, пытались защитить свои права. Не похоже, чтобы они послушно уехали на те имперские земли, которые им дали в виде возмещения. В 975 году Тароном управлял византийский стратиг (некий протоспафарий Лев), но присоединение еще не было завершено». По крайней мере, оставались спорные пункты, например, замок Аидзеац-Берд («Козий замок»), очень важная крепость, которая господствовала над частью Тарона[397]. Несмотря на настойчивые требования византийского военного наместника передать Аидзеац-Берд византийцам, таронцы сумели избежать этого. Мы еще узнаем, как в 975 году император Иоанн Цимисхий, чтобы успокоить умы, отказался приобретать эту крепость и оставил ее прежним владельцам. Добавим также, что таронские братья, хотя и уступили империи право собственности на Тарон, продолжали там жить, и мы еще узнаем, как они в 976 году присоединились к восстанию византийского полководца Варда Склира.
Насильственное присоединение Тарона к империи само по себе имело большое значение: это был первый шаг к уничтожению армянской независимости. Приближение византийских легионов, на которые Армения могла бы надеяться как на союзников в большом общем «крестовом походе» против последних островков ислама на своей территории, вскоре стало угрозой для свободы хайского народа[398].
Иоанн Цимисхий и Ашот III
После Никифора Фоки (ум. 10–11 декабря 969) на престол в Константинополе взошел военачальник армянского происхождения Иоанн Цимисхий. В его царствование другой имперский военачальник-армянин, великий доместик Млех (по-гречески Мелиас), разорил окрестности Эдессы (Орфы) и Нисиба в верхней части Месопотамии, в стране эмиров-Хамданидов[399]. Зимой 972/73 года Млех со своей армией стоял лагерем на юге Армении возле Харпута в округе Ханзит, у древнего Анзитена. Правда, уже весной эмир Мосула, Абу-Таглиб из династии Хамданидов, а точнее, его брат Абул-Касим нанес Млеху поражение под стенами Амиды (Диярбакыра) и захватил самого Млеха в плен (4 июля 973 г.). Но еще через год император Иоанн Цимисхий сам возглавил мощнейшее наступление на Востоке и, как будет подробнее рассказано дальше, в большой степени отомстил за Млеха. Перед этим армянин, ставший императором Востока, появился во главе византийских легионов на границе своей бывшей родины, и тогда армяне от озера Ван до озера Севан очень встревожились по поводу его намерений (974).
Если верить Матвею Эдесскому, перед военным походом Иоанна Цимисхия к армянской границе какое-то время отношения между армянскими князьями и империей были напряженными. Новость, что базилевс готовит поход в эти края, широко распространилась по Армении. Армянские князья, не знавшие, какая судьба их ждет, съехались к царю царей Ашоту III. Его третий сын, князь Гурген, получивший в удел область Ташир с главным городом Лори в провинции Гугарк, поспешил прибыть на съезд[400]. Брат Ашота III Мушех, царь Карса, сам не приехал, но прислал своего сына и наследника Абаса. Прибыл сюникский князь Филипп, владетель Капана в местности с главным городом Бахк (Шуша) в Восточном Сюнике[401]. Ашот-Саак, царь Васпуракана, прислал двух своих братьев – Гургена-Хачика, князя области Андзевацик, и Сенекерима-Ховханнеса, князя области Рештуник. И наконец, на общее собрание приехало много вождей из Санасуна, иначе Сасуна. Эти воинственные горцы жили между Тароном на севере и Майяфарикином на юге и испытывали отвращение к власти византийцев. Местом сбора был округ Харк, расположенный в среднем течении реки Арадзани, она же Мурад-Чай, между Маназкертом и Зернаком, северо-восточнее византийской провинции Тарон. Тот, кто посмотрит на карту Армении, обратит внимание, что округ Харк был очень удачной позицией для армии, которая хотела прикрыть собой сразу Васпуракан и багратидскую Армению от вторжения из Тарона.
По словам Матвея Эдесского, армянская армия, объединившаяся в Харке вокруг царя царей Ашота III, насчитывала 80 000 человек. «Весь армянский народ собрался, вооруженный, в одном месте». Когда послы, которых византийцы прислали для сбора сведений, стали возвращаться, чтобы доложить об этих приготовлениях императору Иоанну Цимисхию, князья-союзники отправили вместе с ними в роли послов двух видных армянских деятелей – Леона Философа, он же Панталеон, и Сембата Торнеци, владетеля округа Джахан, а также нескольких специально выбранных епископов и ученых. В Константинополе Иоанн Цимисхий устроил этим армянским послам самый радушный прием. Этот великий базилевс, несомненно, помнил о своем армянском происхождении и был намерен прекратить все недоразумения и сделать союзником империи доблестный хайский народ. Помощь армян могла быть для него очень важна во время «крестового похода», который он собирался начать против мусульман. Леон получил титулы «рабунапет» (глава ученых) и «философ», а Сембат Торнеци – звания магистра и протоспафария. Хотя Дюлорье ошибался и Сембат не был первым армянином, награжденным титулом «магистр», это все же была одна из величайших почестей[402]. К тому же посольство увенчалось полным успехом: Матвей Эдесский завершает свой рассказ словами: «Они установили мир и союз между императором и Ашотом».
