История человечества в великих документах — страница 49 из 73


Купленная США Луизиана занимала территории не менее 13 современных штатов


Однако первого консула Франции Наполеона Бонапарта Америка вообще не интересовала. У него были иные проблемы. Какой там Новый Орлеан – впереди его ждали Берлин, Вена и Москва; Аустерлиц, Трафальгар и Бородино, и на всё это нужны были деньги. Поэтому американская делегация прямо с колёс получила от французского правительства неожиданное предложение – выкладывайте 15 млн долларов и забирайте всю территорию Луизианы себе. Американцы мгновенно согласились. Ещё бы: гектар новой родины обходился США всего в 7 центов. Интересно, что в договоре цена покупки указывалась в пересчёте не только на республиканские франки, но и на турские ливры – дореволюционную валюту Франции. Подписано – Бонапарт.

«Первый Консул Французской Республики, желая дать Соединённым Штатам убедительное доказательство своей дружбы, сим от имени Французской Республики уступает Соединённым Штатам указанную территорию навсегда и во всей полноте суверенитета со всеми правами и принадлежностями».

Но даже турских ливров у американцев не оказалось. Как и подобает настоящим дельцам-янки, они уговорили французов взять вместо наличных государственные облигации США, которые Наполеон мгновенно перепродал по дешёвке в руки британских банкиров. В результате французская казна получила не 15 млн, а 9 млн, а американская потратила не 15 млн, а 21 млн. Остальное в виде процентов и дисконтов съел частный капитал, в первую очередь банкирские дома Лондона и Амстердама.

Была и ещё одна сторона, получившая хорошую прибыль от сделки века, – вожди индейских племён. Крупнейшая в истории земельная сделка совершалась вслепую – американцы приобретали огромного кота в мешке. Надёжных карт Луизианы не существовало, даже течение Миссисипи было не до конца изучено. На этих землях жили народы, многие из которых в глаза не видели ни первого консула Бонапарта, ни президента Джефферсона, ни вообще никого из бледнолицых. Этих людей покупали и продавали вместе с их землёй, и в договоре уместилась лишь пара строк о судьбе индейцев:

«Соединённые Штаты обещают исполнять договоры и статьи, заключённые между Испанией и племенами и народами индейцев до тех пор, пока по взаимному согласию Соединённых Штатов и указанных племён и народов не будут заключены другие подходящие соглашения».

Фактически Штатам придётся выкупать земли повторно у индейских вождей – и на эти цели будет потрачено денег даже больше, чем на сделку с Францией. А какие соглашения вожди и американские власти при этом сочтут «подходящими», народы Америки узнают чуть позже. К концу XIX столетия из нескольких миллионов индейцев в 13 штатах, на которые будет разделена Французская Луизиана, останется в живых сотня тысяч человек, пугливо выглядывающих из-за оград резерваций.

Как ни странно, в американском обществе не было единства по поводу приобретения столь обширных земель. Северяне боялись роста влияния западных (фермерских) и южных (рабовладельческих) штатов, а южане протестовали против намерения Джефферсона предоставить гражданство свободным неграм на новых территориях. Сразу после приобретения Луизианы в партии федералистов созрел заговор с целью отделения от США и создания «Северной Конфедерации» (как видим, гражданская война Севера и Юга могла разразиться уже тогда). Лидер федералистов Александр Гамильтон, известный ныне миру в качестве десятидолларовой банкноты, считал земли за Миссисипи никому не нужными:

«Это пустыня, по которой бродят многочисленные индейцы… Учитывая, что и нынешняя территория США заселена едва на одну шестнадцатую, …её заселение выглядит слишком отдалённым и… будет оставаться домыслом многие годы, если не века».

Всего через шесть лет после этой речи первое американское поселение будет основано на Тихоокеанском побережье.

А покупка Луизианы станет для США началом череды масштабных приобретений. В 1819 г. у испанцев будет за бесценок куплена Флорида, в 1848 г. США заплатят Мексике за огромную территорию юго-западных штатов, включая и Калифорнию. Самым последним приобретением Америки станут Филиппины в 1898 г., а самым обидным (для нас с вами) – конечно, Аляска в 1867 г. Но ни одна из этих сделок по своему масштабу и близко не будет стоять к договору 1803 г.

Россия никогда не покупала земель – не только у государств, но и у племенных вождей. Земля доставалась ей по праву силы либо в результате «добровольного вхождения» разной степени добровольности. Позже те самые народы, что добровольно вошли в состав, из этого же состава добровольно и вышли. Денежные приобретения США, как видим, оказались значительно надёжнее.

Документ № 67«Завещание Петра I» (1812 г.)

