15. Ксеркс пришел в ужас от призрака, вскочил с постели и послал гонца за Артабаном. Когда тот явился, Ксеркс сказал ему: «Артабан, тогда я сгоряча поступил неблагоразумно, за благой совет напал на тебя с бранью; но вскоре я переменил свое мнение и решил, что должен последовать твоему совету. Однако при всем желании не могу этого сделать. После того как я переменил решение и принял твое мнение, неоднократно мне являлся во сне призрак и решительно не одобрял этого образа действий. Последний раз он удалился с угрозами. Если призрак этот посылается божеством и если божеству угоден поход на Элладу, то тот же самый призрак с такими же внушениями должен явиться и тебе. Я полагаю, это может случиться тогда, когда ты наденешь на себя всю мою одежду, в таком виде сядешь на мой престол и потом уснешь на моей постели». Вот что Ксеркс сказал Артабану.
16. Артабан не сразу повиновался царскому приказанию, так как садиться на престол считал для себя непозволительным; он исполнил приказание лишь по настоянию царя и при этом сказал следующее: «По-моему, царь, одинаково важно: быть благоразумным и следовать благим советам другого. Хотя в тебе есть то и другое, но общение с дурными людьми вводит тебя в заблуждение: подобно этому море для людей полезнее всего другого; но, как говорят, порывы ветров препятствуют ему проявлять природные свойства. Меня огорчили не столько твои обидные речи, сколько то обстоятельство, что из двух высказанных перед персами решений ты предпочел худшее как для тебя самого, так и для персов. Одно мнение способно усиливать высокомерие, а другое смирять его, предостерегать наши души от постоянного недовольства настоящим и постоянного искания большего. Но ты говоришь, что теперь, после обращения к более здравому решению, когда ты отменил уже поход на Элладу, тебя посещает сновидение, воспрещающее распустить войско. Но это, дитя мое, не дело богов. Я гораздо старше тебя и могу объяснить природу витающих среди людей сновидений. Обыкновенно в виде призраков во сне встают перед нами заботы дня, а в последние дни мы заняты были больше всего этим военным походом. Если же свойство сновидений не таково, как я определяю, и им присуще нечто божественное, то относительно этого тобой сказано все: пускай призрак предстанет предо мною и повелит мне то же, что и тебе. Призрак должен явиться мне в любом случае, буду ли я в твоем одеянии или в моем, буду ли я спать в твоей постели или в своей, если только он вообще пожелает явиться ко мне. Ведь призрак, являвшийся тебе во сне, что бы такое он ни был, не до такой же степени наивен, чтобы, глядя на меня, признать меня за тебя из-за твоего одеяния. Впрочем, быть может, призрак не обратит на меня никакого внимания и не удостоит явиться ко мне вообще, буду ли я в моем одеянии или в твоем, но будет все-таки являться тебе; нужно будет и это испытать. Действительно, если призрак не перестанет являться, то и я признаю его делом божества. Если тебе так угодно и решение твое неизменно, если я должен уснуть в твоей постели, пускай так: я исполню твое требование, лишь бы призрак явился и мне». Артабан на этом остановился.
17. В надежде доказать полную неосновательность догадок Ксеркса, Артабан поступил по его совету. Он оделся в платье Ксеркса, сел на царский престол и потом заснул; ему явился во сне тот самый призрак, что и Ксерксу, и, став у его изголовья, проговорил: «Ты ли это отговариваешь Ксеркса, как бы из заботливости о нем, от военного похода на Элладу? Ни в будущем, ни в настоящем не останешься не наказанным за то, что отвращаешь определение рока, а что в случае неповиновения неизбежно претерпит Ксеркс, это объявлено ему самому».
18. С такими угрозами представился призрак Артабану, причем намеревался выжечь ему глаза раскаленным железом. Артабан с громким криком вскочил с постели, потом сел подле Ксеркса, рассказал ему все сновидение и затем прибавил: «Царь, я, как человек часто видевший уничижение сильных слабыми, хотел было удержать тебя от увлечений молодости; я знал, как пагубна страсть к большим приобретениям, потому что мне памятен конец похода Кира на массагетов, памятен и поход Камбиса на эфиопов, наконец, я участвовал в походе Дария на скифов. Все это я знал и потому был убежден, что все люди будут считать тебя счастливейшим человеком, если ты останешься в покое. Но так как здесь есть божеское внушение и эллины, как кажется, богами обречены на гибель, то и я сам оставляю прежнее мнение и принимаю другое, а ты объяви персам то, что возвещено тебе божеством, прикажи им готовиться к походу согласно первоначальному твоему распоряжению и вообще позаботься о том, чтобы с твоей стороны ни в чем не было недостатка для совершения похода, допущенного божеством». Так он говорил. Призрак воодушевил обоих, и с рассветом Ксеркс немедленно передал все персам, а Артабан, который прежде один открыто отговаривал от предприятия, теперь так же открыто старался споспешествовать походу.
