[97]. — vates.
Свои мысли о высоком значении поэзии и песни Пиндар облек в особенно величественные образы в начале замечательной I Пифий-кой оды. Все на свете покоряется обаянию песен — не только люди, но и боги, даже воинственный Арес; звуки песен заставляют трепетать чудовищного сына Земли, стоглавого Тифона, поднявшего некогда восстание против Зевса и заключенного за это в недра Земли; там он по временам начинает шевелиться, производя извержение наваленной на него огнедышащей Этны. Поэт пользуется случаем описать в поэтических образах извержение Этны, которое произошло в 478 или 475 г. до н. э., как действие этого мифического чудовища. Вот вступительная часть этой оды:
(Строфа 1)
Золотая форминга[98], совместный удел
Аполлона и Муз темнокудрых!
Тебя слушает пляска, начало торжеств,
И певцы твоим знакам послушны,
Когда, вся трепеща под ударами рук,
Ты зачин хороводный заводишь.
Ты разящий перун погашаешь огня
Вековечного силою звуков.
А на Зевсовом скипетре дремлет орел,
Оба быстрых крыла опустивши, —
(Антистрофа 1)
Царь пернатых. Ему над кривой головой
Тучу черную ты разливаешь,
Сладкой дремою вежды смыкая, а он,
Очарованный силою звуков,
Свою гибкую спину вздымает сквозь сон.
Сам суровый Арес покидает
Острие грозных копий, лаская в тиши
Свое сердце, а стрелы тех звуков
И богов услаждают искусной игрой
Латоида[99] и Муз пышноризных.
(Эпод 1)
На кого же прогневался Зевс, те трепещут,
Пиэрийский[100] заслышавши глас,
Кто ни есть на земле или на море бурном
И кто в Тартаре страшном лежит, —
Тот богов супротивник, Тифон стоголовый,
Его грот киликийский преславный взрастил,
Но теперь ему выси приморские Кимы[101]
И Сицилия давят косматую грудь.
Поднебесным столпом над ним снежная Этна
Тяготеет — кормилица вечных снегов.
После этой вступительной части поэт описывает самое извержение Этны — «чудо, что дивно увидеть самим, но и слышать от видевших — дивно». А затем он переходит к основанию Гиероном города Этны. Упоминание еще почти не известного города преследовало политическую цель. В последней части Пиндар прославляет самого победителя на конском состязании — Гиерона, напоминает о великих победах, благодаря которым Гиерон вместе с братьями спас весь греческий мир от карфагенян и этрусков, и приравнивает эти победы к одновременным победам греков над персами при Саламине и Платеях. В заключение поэт дает наставления правителю, который хочет оставить о себе добрую славу.
Мировоззрение Пиндара — глубоко религиозное. Однако оно далеко от народных представлений и приближается к философскому. Он верит во всемогущество богов. «Зевс — властитель всего», — говорит он (Истм., V, 52 сл.). В представлении о Зевсе он возвышается до философского учения о всеобъемлющем божестве, лишь носящем традиционное имя Зевса. По его мнению, «от богов происходят все способности людей — они бывают поэтами, искусными борцами и ораторами» (Пиф., I, 41 сл.). Становясь на примитивно-рационалистическую точку зрения, Пиндар решительно отвергает грубые версии мифов. Так, в I Олимпийской оде, вспоминая героя Пелопа, он заявляет, что не может поверить рассказу, будто отец его Тантал угостил богов мясом сына. «Немыслимо назвать кого-нибудь из блаженных чревоугодником: я отказываюсь», — заключает поэт (52).
С такими понятиями о богах связаны и его представления о судьбе человека. Человек — слабое, ничтожное, «эфемерное» существо, всецело зависящее от воли богов; он — лишь «призрак тени» (Пиф., VIII, 95 — 97). Такое представление о полном бессилии человека — характерная черта, рисующая кризис аристократии: чувствуя неустойчивость своего положения под натиском новых общественных сил, люди этого круга ищут обоснования в религии. Так получает распространение мысль о «зависти богов» (Пиф., X, 20). Отсюда является и безотрадная дума, что нельзя протестовать, а надо смиряться перед богами и молчать. «Часто, — говорит он, — самое мудрое для человека — молчать» (Нем., V, 18) и лучше всего не спорить с богами (Пиф., II, 88).
Социальные воззрения Пиндара определяются тем, что он является выразителем идеалов людей, именуемых «прекрасными и добрыми». В таком определении подразумевается соединение физической и нравственной красоты, какую приписывали себе, как свое исключительное свойство, «лучшие люди» — так называли себя аристократы. Такая классовая ограниченность присуща мировоззрению Пиндара. Но положение его героев становилось все более безнадежным, и он оказался последним певцом идеалов аристократии, отживавшей свой век.
Произведения Пиндара отличаются необычайно высоким полетом мысли. Он быстро и легко переносится от одного предмета к другому. Это составляет своеобразную манеру его творчества. Его речь полна красочных образов. Мы уже указывали, как обильно он пользуется мифологией, причем часто вводит редкие варианты мифов. Он писал на дорийском диалекте. Язык его отличается необыкновенной величавостью и торжественностью, изобилует метафорами, фигуральными выражениями, эпитетами, сравнениями и чарует своей оригинальностью и смелостью. Такими свойствами лирика Пиндара заслужила широкое признание и распространение в древности, и Пиндар сделался национальным греческим поэтом. «Поэзия Пиндара, — писал В. Г. Белинский, — выросла из почвы эллинского духа, из недр эллинской национальности»[102].
