Несколько исторических трудов принадлежало нумидийскому царьку Юбе II (умер в 20 г. н. э.): «Римская история», «История живописи», «История театра». Эти произведения не сохранились и известны нам потому, что ими пользовались позднейшие писатели. К этому же времени относится и очерк греческой мифологий, известный под названием «Библиотеки Аполлодора», о котором мы говорили выше (гл. XIX).
Труды Диодора, Страбона, Николая Дамасского и т. п. явно свидетельствуют о потребности общества в популярных книгах, которые могли бы заменить обращение к специальным исследованиям предмета.
Одновременно с такими обобщающими работами стала привлекать к себе интерес местная история отдаленных областей римской империи, которые достаточно усвоили греческий язык и приобщились к греческой культуре, так что могли уже вносить свой вклад в образование нового миросозерцания. В этом отношении заслуживает внимания историк Иосиф Флавий и философ Филон.
Представителями стоической школы в I в. н. э. были Корнут, учитель римских поэтов Персия и Лукана, и Мусоний Руф. Оба они были изгнаны из Рима Нероном. Сохранилось сочинение Корнута «Очерк преданий по греческому богословию». Вся греческая религия рационализируется и сводится к аллегорическим образам. Образцом такой символической литературы может служить «Картина» Кебета (конец I в. н. э.).
3. АТТИЦИЗМ И ВТОРАЯ СОФИСТИКА
Во II в. н. э. при императоре Адриане (117—138 гг. н. э.) после длительных волнений и борьбы разных претендентов за власть наступила временная стабилизация. Это открыло возможность для некоторого культурного подъема, в котором отдельные ученые усмотрели даже признаки «золотого века». Но этот подъем был лишь внешним. Строились и росли новые города, как, например, Адрианополь, Фессалоника (современные Салоники), Птолемаида и Тивериада (в Финикии), Пальмира (между Сирией и Месопотамией), Смирна (в Малой Азии) и особенно Антиохия, но зато многие города были разрушены или пришли в упадок, превратившись в захолустье, например Коринф, Мегары и др. (Плутарх, «Об упадке оракулов», 8, р. 413 F; Дион Хрисостом, VII, 34 и 42). Пелла, бывшая прежде столицей Македонии, представляла, по свидетельству Диона Хрисостома, груду кирпичей (XXXIII, 27). В Аттике истощились знаменитые Лаврийские серебряные рудники (Страбон, IX, 1, 23, р. 399). Афины сохраняли только память своей былой славы. Местное производство в греческих городах замерло, и населению приходилось пользоваться по преимуществу привозными продуктами, платя за них высокие цены, как видно из надписей, сохранивших распоряжения властей.
Население греческих областей вследствие постоянного общения между отдельными частями перемещалось, вбирая в себя разные этнические элементы, но общим культурным языком на всем востоке империи был греческий язык. Поэтому характерным явлением литературы этого времени было то, что она создавалась людьми самого разнообразного происхождения; тут мы встречаем сирийца Лукиана из Самосаты, Биона Борисфенского из Ольбии, Мелеагра из Гадары в Палестине, Афинея из Невкратиса в Египте, Диона Хрисостома из Прусы в Вифинии и т. д. В городах большинство населения составляли рабы. Но они уже становились бременем для своих хозяев, так как не окупалось их содержание. Свободное сельское население оказалось в полной зависимости от богатых землевладельцев. В 172 г. в Египте вспыхнуло крупное восстание так называемых «буколов» (пастухов). Обнищавшие свободные люди, рабы, вольноотпущенники и разноплеменные «варвары» — все объединялись в общем протесте против условий жизни, а более смелые из них пополняли армию разбойников, которая пользовалась поддержкой мирного населения. Вот почему разбойникам отводится много места в романах этого времени, появляется даже тип благородного разбойника. Это — явный симптом надвигающегося крушения всей античной системы.
«Население, — читаем мы у Энгельса, — все больше и больше разделялось на три класса, представлявшие собой смесь самых разнообразных элементов и народностей: богачи, среди которых было не мало вольноотпущенных рабов (см. Петрония), крупных землевладельцев, ростовщиков, или тех и других вместе, вроде дяди христианства Сенеки; неимущие свободные — в Риме их кормило и увеселяло государство, в провинциях же им предоставлялось самим заботиться о себе; наконец, огромная масса рабов»[240].
Чувствуя себя постоянно под угрозой взрыва гнева со стороны угнетенных низов, разбогатевшие магнаты искали поддержки у высшей власти и в то же время старались в глазах народа разыгрывать роль «благодетелей», оплачивая почетные титулы богатыми пожертвованиями, раздачами продуктов и роскошными постройками. В числе горячих поклонников греческой культуры был сам император Адриан, который щедро покровительствовал греческим художникам и писателям. Приближенные, естественно, старались подражать его примеру. Среди них особенную известность приобрел уроженец Аттики, крупный богач Герод (Ирод), получивший даже прозвище «Аттика». Он соорудил в Афинах грандиозный стадион, заново отстроил храм Зевса, начатый еще Писистратом, Одеон — театральную постройку, остатки которой в настоящее время снова приспособлены для представлений. Афины, как и многие другие города, были украшены памятниками и статуями таких «благодетелей» и надписями с почетными постановлениями в честь них, отчасти сохранившимися до сего времени.
