зни, после низвержения власти Тридцати в 403 г. Он умер, по-видимому, около 400 г.
Фукидиду принадлежит большой труд по истории Пелопоннесской войны. В начале его он говорит, что, когда начиналась война, он ясно представлял себе значение войны между двумя государствами, которые достигли величайшего политического могущества и культурного развития и объединили вокруг себя все силы двух противоположных направлений — демократического и аристократического, так что весь почти греческий мир разделился на эти два больших лагеря. Это заставило его особенно внимательно наблюдать за ходом событий и тщательно собирать сведения о них (I, 1).
Задумав писать историю Пелопоннесской войны, Фукидид считал необходимым показать прежде всего ее основные причины. Поэтому свое изложение он начинает издалека. Но, встречаясь повсюду с недостоверными или неточными рассказами прежних историков-логографов и Геродота, он считает нужным предпослать краткий очерк ранней истории — так называемую «археологию» (I, 2 — 22), затем делает обзор событий, следовавших за отражением персов, рассказывает об отдельных столкновениях Афин со Спартой и о том, как эти столкновения привели к окончательному разрыву. Эта часть, являющаяся вводной, занимает первую книгу. Описанию самой войны посвящены следующие семь книг. Тут описывается вторжение спартанцев в Аттику и стесненное положение афинян, вынужденных находиться за стенами города, моровая язва в Афинах и смерть Перикла, восстание на острове Лесбосе и жестокое его подавление, смута на острове Керкире, экспедиции афинян в Пилос и поражение спартанцев на Сфактерии, поражение афинян при Делии, потеря Амфиполя, заключение Никиева мира, подготовление экспедиции афинян на Сицилию, процесс о низвержении герм (изображений Гермеса), разгром афинян в Сицилии и, наконец, олигархический переворот в Афинах и восстановление демократии в 411 г. На этом история Фукидида обрывается. Смерть помешала ему выполнить намеченный план.
Труд Фукидида принято называть просто «Историей». Разделение его на восемь книг сделано, по-видимому, уже после смерти автора. Задавшись целью написать историю войны, Фукидид главное внимание обращает на военные действия. Однако самый ход событий заставляет его нередко рассказывать и о внутренней жизни государств. Фукидид говорит, что стремился к точному знанию и не излаал таких вещей, которые узнавал от первых встречных, или таких, которые мог только предполагать, но записывал события, очевидцем которых был сам, или такие, о которых узнавал от других, после точной проверки каждого факта (I, 22). Автор выше всего ставит истину. Он заявляет, что хочет создать «достояние навеки, а не предмет соревнования только сейчас» (I, 22). Ради этого он старался добывать по мере возможности документальные данные — постановления высших государственных органов, распоряжения властей, договоры между государствами и т. п. И в тех случаях, когда мы в настоящее время на основании открытых подлинных надписей можем проверить его сообщения, точность их вполне подтверждается, например договор, приведенный им в «Истории» (V, 47). Хотя Фукидид приводит документы дословно, отступления касаются только стилистической стороны. Чтобы получить наглядное представление о ходе военных действий, о сражениях и т. п., Фукидид отправлялся на место действия. Таким отношением к труду определялся его исторический метод — точность и беспристрастность всего изложения. Он признается даже, что изгнание помогло ему в этом отношении, так как поставило его вне партий и дало возможность воспользоваться сведениями обеих воюющих сторон.
Фукидид принадлежит к более молодому поколению, чем Геродот. Он глубоко усвоил научное мировоззрение своего времени и, подобно Эврипиду, является типичным представителем греческого «просвещения». Соответственно этому в его сочинении нет места ничему сверхъестественному; никаких чудес он не упоминает. Божество в его истории не играет никакой роли. Все управляется, с его точки зрения, разумом, и только то, чего нельзя объяснить естественным путем, он относит за счет судьбы. Изучая человеческие взаимоотношения, он приходит к признанию того, что определенные нравственные качества присущи вообще человеческой натуре. В знаменитом месте, где он говорит о смутах на острове Керкире, он замечает: «Много происходило во время смут в государствах тяжелых бедствий, которые теперь бывают и будут повторяться всегда, пока природа людей будет оставаться той же» (III, 82). Делая беглый обзор ранней истории, Фукидид придает большое значение материальным и экономическим отношениям и географическому положению страны; он широко пользуется методом изучения культурных пережитков, выводя из них интересные заключения относительно древнейших условий жизни (I, 2 — 11; III, 104).