После Пиндара жанр эпиникия, связанный с определенными социальными условиями, отмирает, а вместе с ним отмирает песня, взращенная дорийской культурой. Слава Пиндара возродилась в эллинистическую эпоху, когда ему было отведено первое место в александрийском каноне девяти лириков. Римский поэт Гораций признал его неподражаемым и характеризовал его поэзию такими словами («Оды», IV, 2, 1 — 8):
Кто с Пиндаром равняться помышляет,
На крыльях тот, Дедаловой рукой
Скрепленных воском, лишь за тем взлетает,
Чтоб имя дать пучине голубой.
Как вниз река с горы высокой мчится,
Из берегов разлившись от дождей, —
И Пиндар так бушует и стремится,
Катя поток поэзии своей.
Мифический мастер и художник Дедал, чтобы освободиться из плена на острове Крите, сделал для себя и для сына Икара крылья, слепив птичьи перья воском. Он предупреждал сына, что на этих крыльях нельзя взлетать слишком высоко, так как от солнечных лучей воск может растопиться. Но Икар не послушался; воск растопился, и он утонул в море — в той части Эгейского моря, которая называлась Икарийским морем. Так, с тщетной попыткой Икара взлететь сравнивает Гораций усилия поэтов, которые хотели бы подражать Пин дару.
В новое время многие поэты подражали Пиндару: Мильтон, Теннисон, Свинберн, Виланд, Гёте, Гёльдерлин, Шенье, д'Аннунцио и другие, в России — Сумароков, Державин, Мерзляков и др. Получил распространение «пиндарический» стиль. Многие брали из него лишь внешнюю форму, особенно мифические мотивы, и впадали в напыщенность, ходульность, не замечая того, как это было чуждо их времени, тогда как у Пиндара формы его поэзии были исторически выработанными, а мифы были родными и понятными, так как брались из поэтической сокровищницы народа.
4. БАКХИЛИД. УПАДОК ЖАНРА ЭПИНИКИЯ
Современником и соперником Пиндара был Бакхилид, родившийся на острове Кеосе около 505 г. до н. э. Племянник Симонида, он, как и дядя, пользовался гостеприимством и расположением сицилийских тиранов, был их придворным поэтом. Он писал произведения, разнообразные по форме, — эпиникии, пеаны, дифирамбы, парфении, гипорхемы и т. п.; но все они близки по содержанию. Последняя его ода, которую мы знаем, относится к 452 г. В течение многих веков были известны только небольшие отрывки из его произведений, но в 1896 г. был открыт целый сборник в египетском папирусе, содержащий 17 его полных стихотворений и несколько отрывков.
В эпиникиях в честь Гиерона и различных атлетов Бакхилид, подобно Пиндару, бегло останавливается на описании причины торжества, сосредоточивая внимание на побочных обстоятельствах, а в связи с ними передает мифы или даже исторические предания. Так, например, в III оде в честь Гиерона (468 г.) автор передает рассказ о чудесном спасении знаменитого царя Креза. Поэт начинает с прославления Гиерона и объясняет его удачи особым благоволением к нему богов за то, что он приносил им в изобилии дары. Его благочестие и дает поэту основание вспомнить о судьбе Креза. Когда столица Креза Сарды была взята персами, он, чтобы избавиться от плена, велел поджечь дом, в котором находился с семьей. Однако Зевс послал черную тучу и дождем потушил огонь, а Аполлон унес его самого и дочерей в блаженный край гипербореев[103]. Заканчивается стихотворение рядом наставлений. Поэт призывает Гиерона «находить радость в исполнении долга, так как в этом заключается высшая выгода» (83 сл.).
Самым красочным из сохранившихся произведений Бакхилида является пеан в честь Аполлона Делосского под заголовком «Молодежь, или Тезей». Святыня острова Делоса была превращена в центр морского союза, во главе которого стали Афины. Сюжетом для своего стихотворения Бакхилид берет воспоминание о дани, которую некогда афиняне должны были посылать на остров Крит — семь юношей и семь девушек — на съедение чудовищному Минотавру, полубыку-получеловеку. Юный Тезей решил сам отправиться в числе этих жертв, чтобы погибнуть или освободить отечество от позорной дани. Во время переезда царь Минос, сопровождавший молодых людей, воспылал страстью к одной из девушек, Эрибее. Та крикнула о помощи Тезею. Между Миносом и им вспыхнул спор. Минос, чтобы показать свое превосходство, призвал отца своего Зевса, и тот откликнулся, блеснув молнией. А Тезею для доказательства равного происхождения (он был сыном Посейдона) надо было спуститься в глубину моря и принести оттуда перстень, брошенный Миносом. Дельфины принесли его в чертог бога моря. Он увидал чудеса подводного мира. Царица Амфитрита надела на него порфиру и венок. Когда он неожиданно появился во всей красе на поверхности моря, его с ликованием встретила афинская молодежь. На этом поэт прерывает свой рассказ: греческим слушателям конец мифа б