Согласно более поздней греческой традиции, составителем этих поэм был иониец по имени Гомер, который происходил или из города Смирна в Малой Азии, расположенного в сердце ионических поселений, или с острова Хиос, недалеко от ионического берега. До сих пор идут споры, кем был (или не был) Гомер; существующие теории включают в себя все возможные варианты – от гения-одиночки до целой школы поэтов, пишущих под одним именем. Сами поэмы несут все признаки устного рассказа: двухсловные сочетания, которые повторяются снова и снова (винно-темный, быстро-ногий, бело-лицый, дивно-волосый), давая поэту прямую возможность сохранять ритм произносимой строки; формальные фразы, которые замыкают каждую сцену («так сказала она крылатыми словами», «они долго сидели неподвижно, молча»);15 и так называемые кольцевые композиции, в которых поэт создает себе удобный мысленный якорь для эпизода, начиная его с середины, затем возвращаясь назад, к началу, а потом уже доводя вперед и до конца.[156]
Никто не знает наверняка, когда были записаны эти песни или поющиеся легенды. Во время Темных веков Греции только микенцы сохраняли некий род письма, но и они очень мало им пользовались. Но вне зависимости от того, когда были записаны поэмы, они четко отражают мир до 800 года до н. э. Не только «Илиада» и «Одиссея», но и вся греческая мифология, как считает классицист Кен Доуден, «написана на Микенской географической карте»;16 детали вооружения (шлем с кабаньим клыком) и драгоценности отражают мир до прихода дорийцев.17
С другой стороны, эпические поэмы демонстрируют также знания о заморских поселениях, невозможные в Микенскую эру.18 Язык поэм – это язык VIII века. Даже имя Приама, царя Трои, относится к новохеттскому языку, на котором говорили обитатели Куэ и других разбросанных осколков хеттской империи.19
Истории о Трое и героях, которые сражались против нее, знакомят с дорийским, аркадским и ионийским мифическим общим прошлым. В Илиаде каждый город немедленно посылает свои корабли в ответ на призыв Агамемнона; такого единения действий греки никогда не смогли достигнуть. Но история отражает начало роста понимания идентичности между греческими городами, которая отделяла их от других людей.
В Илиаде мы впервые находим упоминание о тех, кто живет вне племенного круга греков – Гомер называет их barbaro-phonoi, «странно говорящие».20 Это было простым делением людей на тех, кто говорил на греческом диалекте, и на тех, кто на нем не говорил.
Это было также зерном идеи, которая продолжит все более и более туго сплетаться в умах греков. Человеческая природа той эпохи являлась бинарной; человек был или греком, или не греком, и идентификация грек становилась стержнем его самоосознания.
Сила этой идентификации имеет свои корни, как ни парадоксально, в разделенности греческих царств в ту эпоху, в 800-е годы до н. э. Они не имели ни политического единства, ни общности цели, достаточно мало было общего и в их образе жизни. Они жили в различных городах, имели различных царей, различные природные условия – но они все говорили на неких вариантах греческого языка. Сходство их речи и их воображаемое общее прошлое были теми нитями, что удерживали их вместе.
Сравнительная хронология к главе 48
Глава сорок девятаяТорговые посты и колонии
Между 800 и 720 годами до н. э. в Греции начинаются Олимпийские игры, а в Италии строятся греческие города и город Рим
Гомеровская флотилия кораблей была знакомой картиной для любого грека, который жил возле воды:
Вот появляется толпа, идущая по полю…
Звучит все громче поступь ног тяжелая
По рыхлому песку; к волне у мола
Ведут обоз под гомон нарастающий,
К судам, давно товары ожидающим.1
Греческие купцы плавали через Эгейское море с острова на остров, на берега Малой Азии, на Крит и назад на материк. Ко времени Гомера корабли из греческих городов совершали также регулярные заходы на юго-западное побережье полуострова, чтобы торговать со здешним населением.
