Битва у Капутру
После этого турецкая армия, которой по-прежнему командовал Ибрагим Инал, снова повела войну против византийских войск. А те в это время покинули свой укрепленный лагерь Ордору и встали лагерем возле крепости Капутру (на греческом языке Капетру) в области Артджовит, зависевшей от Басеана. Византийские военачальники Катакалон и Аарон не ладили между собой. Катакалон хотел идти на помощь защитникам Ардзена. Аарон, выполнявший приказы двора, не соглашался на этот поход, пока грузинский эристав Липарит Орбелян не приведет свою армию-подкрепление. Грузины пришли, но спасать Ардзен было уже поздно. Если верить Степаносу Орбеляну, Липарит привел с собой 700 знатных воинов, 16 000 собственных солдат и 1000 солдат царя Грузии Баграта IV, а у византийских полководцев было лишь 15 000 солдат, но это соотношение, должно быть, немного преувеличено. В числе византийских военачальников, которые позвали на помощь Липарита с подкреплениями, Матвей Эдесский называет, кроме Катакалона и Аарона, армянского князя Григория Магистроса из рода Пахлавуни.
Когда турки подошли к Капутру (18 сентября 1049 г.), Катакалон предложил воспользоваться беспорядком в рядах врагов, броситься на них и нанести внезапный удар, пока они не успели восстановить силы. Но это была суббота, а суббота у грузин считалась несчастливым днем. И Липарит отказался участвовать в этой операции. Ибрагим Инал, которому промедление противника придало смелости, повел свое войско в атаку. Правым крылом имперской армии командовал Катакалон, левым – Аарон, центром – Липарит.
Сражение началось ближе к вечеру. На флангах Катакалон и Аарон разбили стоявшие напротив них турецкие конные отряды и очень далеко преследовали их среди ночи. А Липарит, когда был убит его племянник Чордванел, захотел отомстить за него туркам и устроил им настоящую бойню. Степанос Орбелян эпическим слогом повествует, как этот князь перед сражением сошел с коня, опустился на колено и перекрестился. «Укрепив себя этим, он сел на своего турецкого жеребца. Закинув за спину свой золотой щит, он потрясал в левой руке гибким дротиком, в правой держа широкую стальную саблю; с бедра у него свисала грозная булава, похожая на молот кузнеца. Он гордо проскакал сквозь ряды сражавшихся от одного конца до другого. Его золотая кираса и шлем сверкали, как солнце. Громкими криками, похожими на рычание льва, он звал врагов на рукопашный бой: „Я – Липарит Абхазский! Идите ко мне, храбрые воины, померяемся силой!“» Аристакес сообщает, что, когда князь в боевом пылу слишком увлекся этим поиском соперника, турки окружили его и подрезали поджилки его коню. Однако Матвей Эдесский и сам Степанос Орбелян утверждают, что коню Липарита подрезали поджилки грузины, предавшие своего князя или завидовавшие ему из-за его большой власти. Липарит упал на землю и был взят турками в плен. Аристакес обвиняет Аарона, а Матвей Эдесский – всех византийцев, что они после этого отступили, предоставив Липарита его печальной судьбе. Скилица, наоборот, утверждает, что Катакалон и Аарон, вернувшись из своей победоносной погони за врагом на флангах, очень удивились, увидев, что Липарит не вернулся, и решили отступить, лишь узнав, что он в плену.
В сущности, византийцы победили. Ибрагим Инал посчитал благоразумным повернуть назад. Он приказал своей коннице мчаться галопом в сторону Кастрокомиона, то есть Окуми, где, видимо, оставил свои вещи[468], а оттуда они ускоренным ходом вернулись в Иран. Там Ибрагим привел своего пленника Липарита Орбеляна к сулудьбетану Тогрул-бегу, и тот, после переговоров о судьбе князя с императором Константином Мономахом, довольно быстро отпустил Липарита на свободу. А имперские военачальники Катакалон и Аарон после ухода турок вернулись каждый в свое наместничество – один в Ани, другой в Васпуракан.
Снова рассказ о дворе князей Арцруни в Севастии
В это время, когда византийские военачальники еще побеждали турок в сражениях между армиями, но были не в силах помешать тем же туркам безнаказанно грабить Армению, константинопольский двор делал все тяжелее жизнь армянских правителей и прелатов, которых он насильно переселил на земли империи.
Мы уже знаем, что еще в 1021 году последний царь Васпуракана Сенекерим-Ховханнес из славной семьи Арцруни был вынужден обменять свое прекрасное наследственное царство на земли в Каппадокии, вокруг Севастии (Сиваса), где он не был независимым хозяином. Сенекерим-Ховханнес умер вскоре после этой «почетной высылки» в 475 году по армянскому календарю (15 марта 1026 – 14 марта 1027 г.). Он пожелал, чтобы его тело отвезли в монастырь Святого Креста в Вараге и похоронили там в склепе его семьи, рядом с останками прежних государей Васпуракана. В этой трогательной верности семейным воспоминаниям видна вся тоска изгнанного правителя по родине и прошлому. Главой семьи Арцруни стал его старший сын Давит, которому было запрещено возвращаться в Васпуракан, и он продолжал жить вместе со своими братьями Атомом и Абусахлом в Каппадокии, в своих владениях, расположенных вокруг городов Севастии, Лариссы и Абары. К этим владениям надо добавить также земли вокруг Кесарии и Цамандоса, которые Давит сам получил от византийцев в 1022 году. Через 10 лет после смерти своего отца Давит тоже умер (1037), оставив в наследство своему брату Атому земли, которые Матвей Эдесский иронически называет «царством его отцов», то есть свои каппадокийские латифундии. Атом же, по словам Матвея Эдесского, «был добродетельным и справедливым правителем, кротким и добрым, был милостив к опечаленным, поддерживал бедных и защищал духовенство, поскольку построил много церквей и монастырей».
