Стихи с преобладанием спондеев, т. е. с обилием долгих слогов, Отличаются большей медлительностью темпа, чем стихи с чистыми Дактилями. Поэт искусно пользуется этими свойствами стихов, то оттеняя медлительность и важность описываемого действия, то показывая быстроту и легкость движения: так инстинктивно осуществляется принцип единства формы и содержания. Замечательный образец такого поэтического мастерства можно видеть, например, в «Одиссее» I, 594 — 600) в описании мук Сисифа в загробном мире. С большим пряжением, медленно катит он на высокую гору огромный камень — это живописуется скоплением спондеев в стихах. Но вдруг камень срывается и со стремительной быстротой несется вниз — поэт передает этот темп движения скоплением чистых дактилей.
В стихе, который может иметь от тринадцати до семнадцати слогов, необходимо делать одну или две паузы для передышки, называемые «цезурами». Искусное расположение их дает еще новые художественные средства в распоряжение поэта, внося смысловые и ритмические оттенки.
Чаще всего цезура встречается в третьей стопе после долгого или после первого краткого слога. Вот в виде примера аналогия в русском переводе:
Муза, поведай о том ¶ многоопытном муже, который
Много блуждал, когда Трои ¶ священный он город разрушил.
Реже в стихе бывает две цезуры — во второй и четвертой стопах вроде следующего:
Тотчас же шлем ¶ с головы своей снял ¶ тут блистательный Гектор.
Средства, которыми обладает гомеровский гексаметр, показывают его удивительную гибкость и разнообразие. Мастерство стиха, которое мы наблюдаем в «Илиаде» и в «Одиссее», сделало его образцовым не только для греков и римлян, но и для поэтов нового времени.
При передаче гомеровских гексаметров на русский язык наши переводчики условно заменяют ритмическое ударение, основанное в подлиннике на «количестве», обычным речевым, экспираторным ударением. Н. И. Гнедич подчеркивает, что он старался «русским гексаметром» произвести впечатление греческого[68]. Чтобы как-нибудь передать разнообразие греческого гексаметра, Н. И. Гнедич и В. А. Жуковский вводили в свои стихи трохеи, рассчитывая, что они будут иметь силу спондеев. Новейшие переводчики Н. М. Минский И В. В. Вересаев признали искусственность этого приема и отказались от него, оставив трохеи почти только для шестой стопы.
8. НАРОДНОСТЬ И НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПОЭМ ГОМЕРА
Мы не имеем никаких сведений ни о Гомере, ни о его времени, ни о том, как, где и когда были сложены приписываемые ему поэмы «Илиада» и «Одиссея». Однако некоторый свет проливает на эти вопросы сравнение поэм Гомера с другими произведениями, относящимися к жанру героического эпоса, — такими, о которых у нас есть более или менее точные сведения. Русские былины поются еще и до сих пор, и мы имеем вполне точные сведения об их сказителях. Сейчас живут и слагают свои песни казахские акыны и ашуги. Сравнительно недавно стал достоянием науки монголо-ойратский эпос, живы некоторые исполнители и даже творцы этого эпоса, так называемые «тульчи». Мы знаем замечательное творчество народных поэтов-певцов Сулеймана Стальского и Джамбула, имеем много интересных данных об исполнителях юнацких песен у южных славян, о древнефранцузских труверах, англосаксонских скопах, древнегерманских шпильманах, древнерусских гуслярах и скоморохах, которые были носителями и хранителями эпической поэзии. Карело-финская поэзия создала идеальный образ певца Вейнемейнена, в русской былинной поэзии такой тип представлен в образах Садко и Добрыни Никитича, в «Слове о полку Игореве» такая роль приписывается Бояну.
Сопоставление всех этих данных приводит к мысли, что и в лице Гомера надо видеть подобного же народного певца-поэта. «Илиада» и «Одиссея» насыщены мотивами и образами из народной фантазии, в которых отразилось первобытное миропонимание народа. Главные герои поэм, Ахилл и Одиссей, являются лучшими выразителями идеалов своей эпохи. Все наиболее совершенное с точки зрения военной доблести воплощено в образе Ахилла; высшая степень практической сметливости и хитрости — в образе Одиссея. Другие же герои поэм выражают разные стороны жизни греков ранней поры. Такая связь с народом делала эти произведения особенно понятными для народных масс. Но самым важным было то, что в этих поэмах нашли отражение мысли и чувства самых широких слоев греческого народа. Вся его жизнь предстает перед нами в живых, ярких образах. Рассказы об этих чудесных и прекрасных подвигах действовали ободряюще на слушателей и поднимали их настроение. В некоторых местах слушатели находили поучительные наставления, каковы, например, наставления старца Нестора его сыну Антилоху («Илиада», XXIII, 306 — 348) или Менетия сыну Патроклу («Илиада», XI, 782 — 789), или Феникса Ахиллу («Илиада», IX, 496 — 514). Как идеал доблести героев и завет на все времена повторяется их заповедь: «Доблестью вечно блистать и над всеми иметь превосходство, рода отцов не срамить» (VI, 208, мл., ср. XI, 784)., В образе Одиссея рисуется высший идеал патриотизма: даже на бессмертие не променяет он родины. «Страстно желая хоть дым над родимой землею увидеть, думает только о смерти», — так характеризуется его душевное состояние в самом начале поэмы («Одиссея», I, 58 сл.). А в дальнейшем эта идея формулируется такими словами:
Я не могу ничего увидать, что милее отчизны...
