Американские фильмы
В межвоенный период путешествия были редкостью, поездки в Америку были уделом бизнесменов и богатых туристов. Незнакомый американский мир приходил к нам через кино. В те времена в субботние и воскресные вечера кинематографические «мессы» собирали целые семьи, и вестерны, мюзиклы и детективы стали частью частной жизни зрителей. Кинематограф давал людям именно то, чего они от него ждали: американский миф, а не американскую действительность, которая была не нужна французам, убежденным, что лишь их образ жизни, складывавшийся тысячелетиями, является правильным. Им нужен был Аль Капоне или гангстеры, лишь бы они оставались в Чикаго, а в Монтаржи жизнь продолжала быть безопасной. Они с интересом смотрели на скорое на расправу правосудие Дикого Запада и коррумпированность шерифов и чиновничества. Они тем более любили смотреть про то, как героические пионеры ехали в своих повозках все дальше и дальше к Тихому океану, что эти фильмы помогали собрать на воскресный обед детей и внуков. Кинематограф показывал контрмодель, то, что люди хотели для других, но не для себя; а может быть, где-то в глубине души они и хотели бы немного познать свободу и мечту. Кино скорее снимало комплексы, а не побуждало к подражанию, расслабляло, а не мобилизовало. Заокеанские триллеры не превращали порядочных молодых людей в гангстеров: благодаря им можно было «выпустить криминальный пар» и не переходить к преступным действиям. Надо учитывать, что американская кинопродукция потреблялась «широкой публикой», не разделявшей сдержанности элиты: фильм «Певец джаза» продержался на экранах сорок восемь недель, в 1929 году его посмотрели 500 ооо человек; первые фильмы про Микки-Мауса в «Парамаунте» показывались с 9 утра до 2 часов ночи. В 1917 году Эптон Синклер утверждал, что «благодаря кино мир унифицируется, то есть американизируется». Неужели?
Киножурналы
Для французской интеллигенции и тех, кто считал себя выходцами из «хороших семей», американский народ представлял собой разнородное сборище эмигрантов, многие из которых были «парвеню» и не могли претендовать на «изысканность», потому что приезжали за ней в Париж, столицу хорошего вкуса, распространявшую по всему миру платья, духи и кухню. Здесь, само собой разумеется, «все говорят по-французски». Конечно, США помогли победить Германию, но, прибыв к шапочному разбору, потеряли слишком мало людей, чтобы претендовать на военные заслуги, и если они и предприняли наступление на Сен-Миель, то лишь потому, что «пуалю»,'французские солдаты, подготовили им плацдарм. Именно из выпусков новостей французы узнавали о масштабах и ужасах кризиса в США. Сами французы находились в относительной безопасности, которую приписывали французскому здравомыслию и «чувству меры», не понимая, что глубинная причина благополучия кроется в технической и экономической отсталости, которая неизбежным образом превращала Францию в страну-музей. А в Америке в 1932 году насчитывалось 13 миллионов безработных, что вместе с семьями означало 30 миллионов человек, брошенных в бездну нищеты, оставленных на милость благотворительных обществ и скупых местных властей—на федеральном уровне не существовало никакой системы страхования от безработицы. На экране мелькали «гувервилли»*, трущобы множились не только по окраинам больших городов, но и в самом сердце Нью-Йорка—между Центральным парком и Гудзоном, где без газа, электричества и тепла ютились семьи безработных, выселенных из квартир, платить за которые они больше не могли. Среди этих безработных были инженеры, учителя, потерпевшие крах предприниматели и разорившиеся рантье—люди если не утонченные, то по меньшей мере почтенные и уважаемые, которых общество, претендующее на «цивилизованность», должно было бы предохранить от подобного унижения. Здесь, в этих киножурналах, было нечему подражать. Принималась лишь заокеанская музыка, презираемая американским мейнстримом,—джаз.
* Разговорное название палаточных поселений, в которых жили потерявшие работу американцы во время Великой депрессии.—Примеч. ред.
Джаз
Музыкальное искусство джаза родилось в самом начале XX века в Новом Орлеане, а именно в квартале красных фонарей Стори-билль. Слово «джаз» появилось лишь примерно в 1915 году, и его происхождение неизвестно (возможно, это жаргонный термин, означающий половой акт). В1917 году пуритане закрыли злачный квартал Сторивилль. Стиль «Новый Орлеан» парадоксальным образом расцвел в Чикаго времен сухого закона. Складывается «джазовая диаспора», которая под разными названиями («старый стиль», «мидл-джаз» и т. д.) утверждается в Европе. Мы не будем прослеживать историю одного из крупнейших эстетических течений современности, новоорлеанское—и негритянское—происхождение которого не предвещало его распространения по миру. Напомним лишь, что если французы отдались свингу (слово означает «покачивание», одновременно плавное и резкое), нельзя сказать, что это как-то повлияло на их частную жизнь. В1918 году по французским городам и весям гастролировали американские военные оркестры, они играли блюз, а удивленная и очарованная толпа танцевала под него. «I have the blues», — говорит чернокожий музыкант, что можно перевести как «на меня накатила тоска». Блюз, родившийся из повседневной жизни угнетенных чернокожих, не революционная песня: он выражает трагическую горечь. Вне культурного контекста блюз, который слушают и под который танцуют, становится фоновой музыкой, и можно предположить, что французы его воспринимали не так, как рабы с хлопковых плантаций Юга Соединенных Штатов. Тем не менее американская песня распространяется по Франции, и микрофон позволяет крунерам (Бингу Кросби, Фрэнку Синатре и др.) установить некие интимные отношения со слушателями. Слушатели же, как правило не понимая смысла текста, слышат в этих песнях свое, то, что нужно именно им и чего они ждут, происходит «адаптация» музыки французской культурной практикой. «Американская модель» не навязывается, а подстраивается под местные условия.
