6. Афиняне перешли на Саламин при следующих обстоятельствах. В ожидании прибытия войска из Пелопоннеса афиняне оставались в Аттике. Но так как пелопоннесцы все откладывали помощь и ничего не делали, а между тем неприятель находился уже, как говорили, в Беотии, тогда только афиняне перевезли все свое достояние и сами переправились на Саламин. В то же время они отправили в Лакедемон послов, которые должны были, во-первых, укорить лакедемонян за то, что они без внимания оставили вторжение варвара в Аттику и не выступили вместе с ними навстречу ему в Беотию. Во-вторых, послы должны были напомнить им о щедрых обещаниях, данных афинянам персом, если бы только афиняне перешли на его сторону. Наконец, объявить лакедемонянам, что афиняне, если они не помогут им, и сами изыщут какой-либо выход из трудного положения.
7. Действительно, в это самое время лакедемоняне совершали празднество Гиакинфий и были больше всего озабочены чествованием божества; вместе с тем стена, которую они возводили на Истме, уже снабжалась зубцами. По прибытии в Лакедемон афинские послы, взявшие с собой послов от мегарцев и платейцев, явились к эфорам и произнесли следующую речь: «Нас прислали афиняне сказать вам, что царь мидян, во-первых, возвращает нам нашу землю, во-вторых, желает заключить с нами союз на условии полного равенства, согласен дать нам и другую область, какую бы мы ни выбрали сами. Однако, благоговея перед эллинским Зевсом и не решаясь быть изменниками Эллады, мы не приняли этих условий и отвергли их; между тем эллины обижают нас и изменяют нам, и мы сознаем, что быть в союзе с персом было бы выгоднее для нас, нежели воевать с ним. Да мы и не вступим в союз с ним по доброй воле, и поведение наше относительно эллинов вполне чистосердечно. Вы же тогда находились в сильнейшей тревоге, как бы мы не заключили союза с персом. А потом, когда достоверно узнали наш образ мыслей (именно, что мы ни за что не изменим Элладе) и когда воздвигнутая вами поперек Истма стена почти готова, тогда вы не обращаете никакого внимания на афинян. Невзирая на то что условились с нами встретить персов в Беотии, изменили нам и допустили вторжение варвара в Аттику. Итак, в настоящее время афиняне гневаются на вас, потому что вы поступили ненадлежаще. Поэтому афиняне требуют, чтобы вы со всей поспешностью отправили войско вместе с ними, дабы у нас была возможность оказать варвару сопротивление в Аттике. После того, как мы своевременно не заняли Беотии, наиболее удобное место для сражения находится в нашей области на Фриасийской равнине».
«Черепаха» – построение войск при штурме крепости
8. Выслушав это, эфоры стали откладывать ответ до следующего дня, а на следующий день опять до другого. Это делали они целых десять дней, откладывая со дня на день. Тем временем все пелопоннесцы с большим усердием занимались укреплением Истма стеной; наконец стена была готова. Я не могу назвать никакой другой причины, почему во время появления в Афинах македонянина Александра лакедемоняне так ревностно старались воспрепятствовать переходу афинян на сторону мидян, а теперь не обращали на это никакого внимания, – кроме той, что к этому времени Истм был у них уже укреплен стеной, и они полагали, что в Афинах более не нуждаются. Напротив, когда Александр прибыл в Аттику, стена не была еще сооружена, лакедемоняне работали над нею и пребывали в большом страхе перед персами.
9. Наконец ответ был дан, и спартанцы выступили в поход при следующих обстоятельствах. Накануне последнего появления послов перед эфорами некий гражданин Тегеи Хилай, из всех иноземцев в Лакедемоне наиболее влиятельный, узнал от эфоров все, о чем говорили с ними афиняне, и затем сказал им так: «Дело обстоит вот как, эфоры: если бы афиняне не были в дружбе с нами, а состояли в союзе с варваром, то для перса открыты были бы широкие ворота в Пелопоннес, хотя бы поперек Истма и поставлена была мощная стена. Итак, послушайте послов прежде, чем афиняне примут какое-либо другое решение, пагубное для Эллады». Таков был совет его.
10. Эфоры вняли этому совету и, ничего не говоря явившимся к ним послам от различных городов, немедленно, ночью же отправили пять тысяч спартанцев, причем к каждому из них назначили по семь илотов. Идти во главе войска поручено было Павсанию, сыну Клеомброта. Командование принадлежало, собственно, сыну Леонида, Плистарху; но он был еще ребенком, а Павсаний его опекуном и двоюродным братом (ведь Клеомброта, отца Павсания, сына Анаксандрида, не было уже в живых). Клеомброт скончался немного времени спустя после того, как возвратился от Истма с войском, сооружавшим там стену, а возвратился он оттуда потому, что во время совершения им жертвы против персов солнце на небе затмилось. Павсаний взял с собой Дориеева сына Еврианакта, происходившего из того же самого дома.
