ия («Ифигения в Авлиде») или ближайшие последствия войны («Гекуба», «Просительницы») и т. д. Хор греческих женщин в «Ифигении в Тавриде» с ужасом вспоминает, как после разорения родного города они были увезены в чужую страну (1106 — 1122). В «Просительницах» (160; 229 — 237) и в «Финикиянках» (531 — 585) Эврипид показывает, что войны затеваются из честолюбия или по легкомыслию недобрыми вождями на пагубу народа. Может быть, даже трагедия «Троянки», поставленная в 415 г., была предупреждением против затеянного Алкивиадом похода в Сицилию.
Ненавидя войну и считая ее следствием нечестной деятельности некоторых политиков, Эврипид, естественно, был убежденным поборником мира и эту мысль проводил во многих трагедиях[171]. Как прямой отклик событий Пелопоннесской войны 430 — 427 гг. звучит отрывок из песни хора в не дошедшей до нас трагедии «Кресфонт» (фр. 453), где прославляется богиня мира Ирина:
О, Ирина, сокровищ великих царица,
Ты прекраснее всех из блаженных богов!
Уж давно по тебе мое сердце томится;
Но боюсь, что скорей меня бремя трудов
Или старости сломят невзгоды,
Чем увижу твой юный чарующий лик,
Чем услышу прекрасные вновь хороводы
И венчанной толпы буду слышать я крик.
О, приди же, царица, приди!
Ненавистную смуту от нашего града
И безумный раздор прочь от нас отведи:
Только в остром мече им отрада.
Эврипид допускает войну только как средство обороны и защиты справедливости. Замечательно, что в «Просительницах» Тезей, выразитель взглядов поэта, ведет войну против фиванцев лишь до тех пор, пока не наносит им поражения; он останавливает свои войска, когда они могли уже ворваться в город (723 сл.). И в «Гераклидах» афиняне настаивают на освобождении взятого в плен Эврисфея — в противоположность Алкмене, олицетворяющей спартанскую жестокость (1018 — 1025). Надо знать, говорит поэт, что и победа не приносит прочного счастья. «Безумен тот из смертных, кто разоряет города, храмы и могилы, святыни умерших; предав их опустошению, впоследствии он сам погибнет», — такое предупреждение делает Посейдон в начале «Троянок» (95 — 98).
Эврипид нередко затрагивает и вопросы социальных отношений. Его политические симпатии яснее всего видны в одной из сцен «Просительниц». Когда Тезей принимает под свое покровительство жен и матерей воинов, павших под Фивами, из этого города в Афины приходит для переговоров посол. Поэт вводит в трагедию спор на тему о том, какой государственный порядок лучше. Для манеры Эврипида характерно, что действие трагедии на это время совершенно приостанавливается. Фиванский посол старается доказать негодность демократического правления, так как при нем будто бы власть принадлежит толпе, а ею правят в своих интересах ловкие хитрецы. Тезей в ответ на это разоблачает гнусность тирании, прославляет свободу и равенство, царящие в демократическом государстве (399 — 456). Подобное разоблачение произвола царской власти дается в «Ионе» (621-628).
Эти рассуждения являются откликом политических споров и литературной полемики, которая велась между разными группами в это время. Эврипид ясно показывает свои симпатии к демократическому строю, хотя в то же время клеймит демагогов. Уже древние предполагали, что образ оратора — наглого крикуна, выведенный в рассказе Вестника в «Оресте», списан с кого-то из современных Эврипиду демагогов, может быть с Клеофонта (902 — 906 и схолии). Подобным демагогом Эврипид неоднократно представлял Одиссея[172]. Он указывал также, что на почве демагогии возникает иногда тирания («Геракл», 588 — 592).
Типичным для греческой трагедии анахронизмом и даже внутренним противоречием является то, что демократические идеалы иногда воплощаются в образах царей — Тезея в «Просительницах» и Демофонта в «Гераклидах».
Не мог Эврипид не отозваться также на злободневную тему богатства и бедности. Он занимает в этом вопросе среднюю позицию: чрезмерное богатство отдельных лиц приводит их к надменности и не приносит пользы обществу, а крайняя бедность принижает человека и вселяет в него озлобленность; лучше всего среднее состояние. Об этом говорится в «Ионе» (634 — 63 5). Особенно выразительны слова Тезея в «Просительницах» (238 — 245):
Три рода граждан есть: одни богаты,
Но бесполезны, алчности полны;
Другие бедны, в средствах стеснены,
Но страшны и завистливы чрезмерно,
Грозят имущим злобными бичами,
Прельстясь речами главарей негодных.
Из трех родов же города спасет
Лишь средний, охраняя тот порядок,
Который город установит сам.
О таком среднем состоянии мечтает и Ион в одноименной трагедии (625 — 632). Тип такого гражданина представлен в образе скромного, но дельного оратора, который решительно выступил в Народном собрании Аргоса на защиту Ореста. В трагедии «Орест» он характеризуется следующими словами (917 — 922):
Невзрачный хоть на вид,, но храбрый муж,
Ходивший редко в город и на площадь —
Один из тех, трудами рук живущих,
Которые одни спасают землю.
