Престарелый троянский царь Приам обрисован исключительно привлекательными чертами. Это тип настоящего патриарха, окруженного многочисленной семьей. По старости он уступил право военачальника старшему сыну — Гектору. От имени всего народа он совершает жертвоприношение богам (III, 245 — 301). Он отличается мягкостью и обходительностью. Даже к презираемой и ненавидимой всеми Елене он относится очень сердечно. Но несчастье преследует его, и почти все сыновья его гибнут от руки Ахилла. Выше мы отмечали потрясающие сцены его страшного горя при виде смерти Гектора и затем поездку его в стан врагов для выкупа тела сына. Сами боги не остаются равнодушными к его горю, и Гермес провожает его в этой поездке.
В «Одиссее» живо обрисована личность Телемаха. Поэма изображает постепенный рост этого юноши. Хотя со времени отъезда отца его с острова Итаки прошло двадцать лет, в начале поэмы он представлен еще совсем юным и несамостоятельным, в чем он и сам признается матери (XVIII, 227 — 232). В конце же поэмы он деятельно помогает отцу в расправе его с женихами. В его образе греки могли видеть характерный для того времени тип идеального юноши — «эфеба».
В поэмах мы встречаем и ряд женских образов. Бросается в глаза, что гомеровские женщины менее связаны условностями жизни, чем их позднейшие преемницы. В «Илиаде» перед нами проходят: супруга Гектора Андромаха, мать его Гекуба, Елена и пленница Ахилла Брисеида, в «Одиссее» — Пенелопа и Елена, феакийская царица Арета и царевна Навсикая, а также нимфа Калипсо и волшебница Кирка. Особенно выразительны образы Андромахи и Пенелопы.
Андромаха — верная и любящая супруга Гектора. Она живет в постоянной тревоге за мужа, который, как она видит, не жалеет себя, постоянно участвуя в боях, «губит себя своей доблестью» (VI, 407). В момент его прихода в город она бежит к нему навстречу, сопровождаемая служанкой, которая несет на руках ее младенца-сына, и тут происходит знаменитая сцена. Судьба Андромахи глубоко трагична. При разорении Ахиллом ее родного города Фив Плакийских убиты ее отец и братья, а мать вскоре после этого скоропостижно умирает. Для Андромахи вся жизнь теперь в ее любимом супруге. Но она полна горького предчувствия: умрет он и что тогда будет с ней и их сыном? Простившись с ним, она в доме с рабынями уже оплакивает его, как мертвого (VI, 500 — 502). Заслышав вопли на стене, она бежит, чтобы узнать скорее, что случилось, и вдруг видит, как Ахилл волочит по полю тело Гектора; она лишается чувств и падает на руки сопровождавших ее женщин (XXII, 460 — 467). Андромаху мы видим еще раз в конце поэмы, когда она оплакивает мужа при погребении (XXIV, 723 — 745). Этот трогательный образ не раз привлекал внимание поэтов и в позднейшие времена, например Сапфо, Эврипида (в трагедиях «Андромаха» и «Троянки») и др.
Образцом семейной добродетели и верности обрисована Пенелопа в «Одиссее». После самого Одиссея она является главным действующим лицом в поэме. В течение двадцати лет, пока отсутствует Одиссей, она не изменила к нему своих чувств и упорно верит в его возвращение. Положение ее крайне трудное, так как она окружена недоброжелательными людьми, которые считают ее вдовой и добиваются ее руки, надеясь таким образом получить и царскую власть. Не будучи в состоянии бороться, она вынуждена действовать хитростью. В течение трех лет она обманывала их под предлогом, что ей необходимо прежде всего выткать погребальный покров для старого свекра Лаэрта. Но хитрость ее была раскрыта, и осталась надежда только на то, что женихи не достигнут успеха в состязании, стреляя из старого лука Одиссея. Замечательно, с какой психологической глубиной описаны ее встречи с не узнанным еще Одиссеем. Когда она видит, как женихи оскорбляют неизвестного странника в ее доме, она возмущается и вспоминает, что в прежнее время все люди находили в этом Доме радушный прием. Она расспрашивает Эвмея об этом страннике и, услыхав, что он рассказывал ему про Одиссея, хочет сама поговорить с ним. А поздно вечером, обрадованная вестью, что муж жив и скоро вернется, она не знает, как наградить вестника, и велит нянюшке Эвриклее омыть ему ноги (XIX). На другой день, сделав приготовления к состязанию, она не в силах глядеть, как будет решаться ее судьба (XXI). Когда же Одиссей после убийства женихов называет ей себя, она долго не может признать его, не верит своим глазам, и только напоминание о некоторых подробностях их личной жизни убеждает ее в том, что перед ней действительно ее долгожданный супруг (XXIII). В ее образе воплотился высший идеал женского благородства и верности.
Противоположностью Пенелопе является в «Илиаде» Елена. Однако преступление ее уже в прошлом; опьянение страстью, заставившее ее некогда покинуть дом Менелая, сменилось горьким сожалением, и она, сознавая свою ошибку, кается в этом перед Приамом (III, 173 — 176). Кроме того, она убедилась, что Парис, ради которого она пожертвовала своей честью, не отвечает ее идеалу; перед лицом оскорбленного мужа он оказывается трусом. Елена исполнена презрения к нему, но богиня Афродита снова властно бросает ее в объятия этого человека (III, 390 — 420).