11. Спартанцы с Павсанием во главе вышли за пределы Спарты, а с наступлением дня послы, ничего не зная о выходе войска, явились к эфорам, решив, что каждый из них возвратится к себе на родину. Явившись к эфорам, они сказали: «Вы, лакедемоняне, остаетесь здесь, совершаете праздник Гиакинфий и устраиваете забавы, изменяя вашим союзникам. Поэтому афиняне, обижаемые вами, лишенные союзников, заключат с персом мир, как смогут, а по заключении с ним мира мы пойдем войной на ту страну, на какую они поведут нас, так как мы становимся, разумеется, союзниками царя, и вы потом узнаете, чем это кончится для вас». В ответ на речь послов эфоры клятвенно уверяли, что спартанцы в пути против иноземцев находятся уже, как кажется, подле святилища Ореста (иноземцами они называли варваров). Послы не поняли и спрашивали о смысле слов их, а когда узнали все случившееся, изумились и со всей поспешностью отправились вслед за войском; вместе с ними выступили отборные тяжеловооруженные воины в числе пяти тысяч человек из периэков, окрестных жителей Лакедемона.
12. Спартанцы поспешили к Истму, а аргивяне при известии о том, что они с Павсанием во главе вышли из Спарты, тотчас отыскали самого лучшего скорохода и послали его глашатаем в Аттику: раньше они по доброй воле дали обещание Мардонию воспрепятствовать выходу спартанцев. По прибытии в Афины глашатай сказал следующее: «Мардоний, послали меня аргивяне объявить тебе, что из Лакедемона выступило юное войско и что аргивяне были не в силах помешать выступлению его. Поэтому хорошо обдумай свое положение».
13. Глашатай сказал это и удалился, а Мардоний после такого известия вовсе не имел охоты оставаться дольше в Аттике. До получения известия он все еще держался здесь, потому что желал знать, как будут действовать афиняне, не опустошал Аттики и не причинял ей никакого вреда; все время он надеялся, что они согласятся на его условия. Но когда склонить к тому афинян не удалось и когда он узнал все положение дел, тогда решил удалиться прежде, чем спартанцы с Павсанием дойдут до Истма; при этом он сжег Афины, разрушил и сровнял с землей все, что еще уцелело от стен, частных жилищ или храмов. Мардоний ушел из Аттики по той причине, что земля ее была неудобна для конницы, и потому еще, что в случае поражения отступление возможно было бы только через такое ущелье, что даже небольшое число людей могло задержать их в проходе. Итак, Мардоний решил возвратиться к Фивам и дать битву подле города дружественного и в местности удобной для конницы.
14. Мардоний вышел из Аттики и, когда находился уже в дороге, получил известие, что в Мегары пришел другой отряд, передовой, а именно тысяча лакедемонян. При этом известии он возымел желание захватить прежде всего этих воинов и обдумывал, как бы это сделать; потом повернул свое войско назад и пошел к Мегарам. Конница пошла впереди и уже вторглась в Мегариду. Это – наиболее далекая местность Европы на западе, до какой доходило персидское войско.
15. После этого к Мардонию пришло известие, что эллины собрались на Истме. На обратном пути он проходил через Декелею, ибо беотархи призвали ближайших к Асопу жителей, которые и проводили варваров до Сфендалы, а оттуда до Танагры. В Танагре Мардоний переночевал и на следующий день направился в Скол, что в земле фиванцев. Там, невзирая на расположение фиванцев к мидянам, он велел вырубать деревья не из вражды к населению, но вынуждаемый крайней необходимостью соорудить ограду для своей стоянки; тем самым он заготовлял для себя убежище на тот случай, если бы сражение имело неблагоприятный исход. Стоянка его тянулась вдоль реки Асоп, начиная от владений эрифрейцев, мимо Гисий, вплоть до Платейской области. Однако ограда не имела такого протяжения; каждая сторона ее тянулась приблизительно стадиев на десять.
16. Пока варвары заняты были этой работой, фиванец, сын Фринона Аттагин приготовил великолепный пир и пригласил на него Мардония с пятьюдесятью знатнейшими персами; приглашенные явились на пир. Угощение происходило в Фивах. От орхоменского гражданина Ферсандра, одного из уважаемых людей города, я слышал нижеследующее. На пир, рассказывал Ферсандр, Аттагин пригласил его и пятьдесят фиванских граждан; при этом фиванцы и персы возлежали за столом не отдельно одни от других, но так, что на каждом ложе помещалось по одному персу и по одному фиванцу. Когда обед кончился и гости стали пить, перс обратился на эллинском языке к возлежавшему на одном ложе с ним Ферсандру и спросил, откуда он; тот отвечал, что из Орхомена. Тогда перс продолжал: «Так как теперь ты вместе со мною ел и пил, то мне хочется оставить тебе что-либо на память о моем расположении, дабы ты был предупрежден заранее и мог бы принять полезное решение касательно твоих дел. Видишь ли ты пирующих здесь персов и то остальное войско, которое мы оставили на стоянке на берегу реки? Пройдет немного времени, и ты увидишь, что из всех этих воинов уцелеют лишь немногие». Перс говорил это и горько плакал. Тогда Ферсандр, изумленный его речью, заметил: «Не следует ли сказать это Мардонию и другим персам, которые по значению следуют за ним?» «Друг мой, – отвечал перс, – что по определению божества должно случиться, того человек не в силах отвратить, ибо обыкновенно люди даже не следуют благим советам. Хотя из нас, персов,