Человек, живущий трудами своих рук (αύτουργόζ), это крестьянин из класса зевгитов, составляющих главный контингент греческого войска и бывших самой надежной опорой государства. Конкретно этот тип человека показан в лице крестьянина, фиктивного мужа Электры. Сама Электра отмечает его высокое благородство. Орест, познакомившись с ним, размышляет о несоответствии, которое наблюдается в натурах людей: сын благородного отца оказывается негодным, а человек из бедного и ничтожного рода — благородным. Это значит, что выше всего надо ценить не происхождение, а нравственные свойства людей («Электра», 367 — 398, ср. фр. 52). Внешнее положение не изменит нравственных качеств: негодный всегда остается таким; никакое несчастье не совратит благородного. Немалое значение в этом имеет и воспитание («Гекуба», 595 — 602). Рассуждение Эврипида поддерживает распространенный в это время вопрос о возможности изучения добродетели.
Подобные рассуждения подводят нас и к пониманию отношения Эврипида к вопросу о рабстве. «Трудами рабов живут свободные» — такая мысль была вложена в уста действующего лица в не дошедшей до нас трагедии Эврипида (фр. 1019). Мифическая история Греции содержала много рассказов о военных событиях и потрясающих переменах в судьбах людей даже самого высокого положения, это давало обильную пищу для трагического поэта. Эврипид изображает судьбы Гекубы, Андромахи, Кассандры, Поликсены и других знатных женщин, которые взяты в плен и стали рабынями. Царица амазонок Гипсипила, бывшая супругой Ясона, оказывается проданной в рабство, и ей угрожает смерть. Значит, ни один человек не может считать себя огражденным от таких превратностей судьбы. Чем же в таком случае раб отличается от свободного? Эврипид проводит мысль, что рабство есть несправедливость и насилие («Гекуба», 332 сл.; «Троянки», 489 — 497). Хороший раб отличается от свободного только по названию, природа же у всех людей одна («Елена», 726 — 733; «Ион», 854 — 856; фр. 495, 40 — 43 и фр. 511). Креуса в «Ионе» говорит, что своего старого и верного раба она почитает как отца (733 сл., ср. «Ифигения в Авлиде», 45, 304, 867). Эти рассуждения сходятся со взглядами передовых мыслителей V в., таких, как Гиппий и др.
Немалое место в творчестве Эврипида занимает тема дружбы. Как образец подлинной и самоотверженной дружбы показываются отношения Ореста и Пилада в «Электре», «Оресте» и «Ифигении в Тавриде». В последней из этих трагедий представлено благородное соревнование, когда каждый из друзей выражает готовность умереть ради спасения другого, что вызывает восхищение Ифигении (6 05 — 613). А в «Геракле» героя спасает от полного отчаяния после ужасных последствий безумия дружеское участие Тезея. Трагедия заканчивается выводом: «Неразумен тот, кто больше стремится иметь богатство или силу, чем добрых друзей» (1425 сл.).
4. РЕЛИГИОЗНО-НРАВСТВЕННЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ ЭВРИПИДА
Особенности происхождения греческой трагедии, естественно, открывали широкий простор для введения в нее религиозных мотивов. Пользуясь мифологическими сюжетами, Эврипид, что характерно для его научного мировоззрения, вводит мотивы, подрывающие самое веру в них. Так, вспоминая миф о том, как Атрей угостил Фиеста мясом его собственных детей и как Зевс, глядя на это, изменил движение солнца и звезд, поэт прибавляет: «Так рассказывают, но мало веры заслуживает это в моих глазах» («Электра», 737 сл.).
Наивную веру простых людей Эврипид представил в «Ифигении в Тавриде» в рассказе о том, как пастухи приняли Ореста и Пилада за богов — Диоскуров (272). Но тут же оказываются и насмешники, которые разоблачают их легковерие (275 сл., ср. 1334).
Подобно Анаксагору, Эврипид в одной трагедии выражал мысль, что солнце — это «золотая глыба» (фр. 783). Высказывания относительно природы всего мироздания в духе современных ему научных теорий рассеяны по многим его произведениям. Особенно характерно звучит рассуждение: «Ведь разум в каждом из нас есть бог» (фр. 1018). В одной из трагедий действующее лицо рассуждает: «Зевса, кто бы он ни был, я знаю только по рассказам» (фр. 480).
Религиозные вопросы, как можно видеть, сильно занимали современников Эврипида, и он сам в той или иной степени откликается на них почти во всех своих произведениях. Продолжая мысль Гераклита и Ксенофана, лучшие улил стали искать в божестве моральное начало. На этой почве у Эврипида возник решительный конфликт с традиционными верованиями.
Некоторые действующие лица говорят о всемогуществе богов (фр. 397, 1025, 1075). Это — голос верующих. В «Просительницах» в уста Тезея вкладывается речь, в которой несчастия людей объясняются их неразумием, стремлением поставить себя выше богов (195 — 218). «Неужели ты, Зевс, не видишь людей? — жалуется глашатай Талфибий в «Гекубе», — или попусту сложилось такое мнение, что существует род богов, в действительности же делами людей управляет судьба?» (488 — 491). В противоположность этому Эврипид представил смелого мыслителя, который хочет все установить вполне точно и своими глазами убедиться, существуют ли боги. Герой Беллерофонт в трагедии, названной его именем (поставлена до 425 г.), взлетает на небо, чтобы узнать, есть ли там боги. Кто видит на земле царство неправды и насилия, тот поймет, думает он, что богов вовсе нет и что все рассказы о них — пустая сказка (фр. 28 6).