традиции западной русофобии

«русский след» в европейской политике

Конспиративные теории всегда находят своего благодарного слушателя. Протоколы сионских мудрецов, всемирное масонское правительство, планы ядерной войны авторства СССР или США, биологическое оружие – все эти интереснейшие проекты давно и широко открыты публике, о них можно прочесть десятки книг, и спрос на них не иссякнет никогда. Теории заговора порождаются страхом и неприязнью, а у этих двух чувств чрезвычайно велики глаза.

Сегодня утром, когда я садился за эту главу, в глаза мне бросился заголовок одного из интернет-изданий: «Лондонская «Таймс» о вмешательстве России в Брекзит». Мы живём в интересную эпоху повсеместной «охоты на русских ведьм» в Европе и Америке. Тяжёлый российский след ищут (и чаще всего успешно находят) в выборах, референдумах, политических скандалах, катастрофах и любых других событиях, иногда вовсе абсурдных. Но если кто-то из уважаемых читателей полагает, что эта теория «всемирного российского заговора» – что-то новое, вы просто хорошо подзабыли старое. Давайте узнаем, как всё начиналось.

В начале 1812 г., когда кто-то из солдат Наполеона уже «штык точил, ворча сердито» у российских границ, в Париже вышла в свет и была широко растиражирована работа Шарля-Луи Лезюра, штатного сотрудника Министерства иностранных дел Франции, с набатным заголовком «О возрастании русского могущества с самого начала его и до XIX века». В ней был пересказан документ, о существовании которого до этого почти столетие почему-то никто не упоминал: сенсационное завещание российского императора Петра I, в котором он развернул перед своими наследниками «дорожную карту» по завоеванию всей Евразии.


Титульный лист сенсационной фальшивки


Со времён Аттилы Европа не знала ничего более кровожадного. По словам Лезюра, Пётр Великий завещал своим последователям

«поддерживать русский народ в состоянии непрерывной войны, чтобы солдат был закален в бою и не знал отдыха: оставлять его в покое только для улучшения финансов государства, для переустройства армии и для того, чтобы выждать удобное для нападения время. Таким образом, пользоваться миром для войны и войною для мира в интересах расширения пределов и возрастающего благоденствия России».

Стравливая европейские державы между собой и одновременно войнами ослабляя всех без исключения соседей, лезюровский Пётр планировал в конце концов добраться до Индии и захватить Проливы (ох, эти вечные Проливы, сколько пролито над ними чернил!), ибо «обладающий ими будет обладателем мира». Программа вырисовывалась впечатляющая.

Неожиданно всплывшая фальшивка пала на хорошо удобренную почву. Уже в начале XVIII в. победы Петра над Швецией поставили Россию в ряд великих европейских держав, и с середины столетия новая империя начала играть всё более активную роль в европейской геополитике. В 1760 г. русские войска взяли Берлин (в первый, но не в последний раз), в 1772–1795 г. к России была присоединена бо́льшая часть земель Речи Посполитой, с её западных рубежей теперь просматривалась Германия. А в 1799 г. Суворов и Ушаков уже вовсю воевали в Италии, хозяйничая в Риме и Генуе. Границы России неуклонно расширялись и на Севере за счёт Швеции, и на юге – за счёт Османской Империи. Да и без военных сводок любой европеец гарантированно мог испытать тревогу при одном лишь взгляде на карту континента, над которой теперь нависала необъятная территория России.

Бесконечное усиление российского влияния не могло не беспокоить Европу, давно привыкшую жить в условиях политического баланса. Уже в середине XVIII столетия в печати Великобритании и Франции начинают появляться статьи с признаками беспокойства, опасений и открытой враждебности по отношению к северному гиганту. В начале следующего века Наполеон, сам мечтавший о захвате Европы, прекрасно понял, что основные события его жизни развернутся в России. Готовиться к московскому походу нужно было не только в казармах, но и в типографиях. Так и родилось подложное «завещание Петра».

Вероятно, сложилось оно с лёгкой руки шевалье д’Эона, известного французского авантюриста и трансгендера, служившего в посольстве Франции при дворе Елизаветы Петровны в 1750-х гг. Вернувшись из России, д’Эон (сначала в образе мужчины, а затем и женщины) неоднократно пересказывал, как ему удалось разыскать в тёмных петергофских архивах завещание российского императора и тайно вывезти его копию во Францию. То, как именно французский подданный получил доступ к топ-секретным файлам русской короны и, не владея русским языком, смог не только отыскать завещание, но прочесть его и скопировать, осталось загадкой, однако то, что автором «завещания» является именно д’Эон, нынешняя наука считает вполне вероятным. Уж слишком много чести оказывает документ именно Франции:

«Когда Швеция будет раздроблена, Персия побеждена, Польша похоронена, Турция завоёвана, армии соединены, Черное и Балтийское моря охраняемы нашими кораблями, тогда надлежит под великою тайною предложить сперва Версальскому договору, а потом Венскому разделить власть над Вселенною».