а комическая фигура персидского посла под именем Царево Око — с огромным глазом на лице как выражение зоркого наблюдения.
Качество литературных произведений измеряется по весу, словно товар, продаваемый на рынке. Эсхил и Эврипид кладут на весы свои стихи, причем простые и легкие слова Эврипида перевешиваются высокопарными, тяжеловесными выражениями Эсхила. В «Облаках» идеи справедливости и несправедливости образно представлены в виде аллегорических фигур Справедливого и Несправедливого слов.
Птицы в комедии этого наименования — аллегорический образ самих афинян.
Поэт не стесняет себя рамками естественности и правдоподобия. Чем невероятнее его изображение, тем более комичное впечатление оно производит. Пользуясь формами народной сказки, поэт изображает всевозможные превращения и сквозь смех высказывает со всей резкостью горькую истину. Получается комическое соединение реального с фантастическим и даже прямо сказочным. Фантастичность всего действия дополняется той легкостью, с какой действие переносится из одного места в другое.
Это нарушение театральной иллюзии составляет особый прием комического поэта — типичную буффонаду. Она особенно бросается в глаза во «Всадниках», где образ старика Дема — аллегорическое воспроизведение народа — смешивается с подлинным народом, заседающим в собраниях и судебных комиссиях и рассчитывающим на получение трех оболов. В довершение фантастичности Дем, старый брюзга, превращается в молодого человека, готового наслаждаться всеми благами жизни. В «Лягушках» Дионис, напуганный ужасами загробного мира, обращается к жрецу, сидящему во время представления в первом ряду зрительских мест: «О жрец, защити меня, чтобы мне быть твоим собутыльником!» (297). Его пытают как раба, а Эврипид, возмущенный отказом жреца взять поэта на землю, называет его самым мерзким из людей (1472). Во «Всадниках» Пафлагонец, теснимый хором, обращается к зрителям (255 — 257):
Старцы-судьи, гелиасты, трех оболов фраторы!
Вас кормлю, за вас кричу я, — правда ль будет или ложь.
Эй, ко мне скорей на помощь: заговорщики нас бьют!
Особенно любопытно то место в «Мире», где представлено, как Тригей взлетает на навозном жуке на небо: во время этого полета, который воспроизводился перед зрителями, он вдруг обращается к машинисту: «Ох, как я боюсь, и говорю это не шутя. Машинист, осторожнее! Ветер уже крутится у меня в животе, и, если ты не будешь осторожен, я накормлю навозного жука» (173 — 176). Нередки в комедиях случаи, когда действующее лицо обращается к зрителям, заставляя их почувствовать, что перед ними только театральная игра[197]. Это должно было вызывать смех у зрителей. А в «Ахарнянах» в уста Дикеополида вкладываются рассуждения о тех преследованиях, которым подверг Клеон Аристофана за осмеяние в комедии «Вавилоняне»[198]. «Я сам знаю, что мне пришлось вытерпеть за прошлогоднюю комедию» (377 сл., ср. 501 — 503). Действующее лицо, таким образом, отождествляет себя с поэтом.
Такой прием распространяется и на роль хора. В начальной части комедии он выступает как действующее лицо, наделенное соответствующими признаками, но в дальнейшем эти свойства забываются.
Облака, Осы, Птицы и т. д. только в начале пьесы имеют определенный аллегорический смысл, а под конец принимают чисто человеческие свойства, становятся свидетелями или посредниками в споре между действующими лицами, нередко даже высказывают мысли самого автора.
Одними из сильнейших средств комического действия у Аристофана являются шарж, преувеличение и карикатура, т. е. доведение отдельных черт подлинной действительности до смешного и даже нелепого вида посредством нарочитого и одностороннего преувеличения. В результате такого приема вся жизнь в изображении Аристофана приобретает странный и нелепый характер с такими же нелепыми, нереальными действующими лицами, которые не подчиняются обычным правилам логики. Народное собрание оказывается каким-то сборищем своекорыстных людей, которые Колбасника награждают венком за то, что он первый сообщил о дешевизне селедок, и с восторгом принимают предложения о крупных жертвоприношениях, рассчитывая при этом хорошо угоститься на дармовщинку. Ополчаясь против безграничного влияния демагога Пафлагонца, поэт выставляет в противовес ему еще более грубого и невежественного демагога Колбасника, который одерживает победу. Вся наука представляется сплошным шарлатанством, жульничеством и сводится к искусству не платить долгов, к учению о Вихре, заменившем Зевса, и т. д. Ходячая, сплетня дает материал для шуток, да и сам поэт не стесняется сочинять небылицы об отдельных лицах и о событиях общественной и политической жизни. Пелопоннесская война, по его объяснению, началась будто бы из-за того, что мегарцы украли двух рабынь, принадлежавших жене Перикла Аспасии («Ахарняне», 526 — 540, ср. «Мир», 603 — 648). Вся политика того времени представляется в таком же свете. В духе ходячих сплетен рисуются образы Сократа, Эврипида, Клеона и др.