Стремление оживить былую славу Афин продолжалось и при преемниках Адриана и отчасти даже в III в. н. э. Антониной Пием (138 — 161 гг. н. э.) в Афинах была учреждена школа риторики, а Марком Аврелием (161 — 180 гг. н. э.) четыре кафедры философии — академической, перипатетической, стоической и эпикурейской. Однако покровительство богачей и высокопоставленных людей имело и обратную сторону, так как часто делало из философов параситов-прихлебателей. Это было едко осмеяно замечательным сатириком Лукианом, а затем дало основание Марксу говорить, что в то время философы в большинстве превратились в шутов и скоморохов на службе у богачей. В статье «Бруно Бауэр и первоначальное христианство» Энгельс писал: «Философы были или просто зарабатывающими на жизнь школьными учителями, или же шутами на жалованье у богатых кутил. Многие были даже рабами»[241].
На таком покровительстве знатных и богатых людей держался внешний блеск этой эпохи, и этим определяются основные черты литературы — по преимуществу показной ее характер.
Ко II в. н. э. относится деятельность нескольких крупных писателей. Характерным для них является стремление возвратиться к лучшим временам литературы, возродить мастерство знаменитых аттических ораторов. В противоположность напыщенности, высокопарности и манерности азиатского стиля уже теоретики конца I в. до н. э. Кекилий и Дионисий Галикарнасский поставили в образец простоту, выразительность и изящество знаменитых аттических ораторов, особенно Лисия и Демосфена. Однако у многих это течение ограничивалось лишь формальными изменениями и в общем было только преобразованием азиатского направления. Новые писатели пользовались аттическим диалектом, хотя и с примесью элементов современной речи. Этому направлению присвоено название «аттицизма». Вспоминая научный подъем V—IV вв. и возникновение ораторского искусства, деятели этого нового направления стали называть себя софистами, вследствие чего оно известно также под названием «второй софистики». Но оно возникло в такое время, когда живой ораторской речи в народных собраниях и в судах почти уже не было, и потому оно развивалось только в школах, не связанное с народными массами, как искусственно культивируемый цветок, как «искусство для искусства». Выступления ораторов превращались в своего рода концерты для избранной публики. Оторвавшись от живой действительности, это направление не создало почти ничего оригинального, жило перепевами старого и потому было в основе своей мертвым и реакционным. Лукиан едко высмеял его в пародийной речи «Похвальное слово мухе».
Руководящее значение в литературе II в. н. э. принадлежало риторике. Поэзия оказалась оттесненной на задний план, и многие поэты известны нам лишь по именам. Сохранилась поэма «Описание Вселенной» Дионисия Периегета (т. е. описателя) в 1187 стихах, которая переводилась на латинский язык и на много столетий сделалась основой для преподавания географии. Впрочем, она является только переложением данных из работ прежних ученых и ничего оригинального не содержит. Сохранились еще поэмы Оппиана (конец II в. н. э.) «О рыболовстве» и «Об охоте» — изложение специальных тем изящными стихами. К концу II в. относятся, по-видимому, и «Басни» Бабрия. Это главным образом стихотворные переработки так называемых басен Эсопа: «Больной лев», «Лисица и Олень», «Волк и Журавль» и т. п. (ср. гл; I, с. 31). Тут повторяются сюжеты, использованные отчасти и Федром(1 в.) в римской литературе. Но есть у Бабрия и басни на современные темы. В общем же его творчество не блещет особенной художественной силой. Басни эти написаны холиямбами по образцу Гиппонакта. В языке их впервые замечаются признаки перехода от метрического принципа стихосложения к тоническому — совпадение в окончании стиха ритмического ударения с естественным речевым ударением.
Серьезная драма явно уступила место мимам, т. е. мелким сценкам вроде фарса, по преимуществу сомнительного содержания, и пантомимам, т. е. балету, а искусство актеров почти всецело перешло к танцорам, которые должны были изощряться в мимическом воспроизведении самых драматических сюжетов — смерти Аякса, подвигов Гектора и т. п. Интересные сведения об этом сообщает Лукиан в сочинении «О пляске».
Одним из первых и характерных представителей второй софистики был упомянутый уже покровитель искусства Герод (Ирод) Аттик (101 177 гг. н. э.) из Марафона в Аттике. Ему принадлежало много речей — декламаций и писем. Сохранилась же только речь «О государственном устройстве», однако принадлежность ее Героду большинством критиков отвергается. Герода далеко превзошел