ВЕКТОРЫ АМЕРИКАНСКОЙ МОДЕЛИ. ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ
«Освободители»
Представление французов об американцах изменилось благодаря тому, что за тридцать месяцев — с 7 декабря 1941 года (Пёрл-Харбор) до 6 июня 1944-го (высадка союзников в Нормандии) США практически с нуля создали непобедимую армию. Позабыты увертки Рузвельта, когда в июне 1940 года премьер-министр Поль Рейно молил о помощи, и жертвы американских бомбардировок. Освободителей, ослеплявших своим богатством, шумно приветствовали. Со своих чудных автомобилей-джипов— американцы раздавали сигареты и жевательную резинку. Они выглядели беззаботными и уверенными в себе, как бы гражданскими в военной форме, без какого-либо высокомерия победителей. Державшиеся сдержанно левые (в первую очередь коммунисты, которым тогда отдавал голос каждый четвертый) подчеркивали, что вся работа была сделана русским мужиком и что если GI, американский солдат II Мировой войны, современная ипостась doughboy—солдата I Мировой, столкнулся с обескровленной немецкой армией, это потому, что вермахт понес невосполнимые потери на просторах России. Конечно. Однако факты неумолимы. Париж освободила американская армия, а не русские. Симона де Бовуар ездит по всему Тихоокеанскому побережью, и Les Temps modernes публикуют серию ее статей «Америка день за днем», рассказывающих недоверчивым левым об «американском чуде». В те времена невозможно было пересечь Атлантический океан за шесть часов. Тогда самолет еще не лишил человечество чудесных— и долгих—океанских путешествий, когда благодаря встречам на палубах и в каютах пассажиры знакомились со страной, в которую направлялись. У того, кто сегодня вылетает из аэропорта имени Шарля де Голля и приземляется в аэропорту имени Кеннеди, нет ощущения, что он попал в другой мир.
Все международные аэропорты похожи друг на друга. Не так обстояло дело с теми, кто ездил в США за знаниями с «про. дуктивной миссией». Путешествуя на корабле или на самолете (с промежуточными посадками в Ирландии, на Гренландии или на канадском острове Ньюфаундленд), они собирались открыть будущее для отставшей от освободителей старушки Франции, землю которой четыре года попирали оккупанты.
«Американский шок»
Лучше всего сложную реакцию на потрясение, произведенное американцами, описал Борис Виан. В момент освобождения этому инженеру, трубачу, музыкальному критику, актеру, поэту, романисту, большому любителю поиграть словами, патафизи-ку, лауреату Нобелевской премии по дерзости (если бы такая присуждалась), пародисту, порнографу—двадцать четыре года. Он утверждает: «Есть только две вещи: любовь к девушкам во всех ее проявлениях и музыка Нового Орлеана или Дюка Эллингтона». В 1946 году он заставил всех поверить в существование американского писателя Вернона Салливана, роман-нуар которого «Я приду плюнуть на ваши могилы» он якобы перевел, а в следующем году издал под своим именем роман «Пена дней», который Раймон Кено назвал самым душераздирающим романом о любви. О той эпохе, когда люди стремились освободиться не только от немцев, но и от всех табу (одно из модных джазовых кабаре так и называлось — «Табу»), рассказывают фильмы Жака Беккера («Свидание в июле», 1949). Любопытство, вызываемое «американской моделью», становится все более острым. На французский язык переводят Сарояна, Дос Пассоса, Миллера (который вызывает скандал), Фолкнера (который сбивает с толку), Колдуэлла, Стейнбека. Соглашение Блюма—Бирнса* «снимают всякие ограничения на импорт американских фильмов», гг июня 1946 года попавший
* Соглашение, подписанное Францией и США для реализации во Франции плана Маршалла.
в затруднительное положение Леон Блюм признает, что он вынужден был подписать эти соглашения «в порядке благодарности Соединенным Штатам». В результате началось вторжение на наши экраны старых американских фильмов, уже окупивших затраты на производство показами в США и потому поставляемых на французский рынок по низким ценам. В первой половине 1947 года в кинотеатрах показывают 338 американских фильмов и только 54 французских. Режиссер Луи Жуве возглавляет протестное движение, его поддерживают левые. В следующем году «соглашение» будет пересмотрено.