Еще одним из важных средств сатиры у Аристофана является литературная пародия. Литературные новшества Эврипида он пародирует в «Женщинах на празднике Фесмофорий», где Эврипид повляется то в виде Менелая из «Елены», чтобы освободить своего разоблаченного и арестованного родственника, то в роли Персея из «Андромеды», причем этот родственник сначала разыгрывает плачевную роль Паламеда, а когда это не действует, — роль прикованной к скале Андромеды, обреченной на съедение морскому чудовищу. В «Мире» Аристофан использует мотив полета на небо из трагедии Эврипида «Беллерофонт», но вместо поэтического крылатого коня Пегаса, ради комизма, берет навозного жука.
8. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА В КОМЕДИЯХ АРИСТОФАНА
Особенностями комического жанра объясняется своеобразный характер действующих лиц у Аристофана. «Древняя» аттическая комедия задавалась целью не просто изображать окружающую дейтвительность, а высмеивать ее уродливости. Поэтому и действующие лица рисуют не подлинных, живых людей, а представляют их в одностороннем карикатурном освещении. Это — носители какого-нибудь одного свойства, одной страсти. Среди них мы нередко находим известных общественных деятелей, которые были хорошо знакомы зрителям, — и это придавало спектаклю особенную остроту. Часто поэт пользуется вымышленными именами, выводя просто характерные типы своего времени, иногда ограничивается обозначением профессий: оружейный торговец, мастер серпов, земледелец и т. п. Любопытны типы «сикофантов», т. е. кляузников и мошенников, которые хотят воспользоваться благами мира, добытого Дикеополидом («Ахарняне», 818 — 828), или счастливой жизни в царстве птиц («Птицы», 1410—1469) и т. д. Они видят свое разорение после прозрения бога Богатства («Богатство», 850 — 950).
Из образов, очерченных наиболее живо и с наибольшей симпатией, на первом месте должны быть поставлены образы крестьян. Это Дикеополид в «Ахарнянах», Стрепсиад в «Облаках» и Тригей в «Мире». Это мелкие рабовладельцы с мелкособственнической идеологией. Их хозяйство страдает от войны, и они оказываются решительными противниками ее. Этим определяется их ненависть к демагогам, затевающим войны. Зная цену деньгам, добываемым тяжелым трудом, они скупы и крайне расчетливы. В них Аристофан видит главную опору государства и свой политический идеал.
Дикеополид в «Ахарнянах» — один из тех, кто живет всецело интересами деревни. Он не любит город, где все продается за деньги, и бывает там только по крайней необходимости. Он знает свое хозяйство и ни о чем другом не хочет слышать. В Народное собрание он пришел затем, чтобы кричать, ругаться и драться за мир (3 7 — 3 9). Заключив сепаратный мир, он счастлив и зло издевается над противниками мира. Похож на него и Тригей в «Мире». «Вспомним теперь, — говорит он после освобождения богини мира, — прежнее житье, какое она (т. е. богиня мира) когда-то давала нам: сушеные и свежие смоквы, мирты, сладкую виноградную гущу, фиалки у колодца, оливки, о которых мы тоскуем; за эти блага возблагодарим теперь эту богиню!» (571 — 581). В этих словах со всей силой выражаются мечты крестьянина, оторванного от земли во время продолжительной войны. Они дополняются замечательной песней хора, рисующей прелести мирной жизни в деревне (1127 — К )).
Полнее других героев обрисован Стрепсиад. Простой, необразованный крестьянин, от которого «пахнет винными дрожжами» (50), потянулся в знать — женился на девушке из знатного, но разорившегося рода, которой требовались и наряды и общество. Их сын пошел в мать. Наделав из-за этого долгов, Стрепсиад как человек практический покривил душой и пошел учиться новой науке — «не платить долгов». Однако вскоре ему пришлось в этом раскаяться и признать свое заблуждение. Типично представлен этот пожилой необразованный человек, который, едва схватив обрывки новой науки, со всей серьезностью начинает поучать сына и кредиторов. «Ну, разве не видишь ты, как хорошо образование! Зевса, Фидиппид, ведь нет». Тот с удивлением спрашивает: «А кто же есть?» Стрепсиад отвечает: «Царит Дин (Вихрь), изгнавший Зевса» (826 — 828).
Интересно показан тип рядового афинского гражданина в лице Филоклеона в «Осах». Он отбился от нормальной жизни, опустившись до уровня полунищих «из фратрии трех оболов». В карикатурном виде, как какая-то болезнь, представлена страсть его к судебным разбирательствам. Серьезно, с сознанием важности своего дела он объясняет сыну значение судейских обязанностей. Власть судьи — это своего рода царская власть, так как все ЛЮДИ, попадающие под суд, даже самые знатные и богатые, чувствуют себя в зависимости от судей И заискивают перед ними, приводят родственников и маленьких детей; чтобы разжалобить судей, И бедный человек в качестве судьи может глумиться над силой и богатством. А самое главное — это легкий заработок — три обола, на которые он может содержать семью (300 — 302). Возвращаясь домой с тремя оболами во рту (бедняки кошельков не имели, а носили деньги во рту), он чувствует себя важным барином, за которым все в доме ухаживают (548 сл.). Бледиклеон разъясняет отцу пагубность этой страсти, выражая точку зрения поэта (он играет роль резонера).