Еще Г. Э. Лессинг[59] обратил внимание на то, как поэт описывает красоту Елены: он не перечисляет отдельных признаков, а показывает впечатление, которое она производит на окружающих. Когда она появляется на городской стене, старцы — советники Приама — обмениваются между собой впечатлением.
Чуда нет в том, что троянцы и в поножах славных ахейцы
Из-за подобной жены переносят так долго страданья:
Дивно похожа она на бессмертных богов своим видом.
(III, 156-158)
А Гёте во второй части «Фауста» в образе Елены пытается показать идеал вечной женственности.
В «Одиссее» мы снова встречаем Елену. Она уже вернулась к своему законному супругу и вспоминает со скорбью о своем безумном увлечении, стоившем жизни стольким доблестным людям (IV, 145; 259-264).
Мимолетно проходит перед нами обаятельный образ царевны Навсикаи, которая во всей своей юной красе предстала перед Одиссеем на острове феакийцев (VI). Отец ее, Алкиной, тонко понимает ее тайные девичьи думы. Ей захотелось поехать на берег моря, чтобы стирать белье: она мечтает о том, чтобы самой быть хозяйкой (VI, 66 сл.). Находясь в таком возрасте, она боится, чтобы не увидели ее в сопровождении незнакомого мужчины (VI, 273 — 288). Глядя на статную фигуру Одиссея, она мечтает, чтобы таким оказался ее будущий муж (VI, 244 сл.). (Эту же мысль высказывает потом и сам Алкиной — VII, 311 — 315.) А позднее она выражает пожелание, чтобы Одиссей не забывал, что ей он обязан своей жизнью (VIII, 461 сл.).
Таковы главные образы гомеровских поэм. Все они отличаются цельностью, простотой, во многих случаях даже наивностью, которая характерна для эпохи «детства человеческого общества». Они обрисованы с замечательной силой и жизненностью и отмечены глубочайшей человеческой правдой, что и обеспечивает этим образам бессмертие. Вместе с тем они могут быть в полной степени признаны типичными для своей эпохи. Выведенные в типичных обстоятельствах с точным воспроизведением современной обстановки, они дают нам широкое представление о примитивном, стихийном реализме[60].
6. ОСОБЕННОСТИ ЭПИЧЕСКОГО СТИЛЯ
При рассмотрении гомеровских поэм можно заметить большое сходство их с богатырским эпосом других народов — с русскими былинами, юнацкими песнями южных славян, монголо-ойратским и киргизским эпосами, старофранцузской «Песнью о Роланде», древне-германской «Песнью о Нибелунгах», карело-финской «Калевалой», эстонским «Калевипоэгом» и т. д. Наблюдения над всеми этими памятниками показывают общий характер эпического творчества, одинаковые поэтические приемы, известное сходство героев, некоторые общие черты в миропонимании и т. д. Таким образом, можно говорить об общности народно-эпического стиля, которая объясняется некоторым сходством общественных условий.
Попытаемся же определить основные черты этого стиля.
Все произведения такого рода имеют форму больших поэм и повествуют о каких-нибудь событиях далекого прошлого, причем рассказ ведется от лица самого поэта. Получаются, таким образом, две линии: воспоминания о прошлом, приукрашенные фантазией, и отражение современной поэту действительности. Сюжет поэмы имеет возвышенный характер, и действующие лица отличаются величием и силой. Поскольку рассказ относится к далекому прошлому, поэт старается придать и людям и всей окружающей обстановке характер простоты и наивности, соответствующей столь отдаленным временам. Вспомним, как любят герои похваляться, как наивно плачет Ахилл, когда уводят у него Брисеиду («Илиада», I, 349), как Алкиной предлагает Одиссею стать его зятем («Одиссея», VII, 313), как Одиссей рассчитывает получить подарок у Полифема (IX, 267 сл.), как Одиссей, посылая угощение Демодоку, большую и лучшую часть оставляет себе (VIII, 475) и т. д.
В соответствии с этим героический эпос в изобилии пользуется мифическим элементом, который является не столько предметом веры, сколько результатом поэтической традиции, имеющей чисто условное значение. Это выражается и в том, что действие представляется происходящим в двух планах — человеческом и божественном. Таким образом, события происходят как будто по воле и даже при непосредственном участии богов. Таково, например, дважды описанное в «Одиссее» собрание богов (I и V песни), на котором решается судьба Одиссея. В «Илиаде» нередко видим, как Зевс оказывается не в состоянии сам распорядиться судьбой героя, берет в руки весы и кидает на них жребий героев — Гектора (XXII, 209 — 213) и Ахилла и двух войск — троянского и ахейского (VIII, 69 — 72, ср. XVI, 658); так же решается участь Сарпедона и Патрокла (XVI, 435 — 449; 786 — 800). Нередко боги принимают и непосредственное участие в боях: чтобы ахейцы могли успешнее действовать против троянцев, Гера усыпляет Зевса (XIV). А в последнем бою сам Зевс позволяет богам принять участие (XX). В «Одиссее» участие богов имеет более формальный характер: Афина находит и снаряжает корабль для Телемаха (II, 382 — 387), освещает перед ним зал светильником (XIX, 33 сл.) и т. д. Обещание Зевса покарать Агамемнона, данное в начале «Илиады» (I), осуществляется лишь долгое время спустя. Даже гнев богов — Зевса и Аполлона в «Илиаде», Посейдона в «Одиссее» — не имеет органического значения в ходе действия поэм.