекрови кольцо, полученное-в день помолвки, так как, судя по расписке... она полностью осознавала, что должна будет вернуть драгоценность той, от кого получила ее, входя в семью, если перестанет быть ее членом». В самом деле, будущая невестка (в то время невеста) взяла на себя письменные обязательства вернуть кольцо в случае развода. Конечно, накануне свадьбы она не допускала такого развития событий (Gazette du Palais, 9-10 декабря 1983 года). 23 марта 1983 года кассационный суд первой инстанции подтвердил решение апелляционного суда о том, что разведенная женщина должна вернуть кольцо семье своего мужа, поскольку речь шла о «фамильных драгоценностях». Развод состоялся тридцать лет спустя после свадьбы; суд признал нанесение ущерба обеими сторонами. В течение трех десятилетий женщина носила эти драгоценности; именно она подала кассационную жалобу, которая была отклонена. Отклонив эту жалобу, суд закрепил понятие «фамильные драгоценности», подтвердив законность дела Ларошфуко, которое после семилетней процедуры (1954-1961) завершилось решением о том, что невестка после развода должна вернуть вышеназванные драгоценности, которые она получила «в пользование, а не в дар». Таким образом, эти два решения, от 1961 и от 1983 года, одинаковы. То, что фамильные драгоценности, как и собака, приравниваются к движимому имуществу,—очевидно, но чем они отличаются от прочих драгоценностей? Фамильная драгоценность не является ни традиционным подарком, который, согласно статье 852 Гражданского кодекса, не приносит никакого дохода, ни семейным сувениром, которому юридически присваивается статус «предмета, обладающего высокой моральной ценностью», без учета его денежной стоимости (которая может быть весьма значительной). Чтобы драгоценность признали «фамильной», она должна быть такой, чтобы ее можно было выставлять напоказ, то есть стоить достаточно дорого. «Драгоценности, которыми занимаются юристы, в первую очередь должны быть ценным движимым имуществом» (Recueil Dalloz-Sirey, 1984).
Кассационный суд надевает очки
Увольнение наемных работников по мотивам их частной жизни — благодатная почва для юриспруденции, полная нюансов, часто противоречивая. Приведем несколько примеров. Одна молодая дама работает психологом в кризисном центре для детей и подростков. После развода она сожительствует с директором центра—священнослужителем, который в конце концов отказался от сана, женился на ней и уволился с работы. Новый директор, человек невоцерковленный, увольняет молодую женщину, решив, что ее поведение «не соответствует целям учреждения, где она работает». Апелляционный суд отменяет его решение, объявляет увольнение злоупотреблением, объяснив это тем, что учреждение больше не является католическим и что вменяемое сотруднице в вину «не помешало профессиональной деятельности». Общественная палата кассационного суда отклоняет обжалование постановления,
о чем сделана запись в специальном бюллетене (Bulletin du dictionnaire permanent social) 22 марта 1985 года. Сотрудница, поступившая на службу в 1973 году, была уволена в 1976-м по причине ее связи с одним из руководителей. Работодатель утверждал, что действовал «не дожидаясь скандала, чтобы положить конец распущенности, царящей в коллективе, что явствует из сложившейся ситуации». Кассационный суд счел, что не было ни скандала, ни ущерба, и постановил, что «для увольнения не было никаких серьезных причин» (Кассационный суд, 30 марта 1982 года). В Энциклопедии Даллоза находим множество примеров незаконного увольнения, признанных судами злоупотреблением и наступлением на частную жизнь работников. Вот некоторые: увольнение отцом-работодателем сына за отказ расстаться с женой (Кассационный суд, 8 июля i960 года); увольнение сотрудника, последовавшее за его разводом с племянницей генерального директора фирмы (Кассационный суд, 5 апреля 1965 года); увольнение сотрудницы за то, что она отказалась изменить прическу, макияж и очки (Пуатье, 14 ноября 1973 года); увольнение работника за неупоминание в момент приема на работу о том, что он был священником-рабочим* (Кассационный суд, 17 октября 1973 года); увольнение разведенной учительницы католической школы за повторный брак (Кассационный суд, объединенная палата, 17 октября 1975 года); увольнение управляющей магазином за попытку самоубийства, что не имело никаких последствий ни для репутации, ни для работы торгового предприятия, и т. д.