На самом деле положение князей Арцруни было очень непрочным, несмотря на то что выделенные им земли были богатыми. Константинопольский двор платил людям из их окружения, чтобы те шпионили за князьями и доносили на них. По словам Матвея Эдесского, примерно в 1040 или 1041 году один из слуг Атома и его младшего брата Абусахла приехал в Константинополь и сообщил императору Михаилу IV, что князья «замысливают восстание, чтобы и создать императору всяческие препятствия и нанести вред». Император прислушался к словам доносчика и послал в Васпуракан начальника своей варяжской гвардии с 15 000 солдат, поручив им арестовать обоих князей и насильно привезти их в Константинополь.
В Севастии у братьев Арцруни жил старик-военачальник Шапух, в прошлом служивший командиром в армии их отца. Эта угроза привела его в ярость. Он предложил Атому и Абусахлу действительно поднять восстание и прогнать византийцев из Севастии. А чтобы доказать, что старость не лишила его сил, он «положил перед своими господами три железные кирасы, одну на другую, и раздробил их на осколки». Но для изгнанников восстание так далеко от их родины и к тому же в этом месте (эта часть Каппадокии была окружена византийскими гарнизонами) было безнадежным делом. Атом и Абусахл успокоили старого воина, поднесли богатые подарки начальнику варяжской гвардии и отправились на Босфор. Дальше Матвей рассказывает, что они, въезжая в Константинополь, пришли на могилу императора Василия II и, проливая слезы, положили на его надгробие указ, которым этот великий император в обмен на передачу Васпуракана гарантировал им возможность мирно владеть их новыми землями. Обращаясь к покойному, они сказали: «Это ты привел нас в страну римлян[469], и вот теперь наша жизнь в опасности. Рассуди нас с нашими обвинителями, отец наш!»
Узнав об этом, Михаил IV посчитал, что его министры на этот раз слишком поторопились, и велел казнить клеветника.
Патриарх Петрос Гетадарц в Константинополе и Васпуракане
Византийский двор, который был так жесток и груб с бывшими правителями Армении, вел себя не менее бесцеремонно с патриархом и его администрацией. Нам уже известно, что в 1045–1046 годах агенты императора Константина Мономаха заточили патриарха Петроса Гетадарца в крепость Хахтоярич, которая находилась к северо-западу от Эрзерума. В 1048 году Мономах, несомненно, понял, что армянские патриархи – это сила, которая может стать ему опорой при угрозе вторжения турок его землям в Армении и всей Малой Азии. Он вызвал Петроса к себе в Константинополь. Но тот по собственному опыту знал, что могут означать приглашения византийцев. Думая, что он может никогда не вернуться на Восток, патриарх перед отъездом назначил своим преемником своего племянника Хачика, будущего патриарха Хачика II. Подобные меры предосторожности он принял и в отношении мира – освященного ароматического масла, которое необходимо для армянского обряда посвящения в духовный сан: он велел спрятать священные сосуды с миром в реке Ахурян, возле ворот Ани.
Приняв эти меры предосторожности, Петрос отправился в Константинополь в сопровождении блестящей свиты, описание которой любезно оставил Матвей Эдесский: 300 благородных господ, состоявших у него на службе, 110 священнослужителей и 200 слуг. В числе этой свиты Матвеем упомянуты «выдающийся из всех вардапет Булхар, знаменитый канцлер Хачатур, несравненный литератор Тадеос, Матеос из монастыря Хахбат, Мехитар из Гнаира, философ Тиранун Капанеци, Вардан из монастыря Санахин» и т. д. Приезд этого блестящего отряда представителей армянской церкви наделал много шума в Константинополе. Народ всегда приходит в восторг от чего-то нового, и жители великой столицы толпой провожали патриарха до ворот собора Святой Софии. Там император Константин IX и византийский патриарх Михаил Керуларий подошли к Петросу Гетадарцу и отвели его в предназначенный ему дворец. На следующее утро Петрос побывал у императора с визитом во Влахернах. Армянскому патриарху пришлось прожить в Константинополе четыре года. По словам Матвея Эдесского, ему в это время «оказывали величайшее почтение, и каждый день он получал все больше уважения и новые почести. Когда он шел к императору, перед ним несли патриарший крест, и владыка империи, увидев его, сразу же простирался на земле у его ног. Когда эти четыре года истекли, император и константинопольский патриарх поднесли ему богатые подарки, одежды из парчи, много золота и серебра. Мономах также присвоил различные знаки отличия и почетные звания знатным господам, служившим у Петроса, а его племянника, господина Ананию, возвел в звание синкелла