Все изложение Фукидида отличается исключительной серьезностью, которая не оставляет места для анекдотов и часто принимает характер глубокого драматизма. Образцом этого может служить знаменитое описание моровой язвы в Афинах в 430 — 429 гг. Корабль, пришедший с востока, занес ужасную эпидемию. Среди скученного населения Афин, замкнувшегося в стенах города во время вторжения спартанцев, зараза распространялась с невероятной быстротой. Сам Перикл сделался жертвой болезни. Фукидид тоже переболел, но остался жив и с большой точностью описал ее симптомы (тиф). Под влиянием высокой температуры у больных начинается бред, галлюцинации. Мучимые жаждой, они ищут воды; в бредовом состоянии выбегают из домов к колодцам, лезут и обрываются в них или умирают около них. Трупы умерших валяются на улицах неубранными, так как здоровые не решаются к ним подходить, боясь заразы. Целые семьи вымирают. В городе распространяется паника и следом за ней крайняя деморализация. Видя, что смерть неизбежна, некоторые хотят провести в радости и наслаждениях последние часы и предаются диким оргиям разврата; происходит настоящий «пир во время чумы». Другие, пользуясь общим смятением, спешат поскорее нажиться за чужой счет, обманывают и грабят растерявшихся людей, которые не знают, куда бежать, так как город окружен врагами (II, 48 — 54). Это потрясающее описание моровой язвы не раз служило образцом для подражания в мировой литературе: для римского поэта Лукреция (I в. до н. э.) в поэме «О природе» (VI, 1138 — 1286), а через него для Боккаччо при описании мора во Флоренции в XIV в. в «Декамероне»[203], для английского поэта Вильсона (конец XVIII в.) в драме «Город чумы», для Пушкина — «Пир во время чумы».
Другое замечательное место «Истории» — описание смуты на острове Керкире в 427 г. Происходит борьба партий: то побеждают демократы, когда приходит помощь из Афин, то аристократы, если получают поддержку из Коринфа, и каждая партия, одерживая победу над противниками, беспощадно истребляет ненавистных ей лиц. Должник доносит на своего кредитора под предлогом его политической неблагонадежности, преступник — на свидетеля своего преступления, враг на врага — всякий сводит с другим свои личные счеты. В результате не остается ничего святого: сын доносит на отца, брат на брата и т. д. Получается полное извращение нравственных понятий. Фукидид и высказывает по этому поводу приведенное на с. 315 заключение о человеческой природе (III, 82).
Сила художественного мастерства Фукидида проявляется не в описании военных эпизодов, таких, как действия под Пилосом и Сфактерией, всей истории Сицилийского похода от сборов, суливших так много благ, до столь печального конца (VI — VII книги). Он воспроизводит сцены народного собрания с бурными прениями в Афинах, в Спарте, в Коринфе (I кн.). Живо представлена агитация Алкивиада и его единомышленников за поход в Сицилию и упорное сопротивление Никия (VI кн.), обсуждение афинского ультиматума на Лемносе (V, 84—112), расправа с жителями восставшего города Митилены на острове Лесбосе (III, 36—50) и т. д.
С большим искусством Фукидид рисует образы исторических деятелей. У него мы находим замечательную характеристику Перикла, к которому он выказывает особенную симпатию. Это был, по его словам, человек, который умел необыкновенно искусно не только вести внешнюю политику, но и руководить народными массами. «Будучи силен и своим авторитетом, и своим умом, а в денежных делах будучи безусловно неподкупнейшим человеком, он сдерживал народ, не стесняя его свободы, и не столько подчинялся его руководству, сколько сам руководил им, так как не говорил ничего в угоду народу ради того только, чтобы неподобающими средствами приобрести силу, но умел при случае сказать с достоинством и даже с негодованием» (II, 65). В нем Фукидид до некоторой степени выразил свой политический идеал — образ умеренной демократии (II, 65).
Полной противоположностью ему он представляет Клеона как грубого демагога. «Наглейший из граждан» (III, 36, 6), главный противник мира (V, 16, 1), выскочка и хвастун, он с легкостью обвиняет в недееспособности заслуженных полководцев и возбуждает негодование всех порядочных людей (IV, 27 — 28). Он, сторонник деспотической политики по отношению к союзникам, провозглашает принцип «права сильного», подлинную тиранию» (III, 37, 2), он — виновник страшной расправы с восставшими митиленцами (III, 37 — 40). Такая отрицательная характеристика Клеона вызывала у новых ученых предположение о личной мести Фукидида за свое изгнание. Однако ниоткуда не видно, чтобы это изгнание было делом Клеона.
Любопытную характеристику дает Фукидид Алкивиаду — честолюбивому, талантливому, смелому (VI, 89, 6). Положительными чертами характеризует Фукидид действия спартанского полководца Брасида (в книгах II — V). Интересно обрисовано общественное настроение в связи с делом о повреждении герм в 415 г. (VI, 27 — 29, 53 и 60-61).
Своеобразным художественным приемом античного историка являются речи, которые Фукидид вкладывает в уста выводимых им деятелей. Он сам в начале своего труда делает оговорку, что не имел в своем распоряжении полной и точной записи речей, которые действительно были произнесены, но что, воссоздавая речи, он держался ближе к общему смыслу действительно сказанного (I, 22). В них он старался мотивировать поступки своих героев или разъяснить сложившуюся в описываемый момент обстановку, вместо того чтобы давать эти объяснения от своего лица. Таким приемом автор драматизирует свой рассказ и живее представляет нравственный облик действующих лиц. Так, в речи коринфских послов в Спарте перед началом войны дается замечательное сравнение образа действий афинян и спартанцев (I, 68 — 71). В речах живо обрисовываются перед нами образы Перикла, Клеона, Никия, Демосфена и многих других. Одна речь Перикла разъясняет план ведения войны (I, 140—144). Наибольшей известностью пользуется его «Надгробное слово», произнесенное в память воинов, павших в первый год войны (II, 35 — 46). Идеология афинской демократии и моральное состояние Афин в начале войны нашли тут самое яркое выражение.