15.
Причины вступить в Партию
Пролетарий вступает в Партию коммунистов по экономическим причинам —в связи с тем, что его эксплуатируют. Напомним, что Бисмарк осмелился одновременно вести политику, укрепляющую государственный аппарат, основанный на традиционных структурах (администрация, армия, юридический корпус, динамичные капиталистические предприятия), и проводить социальные реформы, весьма смелые для той поры. В 1920-х годах французская социальная политика значительно отличалась от немецкой. Гитлер, опиравшийся на крупную промышленность, никогда бы не добился вступления в ряды его партии очень большой части рабочего класса, если бы не его система «социальной защиты», до которой Матиньон-ским соглашениям было очень далеко*. Добавим к сказанному, что французское общество было очень заторможенным как в 1920-х годах, так и в 1950-х и что решительные действия, которые Партия намерена была совершить, позволяли надеяться
* Соглашения, заключенные в 1936 году Всеобщей конфедерацией французских работодателей с профсоюзами, входившими в прокоммунистическую Всеобщую конфедерацию труда.—Примеч. ред.
на уверенное движение по социальной лестнице, тогда как действующая власть, за редким исключением, санкционировала лишь «воспроизводство». «Коммунист—это еще не значит прекрасный человек. Я, разумеется, знаю коммунистов-болванов. Что тут поделать. Но в отличие от других болванов, эти болваны— коммунисты... Даже со всей своей дурью они преобразуют общество»16. Так говорил некий слесарь-фрезеровщик.
После раскола, произошедшего на XVIII конгрессе Французской секции рабочего интернационала (SFIO) (1920), ФКП стала проявлять внимание к привлечению в свои ряды интеллектуалов, принадлежность которых к «буржуазной интеллигенции» (иначе говоря, «объективные» условия их жизни) не располагала к вступлению в Партию. В 1920-е годы превозносятся Жан Жорес, Ромен Роллан, Анатоль Франс. Анри Барбюс вступает в Партию в 1923 году. Он мало знаком с теорией Маркса, основывает движение Clarté («Свет») и одноименную газету. К этому движению присоединяются Жорж Дюамель и Жюль Ромен. В1928 году Барбюс учреждает журнал Monde, главным редактором которого станет Жан Геенно. В1928 году в Партию вступают пять сюрреалистов, среди которых назовем Бретона, Арагона и Элюара. Их принимают, правда, с некоторыми оговорками. Далее наступает очередь Политцера, Лефевра, Низана, Леже, Пикассо, Жолио-Кюри и др. После II Мировой войны в Партию массово вступали молодые интеллектуалы из буржуазной среды, разрывая при этом отношения со своими семьями. Они были очарованы примером рабочих, не претендуя на то, чтобы сменить их, но желая исследовать революционный путь и идти по нему. Тогдашний энтузиазм видим в написанном в 1948 году тексте Сартра: «Всецело обусловленный своим классом, своей зарплатой, природой своего труда, вплоть до своих чувств и мыслей, именно он [рабочий] решает, каковы будут условия его собственной жизни и жизни его товарищей, это он дает пролетариату совершенно беспросветное унизительное будущее—или же победу. Все зависит от того, что он выберет—подчинение или революцию». За исключением Арагона, все эти интеллектуалы играли второстепенные роли. Художникам, артистам, писателям хотелось, чтобы им не диктовали, как следует играть, писать, рисовать. Это стало заметно в марте 1953 года, когда на первой странице издания Les Lettres françaises появился портрет Сталина (умершего 5 марта) работы Пикассо. Это произведение очень возмутило партийных функционеров, назвавших художника «тщеславным и мелкобуржуазным» и противопоставивших его работу портрету Марселя Кашена* кисти Андре Фужерона, потому что на нем можно было узнать героя, выглядевшего вполне «революционно», и к тому же у художника явно не было никаких «формальных» проблем.
АКТИВИСТЫ
Коммунистическая субкультура и возможности карьерного роста
«Человек не может быть только хорошим или только плохим», — писал Макиавелли, а Жорж Лефевр утверждал, что именно убежденность в том, что служишь одновременно своим собственным интересам и интересам всеобщим, делает класс революционным. Чтобы понять, почему в послевоенное время наблюдалось массовое вступление «буржуазных» интеллектуалов в ФКП, следует вспомнить, что эта партия предоставляла очень молодым людям посты, которые в геронтократическом французском обществе обычно были доступны лишь пожилым людям. Например, молодой человек двадцати пяти лет возглавил колонны UEC (Союза студентов-коммунистов) во время большой демонстранции 28 мая 1952 года против американского генерала Мэтью Риджуэя, «Риджуэя-чумы», сменившего Дуайта Эйзенхауэра на посту командующего войсками НАТО в Европе. Также достаточно почетно для юного студента было * Марсель Кашен (1869-1958)—французский политик-коммунист.
стать репортером вечерней газеты Ce soir с тиражом боо ооо экземпляров и объехать в этом качестве страны социалистического лагеря. Жан-Туссен Десанти вспоминал послевоенное время: «Все, что ты говорил, моментально находило широкий отклик, это было очень лестно <...>. Ты становился рупором целой группы, ты больше не был интеллектуалом-одиночкой». Что же касается передачи Партией реальной власти этим перебежчикам, он говорит: «без колебаний: симулякр власти»17.