До 1200 года до н. э., когда микенцы все еще находились на вершине своей мощи на востоке, Италийский полуостров[157] был занят мелкими, сильно разбросанными поселениями, которые располагались вдоль него, от «каблука» до верха «сапога». Несмотря на большие расстояния между ними, они изготавливали однотипные глиняные изделия – это предполагает, что культура этих людей имела одно происхождение. Из-за того, что эти поселения лежали вдоль Апеннинской гряды, археологи причисляют их жителей к «Апеннинской культуре».2
В течение Темных веков Греции Апеннинская культура дала несколько ветвей. Различия начали появляться не только в гончарных изделиях, но и в оружии и доспехах. Железные инструменты и оружие медленно распространялись по полуострову. Население росло, теперь в одном поселении могло жить больше тысячи человек.3 До 1200 года «италийцы» все еще закапывали своих мертвецов. Теперь же значительное число деревень на севере начало сжигать трупы.[158]
Ко времени, когда греческие корабли начали прибывать сюда для торговли, население полуострова уже обрело различные обычаи, которые археологи используют как способ отличия ранних италийцев друг от друга. Деревни, которые все еще закапывали своих мертвецов, распались на три группы: фосса, которая тянулась вдоль нижнего западного побережья и в носок Италийского «сапога»; апулиан, как раз над «каблуком», и средне-адриатическая группа, вдоль гряды Аппеннин.4 Северные деревни, которые теперь кремировали покойников, делились на четыре группы: группа голасецца на западе, которая хоронила вместе с воинами колесницы и доспехи; эсте на востоке, где изготавливали прекрасную бронзу; вилланова на юге, которые не только сжигали мертвых, но затем хоронили пепел в урнах; и группа латиаль – южнее племени вилланова, отделенная от него рекой Тибр.
Племя латиалей укладывало пепел умерших не просто в урны, но в крохотные хижины, которые были копиями домов живущих, сделанными как место для проживания мертвого. Их собственные хижины были простыми, а поселения – незащищенными; римский историк Варрон говорит нам, что они «не знали назначения стен и ворот». Крохотные деревушки, для безопасности выстроенные на вершинах холмов, объединялись общим наречием. Они говорили на непонятном языке, называемом латынь – одном из минимум сорока различных языков и диалектов, использовавшихся на полуострове.[159]5
Греческие корабли подходили к берегам Южной Италии и покупали здесь металл и зерно; они также заходили на крупный южный остров, названный позднее Сицилия. Эта выгодная торговля приводила к созданию укрепленных торговых факторий, где греческие купцы не только останавливались, но также жили как минимум часть года.6
Около 775 года до н. э. северо-западный греческий город Халкида и восточный город Эретрия послали объединенную торговую экспедицию, чтобы построить факторию дальше на севере, в районе современного Неаполитанского залива. Эта фактория находилась на территории вилланованов, которых греки называли тирренцами. Вскоре греческие мотивы начали появляться в украшениях и орнаментах вилланованов.
Халкида и Эретрия, взаимодействуя к общей пользе, лидировали в контактах греков за пределами мира, в котором говорили на греческих диалектах. Как раз в это же время храм Зевса и Геры[160] в греческом городе Олимпия начал расти в размерах благодаря прибытию издалека паломников-греков. Дальше на север, в Дельфах, паломников привлекал другой род жречества – оракулы, то есть предсказатели, которые советовались с богами, чьих подсказок и пророчеств жаждали люди. На острове Делос вырос храм Аполлона и воинственной богини Артемиды. Эти священные места быстро становились общеэллинскими, принадлежащими не только ближайшему городу, но всем, говорящим на греческом языке. Они также дали рождение первому греческому союзу. Города соединялись в amphictyonys — объединения, которые совместно поддерживали какой-либо храм или священное место; так зарождалась кооперация.
Самое примечательное, что греческие города объединялись для проведения единого праздника в честь бога Зевса. Первый из этих праздников, ставших потом традиционными, был проведен в 776 году – не позднее, чем через год после объединенной экспедиции Халкиды и Эретрии. Почитатели бога собрались в Олимпии.
Олимпия много веков была религиозным центром, здесь проводили свои жертвоприношения и ритуалы многие народы.[161] В 776 году царь Элиса, крохотного городка к северу от Олимпии, отправился к оракулу в Дельфах спросить его, как можно прекратить войны между греческими городами. Оракул велел ему превратить обряды в Олимпии в официальный праздник, во время которого должно было объявляться перемирие. С этого момента, согласно самым старым источникам, каждые четыре года в Олимпии проводились официальные игры. Во время игр по всему греческому миру объявлялось Олимпийское перемирие; оно длилось сначала месяц, а позднее его продлили до трех месяцев, чтобы греки с дальних концов могли благополучно приехать в Олимпию и вернуться назад. 7
Но на деле игры никогда не приносили мира, как надеялся царь Элиса. Они лишь напоминали греческим городам, что те объединены не только единым языком, но и поклонением одним и тем же богам, и война – не единственный возможный способ взаимоотношений между ними.