Сладостней родины нет ничего и родителей милых,
Если придется вдали от нее, даже в доме богатом
Жить на чужой стороне от родителей милых далеко.
(«Одиссея», IX, 28; 34 — 36)
Поэмы Гомера были настоящей сокровищницей мудрости греческого народа — «книгою откровения», по выражению В. Г. Белинского.[69] Они не остались принадлежностью только ионийского племени, среди которого создались, а стали общим достоянием всего греческого народа и прожили с ним всю его историю. Предание говорит, что Ликург ввел исполнение песен Гомера в Спарте, Солон — в Афинах. Впоследствии во всех греческих государствах они стали основой школьного образования. Ученики разучивали наизусть отдельные части поэм, и было немало людей, которые знали наизусть обе поэмы целиком (Ксенофонт, «Пир», 3, 5); Платон отмечает, что «Гомер воспитал всю Грецию» («Государство», IX, 7. р. 606 Е). В эллинистическую эпоху существовал даже культ Гомера. Для государства считалось за честь называться родиной Гомера, как показывают стихи, сложенные в то время: «Спорило семь городов о рождении мудром Гомера: Смирна, Хиос, Колофон, Пилос, Аргос, Итака, Афины». В вариантах этого двустишья называются еще: Родос, Саламин, Иос, Кима. В общем это составляет одиннадцать городов, разбросанных по разным концам греческого мира. Гомер был любимым поэтом даже в самых отдаленных уголках греческого мира. Около 100 г. н. э. греческий оратор Дион Хрисостом посетил город Ольбию (у устья Днепра и Буга) и был поражен, встретив там горячих почитателей Гомера. В своих речах он особенно часто ссылается на авторитет Гомера, а в одной из них дает такую характеристику его поэзии: «Гомер — это и первый, и средний, и последний, кто и ребенку, и мужу, и старцу дает столько, сколько каждый может взять» (XVIII, 8).
Можно сказать, что у всех греческих племен и во всех их городах Гомер пользовался общей любовью и признанием, хотя иногда и раздавались критические голоса[70]. Это показывает, что он был в полном смысле слова народным поэтом Греции. Для всякого грека считалось необходимым знакомство с его поэмами. Он был выше всех племенных и политических споров, был символом единства всего греческого народа. Это в полном смысле национальный поэт, образец для всей дальнейшей греческой литературы. Гомера В. Г. Белинский назвал «отцом греческой поэзии»[71].
ГЛАВА IIIГОМЕРОВСКИЙ ВОПРОС
1. Вопрос об авторе поэм в древности. 2. История гомеровского вопроса в новое время. 3. Современное состояние гомеровского вопроса. 4. Время создания поэм. 5. Вопрос о личности Гомера.
1. ВОПРОС ОБ АВТОРЕ ПОЭМ В ДРЕВНОСТИ
Поэмы «Илиада» и «Одиссея» получили широкое распространение в Греции уже в раннюю пору перехода от родового строя к государственному. Есть предание, будто в Спарте исполнение поэм введено Ликургом в IX в. до н. э. Более достоверно, что в VII в. они уже были известны в Афинах и в начале VI в. исполнение их рапсодами получило распространение. При Солоне и затем при Писистрате были даже приняты меры к установлению определенного порядка в их исполнении на празднике Великих Панафиней. Около того же времени, по-видимому, была сделана и первая запись поэм.
В совершенно новую стадию вступил вопрос о Гомере в эпоху эллинизма, когда началось серьезное изучение поэм Гомера. В Александрии, ставшей новым центром культурной жизни греческого мира, достигла большого развития филологическая наука (см. гл. XIX). В богатейшей Александрийской библиотеке собирались тексты писателей и велась работа над всесторонним изучением их. В установленном таким образом «каноне» знаменитых авторов Гомеру отводилось первое место. Изучением его поэм занимался целый ряд ученых, среди которых особенно известны: Зенодот (конец IV и начало III в.), Аристофан Византийский (прибл. 257—180), Аристарх Самофракийский (прибл. 215 — 145), а позже Дидим (конец I в. до н. э.). Особенно важны были работы Аристарха. Он подверг тщательному исследованию текст поэм, причем отметил специальными обозначениями стихи неподлинные, сомнительные, повторяющиеся и т. д. Предполагают, что эта аристарховская редакция лежит в основе дошедшего до нас рукописного текста «Илиады» и «Одиссеи». Только в конце XIX и в XX в. многочисленные отрывки на папирусах, найденные в Египте (около 200 из «Илиады» и около 70 из «Одиссеи»), дали нам некоторое представление о разночтениях, которые встречались в рукописных изданиях доаристарховского времени.