У активистов ФКП были свои мифы и установки. В 1950-е годы наименее наивные или же лучше информированные (те, кто читал Виктора Сержа и Бориса Суварина) поняли всю безжалостность сталинских репрессий. Однако эти «перегибы» нисколько не смущали «коммунистическую семью», приводившую три следующих аргумента: i) капиталистическому миру не пристало давать уроки гуманизма, поскольку сам он без большого успеха пытается удержать обломки колониальных империй, и всем известно, какими методами; 2) поддержка принудительной системы в СССР объясняется особыми и «объективными» историческими условиями: в 1914 году Россия была слаборазвитой страной; в 1918-м она оказалась опустошенной I Мировой войной, в 1918-1921 годах—Гражданской, а в 1941-1945 годах—II Мировой войной, в то время как на территории США после Войны за независимость была лишь война, вызванная сухим законом; 3) наконец, создание «нового человека»: деятельность христианства, занимавшегося этим на протяжении двух тысячелетий, привела лишь к Освенциму, поэтому ему (христианству) следовало бы оставить свои анафемы для внутреннего использования (папа отлучил коммунистов от церкви); к тому же немцы, католики и протестанты, тоже принадлежали к церкви. Являются ли Мичурин и Лысенко шарлатанами, как утверждает «буржуазная» пресса? Но ведь гелиоцентризм был осужден папой Павлом V через 73 года после смерти Коперника, а Галилей был приговорен святой инквизицией до конца своих дней находиться под домашним арестом за утверждение «она вертится».
Шахтер — «человек, которым мы восхищаемся»
Если Сталин, как уже говорилось, это «самый любимый человек», то шахтер — это «человек, которым мы восхищаемся». В 1950-х годах профессия шахтера передается от отца к сыну, четырнадцатилетние подростки на правах гордых наследников спускаются в шахту. Появляются три «художественных» произведения: в 1949 году—сборник рассказов Андре Стиля «Слово „шахтер“, товарищи» (другой перевод «Горняки») и фильм «Рассвет» (сценарий Луи Дакена), а в 1951-м — выставка картин Андре Фужерона «Страна шахт». В то время 8о% энергии вырабатывалось за счет угля, в шахтах трудилось свыше 300 ооо человек, горняки, осмелившиеся с 27 мая по 9 июня 1941 года провести забастовку, стали символом борьбы рабочих с нацизмом. Морис Торез участвует в этой мифологии, представляется потомственным шахтером (что является неправдой) и заявляет: «Есть такое величие в этой борьбе с природой, с материей, когда человек, как солдат, добывает уголь, находясь под землей, внутри сжимающей его скалы, сидя на корточках, иногда лежа» (Action, 22 марта 1946 года). Смелый, героический, мужественный, дисциплинированный, ответственный и непобедимый, шахтер не поддается судьбе, а преобразует ее, делает будущее светлым. Это новый, коммунистический человек, которого Арагон определяет так: «Шахтер—это тот, кто ставит человека выше себя самого <...>, кто не просит ничего для себя, но хочет всего для человека»18. Более того, он воплощает «новый тип интеллектуала», о чем с благоговением пишет политик-коммунист Лоран Казанова: «Каждое действие шахтера вызывает мыслительное усилие, новаторский метод мышления, выработанный миллионами пролетариев <...>. Рабочий действует на мыслительном уровне, значительно превышающем все существующие буржуазные идеологии»19. Каждый шахтер, даже если он не подозревает об этом, является коммунистом. Это идеальный тип пролетария, и его образцовость у мелкобуржуазных интеллектуалов может вызвать лишь чувство вины. Шахтер становится главным героем новой иконографии, которую пытается пропагандировать Партия. Определение культурной политики дал Лоран Казанова на XI съезде (1947). В живописи аллегория и символ осуждаются как проявления декаданса. Приветствуются портрет, индустриальный пейзаж, исторические фрески, прославляющие классовую борьбу. Безоговорочно заявляется, что художник должен стоять «на политических и идеологических позициях рабочего класса». «Формализм», в котором форма превалирует над содержанием, отрицается. Важнее всего сюжет, полное соответствие означаемого и означающего. Приводится безапелляционное заявление Жданова: «Все подлинно гениальное доступно, и оно тем гениальнее, чем доступнее для широких масс». Согласно методу социалистического реализма, действительность должна представляться в своем революционном развитии. Должен быть показан не только смысл борьбы, но и «неизбежность победы». Этим канонам идеальным образом соответствует картина Андре Фужерона «Парижанки на рынке», выставленная на Осеннем салоне 1948 года. В 1951 году «новый реализм» достиг вершины—в галерее Бернхайма состоялась выставка цикла картин Фужерона «Страна шахт». Жесткая критика, обрушившаяся со страниц газеты Le Monde, укрепила уверенность Партии в правильности своего «пути», возмущавшего «буржуазную» прессу. А на Осеннем художественном салоне того же года был настоящий апофеоз: полиция сняла семь картин, обвиненных в «оскорблении национальных чувств». Отныне Фужерон стал воплощением французской коммунистической живописи; в рубрике, которую он вел в коммунистическом журнале «Новая критика», он говорил, что буржуазные художники находят убежище в абстракции, потому что не могут вынести реальность. Как в любой субкульт