19. После того как Ксеркс решил выступать в поход, ему явился во сне призрак в третий раз. Маги истолковали сновидение в том смысле, что господство Ксеркса распространится на всю землю и на все народы. Самое сновидение состояло в следующем: Ксерксу снилось, что он увенчан оливковыми листьями, а ветви того же дерева покрывают всю землю; потом венчавший голову венок исчез. Так было истолковано магами сновидение. Все созванные царем персы возвратились немедленно каждый в свою область и с ревностью приводили в исполнение царское приказание, потому что каждый желал получить обещанные царем дары. Вообще Ксеркс производил набор войска таким образом, что не была пощажена ни одна часть азиатского материка.
К. Лорен. Троянки, поджигающие свои корабли. 1643 г.
20. Действительно, Ксеркс снаряжал войско и заготовлял все нужное для него в продолжение полных четырех лет после вторичного покорения Египта. Лишь на пятом году после этого он начал выступать в поход с громадным полчищем. Это было многочисленнейшее из всех известных нам войск, так что в сравнении с ним ничтожными оказываются войско Дария, ходившее на скифов, то скифское войско, которое в погоне за киммерийцами вторглось в Мидийскую землю, покорило и заняло почти всю Переднюю Азию – за это-то впоследствии и хотел Дарий наказать скифов, – далее, известное по рассказам войско Атридов, ходившее на Трою, наконец, войско мисийцев и тевкров еще перед Троянской войной, то самое, которое переправилось в Европу через Боспор, покорило всех фракийцев, спустилось до Ионийского моря, а на юге дошло до реки Пеней.
21. Все эти и другие, каковые были военные походы, не могут быть сравниваемы с этим одним. Ведь где тот азиатский народ, который не был бы выведен в поход Ксерксом? Где та река, за исключением больших рек, воды́ в которой достало бы для войска Ксерксова? Одни народы поставляли корабли, другие образовали из себя пехоту, третьи обязаны были доставить конницу, четвертые, кроме воинов, должны были доставить суда для перевозки лошадей, пятые – длинные корабли для сооружения мостов, шестые – продовольствие и корабли.
22. Так как в первый раз при объезде Афона корабли потерпели крушение, то прежде всего персы в продолжение трех лет занимались рытьем Афонского перешейка. Триремы стояли на якоре подле Элеунта, что на Херсонесе; оттуда отправились воины различных народностей к Афону и там под ударами бича копали ров, на их место явились другие; перекапывали гору и жители Афона. Работами этими руководили персы: Бубар, сын Мегабаза, и Артахей, сын Артея. Афон – высокая и замечательная гора, заселенная, спускающаяся к морю. В том месте, где гора обрывается к материку, она представляет подобие полуострова, причем перешеек имеет около двенадцати стадиев. Это – равнина с небольшими холмами, простирающаяся от моря у Аканфа до противоположного моря у Тороны. На том перешейке, которым кончается Афон, лежит эллинский город Сана. По ту сторону Саны, но по эту сторону горы, находятся другие города, которые по замыслам персидского царя должны были превратиться в островные города из материковых. Это – Дион, Олофикс, Акрофоон, Фисс и Клеоны. Таковы города на Афоне.
23. Перекапывание горы варвары производили следующим образом: пространство по прямой линии, проведенной подле города Сана, разделено было варварами на части по народностям; потом вырыт был глубокий ров. Одни, помещавшиеся ниже всех, копали землю, другие передавали непрерывно вынимаемую землю другим рабочим, стоявшим выше на уступах стен, а эти принятую землю передавали третьим, пока таким образом не доходили до самых верхних рабочих; эти последние относили и выбрасывали землю. Края канавы обрушивались, и потому все народности, кроме финикиян, несли двойной труд; это было неизбежно, потому что верхнюю и нижнюю части канавы они делали одинакового объема; напротив, финикияне обнаружили сообразительность и здесь, как и во всех других работах. Ту часть канавы, которая досталась на их долю, финикияне копали так, что верхнее отверстие канавы сделали вдвое шире против назначенного объема, а по мере углубления суживали канаву, и когда дошли до дна, то ширина ее была такая же, как и у прочих рабочих. На лугу, прилегавшем к этому месту, финикияне устроили рынок и сбыт товаров; молотое зерно доставлялось им из Азии в изобилии.
24. По моим соображениям, Ксеркс велел перекапывать гору из высокомерия, из желания выставить на вид свое могущество и оставить по себе памятник. Хотя можно было бы без малейшего труда перетащить корабли через перешеек, однако он велел выкопать до уровня моря такой ширины канал, чтобы по нему могли плыть две триремы рядом под ударами весел. Тем же самым народам, которые копали канал, приказано было положить мост на реке Стримон. Вот что делал Ксеркс.
25. Тем временем он велел финикиянам и египтянам заготовлять для мостов корабельные снасти из папируса и «белого льна» и сделать склады съестных припасов для войска, чтобы ни воины, ни скот не терпели голода во время похода на Элладу. Он приказал делать склады лишь по исследовании местностей, для того чтобы поместить их в наиболее соответствующих пунктах, причем различные народы со всех концов Азии должны были доставлять съестные припасы в разные места на ластовых судах и плотах. Так, обязаны были одни доставлять хлеб к Белому мысу во Фракии, другие – в Тиродизу у Перинфа, третьи – в Дориск, четвертые – в Эион на Стримоне, пятые – в Македонию.