Лишь после заключения этого договора с армянами Иоанн Цимисхий во главе большой византийской армии направился к границам их страны. Пройдя вверх по долине Восточного Евфрата, он вошел в недавно ставшую имперской провинцию Тарон, побывал в ее столице Муше и сделал остановку у стен таронской крепости Аидзеац-Берд, «Козьего замка», уже упоминавшегося здесь. Несмотря на заключенное в Константинополе соглашение, византийцам все время приходилось опасаться стычек с армянами, потому что таронцы, как мы знаем, с трудом терпели свое недавнее присоединение к империи. «В первую же ночь, – пишет Матвей Эдесский, – римской армии доставили много беспокойства пехотинцы из Сасуна».
Нам уже известно, что неприязнь в политике между армянами и византийцами приняла форму богословского расхождения по поводу халкидонского учения о Христе. Армянские правители проявили мудрость и пошли на уместные в этом случае уступки, чтобы империя не объявила им войну, так как ее объявление было бы гибельным для хайской независимости. Матвей Эдесский рассказывает, что армянские вожди и ученые явились в лагерь Иоанна Цимисхия и «вручили ему письмо Вагана, патриарха Армении». Речь идет о бывшем патриархе Вагане Сюникском, который был смещен в 969 году за чрезмерную симпатию к грекам и укрылся в Васпуракане. Эти слова Матвея позволяют сделать вывод, что Ваган был еще жив и продолжал находиться в своем убежище и что армянские князья, зная, что он для византийцев свой человек, попросили его оказать последнюю услугу – написать базилевсу и греческим прелатам письмо, в котором правильность его веры станет доводом в пользу его родины. Можно, но с меньшей вероятностью, предположить и другое: армянские послы после смерти Вагана передали Цимисхию написанное патриархом еще при жизни письмо, в котором Ваган сделал то, к чему, как известно, был склонен, – согласился принять халкидонское учение о Христе. Это письмо должно было произвести желаемое действие на базилевса, но ни к чему не обязывало ни нового патриарха Хачика, ни армянский народ.
В любом случае заступничество подействовало. «Император благосклонно принял это послание и тех, кому было поручено его передать, и подтвердил действие договора о дружбе, заключенного им с армянами». Он лишь потребовал, чтобы войска Ашота III присоединились к его армии в большом походе против арабов, который он собирался начать в Сирии. Ашот III сразу предоставил ему «10 000 воинов-армян, хорошо вооруженных и из числа самых храбрых». Иоанн Цимисхий потребовал также корм и продовольствие, которые Ашот, разумеется, ему предоставил. «После этого император отправил обратно к царю Армении ученого Леона, армянских епископов и вождей, одарив их множеством знаков своей щедрости».
Так повествуют об этих событиях летописцы. По их рассказу можно догадаться, что обстановка тогда сложилась достаточно тревожная. Зачем была нужна всеобщая мобилизация армянских войск, если византийцы не замышляли никаких силовых действий против Хайястана? Зачем понадобились утомительные переговоры, зачем было предъявлять свидетельство патриарха Вагана, если Цимисхий довел свою армию до Тарона, не имея никаких замыслов о насильственном присоединении Армении к Византии? Нам уже известно, с каким трудом объединялись армянские феодалы и как нерегулярно они подчинялись царю царей Багратиду из Ани. Только очень близкая угроза могла заставить их всех, даже Арцруни, правителей Васпуракана, без малейшего ропота объединиться вокруг Ашота III[403]. Правда, их объединения было достаточно, чтобы византийцы сменили агрессивное поведение на мирное и вполне дружелюбное. Это надо запомнить. Кстати, этот случай показывает, чем могла быть Армения все раннее Средневековье, если бы неистребимые разногласия между ее феодалами не лишали ее силы. С другой стороны, нужно учесть и армянское происхождение императора Иоанна Цимисхия. Может, этот армянин, обращенный в православие и ставший наследником цезарей, мечтал присоединить к империи страну, откуда был родом? Или, наоборот, армянская наследственность в последнюю минуту остановила его на пути к разрыву? Может, неосознанная привязанность к родному по крови народу увеличила силу тех советов, которые стало подсказывать базилевсу благоразумие, когда он увидел, что Ашот III и другие армянские правители готовятся к сопротивлению? Результат принес христианскому миру одну лишь пользу: вместо того, чтобы вступить в борьбу с Иоанном Цимисхием, дала ему своих самых доблестных солдат для начинавшегося «византийского крестового похода».